Повесть сказка для взрослых.
Посвящаю моим друзьям Евгению и Оксане Андреевым.
Глава первая.
Яркий луч света ослепил, как только я хотел наклониться и поднять… но что?.. Я хорошо помнил, что хотел что-то поднять… что-то прекрасное, но что?.. не мог вспомнить. Вероятно на время, пусть на доли секунды, я потерял сознание. Но в следующее мгновение уже полностью осознавал реальность окружающего мира. Только никак не мог вспомнить что-то очень важное, что мне захотелось плакать.
Откуда появился этот луч? Скорее даже не луч, а ком света, да такой плотный, что всеми клетками своего тела ощущал не просто ослепление от яркого луча, но будто тонны чего-то упали на меня и не раздавили, как это бы сделал камень, а проникли в тело, в каждый орган, в каждую клеточку, прожигая по пути все ткани.
… И боль!.. невыносимая боль. В глазах темно, хоть и понимал, что день и ярко светит солнце. Всё тело дрожало, будто через него пропустили электрический ток. Стоять на ногах не было сил, и я упал на колени. Впереди, в темноте стал проявляться свет, где-то очень далеко, но чувствовалось, что свет приближается. И вот в этом свете стал появляться объективный мир. Сначала я увидел вдалеке лес. Удивительно… в полукилометре видел чётко лес, в деталях мог описать каждое дерево, каждую ветку на этом дереве, каждый листик, а вот то, что ближе тонуло в мареве расплывчатости.
Выходило всё наоборот – то, что близко, то далеко, а что далеко, то близко. Тем не менее, свет приближался, и следом обнажался мир всё ближе. И тогда рассудком начал понимать, что непроизвольно сфокусировал зрение на горизонте, там, где появился этот луч. Теперь же потихоньку начал приближать фокус зрения к нормальному виденью.
Но! Что это? Не доходя метров двадцать до меня, свет остановился, точнее не свет… а день. Из прозрачности дня стал собираться образ. И этот образ был прекрасен. Это была молодая, прекрасная женщина в платье самого рассвета, на котором живыми бриллиантами сверкали капельками росы, которые таяли на глазах и тоненькими струйками стекали вниз, создавая дивный узор, через который просачивалась живая, манящая, изумительная нагота женского тела. Одна струйка прошла по тугой груди и остановилась возле соска, словно подумав чуть, уже двумя струйками устремилась вниз, оставив чёткое очертание соска.
«Ах! Какая красота!.. Вернуть бы годиков двадцать» – подумал я, но тут же отбросил эту мысль. Ведь тогда, скорее всего в сердце бы появилось желание, а это похоть. Зато сейчас, уже в зрелом возрасте, можно просто наслаждаться красотой самой феи рассвета. Хотя… поймал себя на мысли, что совсем не чувствую себя зрелым. Скорее наоборот, чувствовал себя грудным младенцем, а эту дивную женщину своей очаровательной мамой. Более того, казалось, что я её знаю, и знал всю свою жизнь.
Вспомнил! Я её знаю. Это та дивная фея из моего далёкого детства. Тогда я, будучи маленьким четырёхлетним ребёнком, увидел сознательно её первый раз. Она появилась тогда, когда я бежал по цветущей поляне. Целая поляна цветущих ромашек. Ромашки доставали мне до груди, некоторые были даже выше. И… я видел её, только не в этом платье. Тогда она была одета в платье заката, которое отливало оранжевым светом, на фоне синего, даже не синего – фиолетового неба. И она с надеждой в глазах, смотрела на меня, будто звала к себе, понимая, что я не пойду.
Но!.. Я пошёл, даже не пошёл, а побежал. Ромашки и трава заплетали мне ноги, но это не останавливало. Собрав все силы и смеясь от какой-то дикой радости, я бежал, бежал, бежал. Тогда что-то грубо остановило… но что? Ах да!.. Вспомнил!.. кто-то схватил за руку и привлёк к себе. Ах!.. это ж мама! Она с испугом смотрела на меня, крепко держа за маленькие плечи. Я вырывался, плакал, просил, но безрезультатно. Тогда я укусил маму за руку, и она, вскрикнув, отпустила.
Быстро повернувшись, я хотел снова бежать к той прекрасной тёте из воздуха, но… её не было, нигде не было. Только день, солнце и много-много ромашек. И я заплакал. Потерялась, как мне тогда казалось, сама сказка, которая была для меня гораздо большей реальностью, чем весь окружающий мир. Конечно, сейчас я прекрасно понимал, что мама не при чём, ведь она то её не видела. Это была моя сказка, а не её.
Но я помнил, помнил эту сказку всю свою жизнь, и она, как мне казалось, помогала мне всегда, потому как с уходом дивной феи заката, уходила реальная нереальность, а на смену ей шла очевидность, которая пугала. Казалось, в своей реальности я всё знал, всё понимал. Там было всё дружелюбное, любящее, понятное, в то время, как очевидность была груба, плотна и жестока. Она постоянно почему-то причиняла боль.
Пока в памяти прошли эти воспоминания, женщина проявилась полностью. Она подошла, как подплыла, так близко, что можно дотянуться до неё рукой. Но она протянула свои милые руки первой:
– Ты почему меня встречаешь на коленях? Вообще-то я другое представляла.
– Что другое?..
– Что заключишь меня в объятия свои.
Я недоуменно посмотрел, не помышляя ничего.
– Ты кто?
– Твоя супруга.
Сердце моё остановилось вдруг, и я почувствовал всю комичность ситуации. Стою придурком старым на коленях перед красивой, молодой, прекрасной женщиной.
– Почему придурком старым? Может молодым? – промолвила, как окатила водичкой родниковой.
– Ты что, читаешь мысли?
– А разве мысли выражаются словами?
– А как?
– Мысли одеваются словами, а выражаются образами чувств.
– А- а-а!.. – опять глупо произнёс.
Но что-то и во мне меняться стало, я почувствовал упругость тела своего, эластичность, свойственную молодому телу. Непроизвольно стал осматривать себя. Интересно, я вовсе был не старым и даже не зрелым, а вполне нормальным молодым мужчиной.
Посмотрел на женщину. Она лукаво улыбалась. Подумал, что это сон.
– Нет!.. Это не сон… Это твоя реальность… и моя. Мы её уж много тысяч лет из наших жизней создаём.
– Зачем?
Женщина аж замерла от моего вопроса.
– Как зачем? Это ж наш дом.
– А-а-а! – опять глупо произнёс, не понимая ничего. Оглянулся, пытаясь дом увидеть, но не увидел – увидел метрах в тридцати ручей. Он весело журчал. Вот тут-то понял, что всё вокруг другое, не то, что было раньше. Скорее всё кругом было из моей мечты, точнее – нашей мечты – моей и моей супруги на земле.
– Выходит, я для тебя не значу ничего? Ты любишь не меня, а лишь мою одежду…
– Одежда – это что?
– Это Лира – твоя жена, вернее жена того тебя, где человеком ты рождён.
– А ты не человек?
– Я Лира – человек! А ты Олег. А здесь пока не человек… и человек, быть может.
Я посмотрел на женщину вдруг не глазами зрелого мужчины, а взором юности самой.
– Как звать тебя… не человек и человек, быть может?.. – ко мне веселье, юмор тонкий возвращался.
– А забыл?
– Забыл… – но я всё вспомнил. Звали её Заря.
– Заря меня зовут.
– А-а-а! А я Закат?
– Нет! Ты свет зари.
– Твой свет?
– Да.
И тут я вспомнил, что на коленях всё ещё стою. Даже смутился чуть, понял, что я в другой реальности совсем. Быстро встал, взял её за руки нежные, и грубо, как мне показалось, привлёк её к себе и заключил в объятия.
– Зорюшка любимая моя!.. Почему же раньше так чётко всё не проявлялось? Всё было, как во сне.
– Ты к Олегу сильно прикипел, бывало, уходил в него почти совсем.
– А ты что делала?
– Я плакала.
Это удивило меня даже, я всё ещё не проявился полностью, точнее, всё ещё больше был Олегом, что на земле.
– А что плакала то? С Лирой слиться что ли не могла?
– Не всегда она меня пускала, ей часто очевидность застилала сердце пеленой обмана.
Вспомнил я и то, что Лира плакала всегда, когда я говорил об этом. Мне хотелось очень, чтобы Заря и Лира были всегда вместе и везде – не только в грёзах, но и в очевидности земной. Часто мираж земных проблем ей не давал Зарю в себя пускать. Вот та и плакала – не Лира, а Заря. Но!.. зато когда Заря вдруг набирала силу в Лире, та становилась, как ребёнок дивный – весёлой, озорной чуть-чуть и нежной, нежной, как сама Заря. И в ней кипела радость и любовь сама. А я тоже хорош, вместо того, чтобы помочь, пытался волей заставить её быть не Лирой, а Зарёй. И у меня, как у Олега, это получалось грубо.
– А чё ты слушала её?
– Нельзя, насилие богопротивно.
– Ничё, я не сильно церемонился с Олегом.
– Вот-вот, то он и попадал всегда куда-нибудь – то пить начинал, то гулять, как кот весной, то что-нибудь ещё…
– Что-нибудь!.. – передразнил, – зато сейчас хорош, дом себе построил, не пьёт и… г-м… не гуляет, как кот весной, пишет книги, в саду копается с любовью в сердце. Вон цветы кругом цветут с весны до самой поздней осени.
– До поздней осени-и… – теперь она меня передразнила. – Что бы делал ты без Лиры и без детей, которых…много…
Я вдруг понял, что мы спорить начинаем, а так и до чего-нибудь дойти недолго. Не верилось, конечно, что в этом мире это возможно, но спросил:
– В этом мире всё стерильно?
Засмеялась Зорюшка.
– Ты действительно не помнишь?
– Нет, не всё, Олег своим рассудком память застилает чуть.
– А разве ты можешь строить идеальный мир?
– Вообще-то я стремлюсь. Только ведь жить в раю мне скучновато что-то. Или может я придумал всё себе?
– Нет, не придумал. Здесь у нас есть всё – богатство, изобилия, романтика, любовь и радость, но и страдаем иногда, и даже плачем…
– Это ты плачешь, вместо того, чтобы смеяться. Даже не знаю, от чего больше – от радости или от огорчения.
Заря хотела отстраниться от меня, обидевшись на грубые слова, но… передумала. Я же стал чувствовать, что что-то делаю не так. Обнял её, прижал, а далее… стоим, как клён с берёзкой, хоть и на берегу одном.
– А дом у нас здесь есть?
Засмеялась Зорюшка, как колокольчик зазвенел в мелодии природы.
– Рассветик, мой любимый! Ты что, действительно забыл? Ведь здесь сначала строим всё и создаём, а лишь потом всё опускается на землю в мир проявленный, и как осадок, а не как реальность. Там грубость материалов не даёт, как здесь.
– Тогда веди, что-то проголодался я. – действительно почувствовал чуть голод.
Засмеялась Зорюшка опять.
------------------------------------
Я еле-еле поспевал за ней. Заря легко бежала... будто плыла.
- Мы куда идём?.. что-то дома я не вижу.
- К ручейку сначала, там глаза промоешь, сразу дом увидишь.