Часть 1
Михал Степаныч Бабенко не часто приходил стричься. Раз в два или три месяца — когда совсем обрастал. Лёне нравилось с ним разговаривать, потому что можно было молчать. Степаныч рассказывал новости, перебивая сам себя и перескакивая с пятого на десятое. Но было интересно. Пожилой походник вёл кружок для подростков в местном Доме Культуры и всё время агитировал Лёню присоединиться. Но тот давно вышел из подросткового возраста и выходные предпочитал проводить иначе. Например, в постели с парнем. Правда, у него не было парня, поэтому по субботам он ходил в гости к маме и иногда в кино, если показывали фантастику.
В этот раз Степаныч зашёл издалека:
— Лёнь, а я вот смотрю на тебя и думаю, ты кто по национальности?
Лёня прекратил щёлкать ножницами и кинул взгляд в зеркало. Да, лицо с высокими скулами и глаза чуть раскосые. Но не так уж сильно, мало кто обращает внимание.
— Ты же лоп, да?
— Мама русская. Голову ровнее, вот так.
— А отец? — Степаныч откровенно разглядывал его.
— А я не знаю, кто он.
— Моя супруга — лопка. Красивая была в молодости. Волосы как у тебя — длинные, и глаза такие чёрные, смотреть было страшно. Потом привык. Она и сейчас красивая, правда, волосы приходится красить… А-а! Она же к тебе ходит краситься! Как ты считаешь, красивая моя Оля?
— Красивая.
— Во-от, мужчины до сих пор на неё засматриваются. Да я же не об этом! — перебил себя Степаныч. — Мы в субботу на Запретное озеро пойдём, младшую дочку с собой возьмём. Оля хочет на саройда посмотреть. Ты знаешь, что там на скале саройд…
— Мифический охотник? Что, реально на скале? Головой не дергайте, пожалуйста.
— Ну, не живой, конечно. Он нарисован. Или не нарисован — никто не знает, как это сделано. Я читал, что изображение могло появиться от ядерного взрыва. Остался отпечаток на гладкой скале. Зимой и летом плохо видно, а осенью мох на нём становится красным… И даже учёные не понимают, как появилась эта наскальная живопись. Она же метров пятьдесят в высоту… Вообще, на Запретном озере много загадок. Бывает, люди пропадают.
— А как вы пойдёте? Говорят, до озера трудно добраться, — Лёня побрызгал водой на виски Степаныча и продолжил тщательно стричь седые пряди.
— А-а! Я договорился с одним знакомым из Красного Ущелья, он нас на моторке добросит по реке до южного рукава, а через сутки заберёт обратно. Зимой-то проще, можно по зимнику добраться, но смысла нет: не видно ничего. Я к чему? Пойдём с нами! Чем ты занимаешься по выходным? В интернете сидишь? Пойдём, Запретное озеро — священное для лопов, каждый хоть раз в жизни должен саройду поклониться. Оля говорит, это очень важный ритуал…
Лёня толстой кистью обмахивал постриженную голову.
— Ой, да я не люблю все эти походы. Да и не лоп я, наверное.
— А кто? Русский?
Может, и не русский. Может, кореец?
— А ночевать где? У костра?
— Зачем? Там изба есть, стоит прямо напротив скалы. Нормально переночуем, не бойся. Что ж ты такой квёлый, парикмахер? Пойдём, разомнёмся, там всего-то пятнадцать километров пешком идти. Саройда увидишь, потом всю жизнь вспоминать будешь.
— Михал Степаныч, я подумаю, ладно? Я вам позвоню, если решусь.
***
В пятницу он решился. Конечно, погуглил сначала этого саройда. Какое-то древнее лопское божество. Выглядит как здоровый косматый мужик со светящимися глазами, обладает нечеловеческой силой. Если проявить уважение и сделать подношение, — например, сладости какие-нибудь, — пошлёт удачу, если обидеть — может крупно нагадить. Лёне очень нужна была удача. Он позвонил Степанычу и попросился в поход.
Встать пришлось в пять утра, но хорошо, что в машине Степаныча можно было подремать. С Ольгой Бабенко Лёня был давно знаком, а младшую их дочку Леночку видел впервые. Она буркнула: «Привет», всунула в уши наушники и отрубилась. У Леночки такие же крутые скулы и влажные чёрные глаза, как у него. Лопка. Лёня вздохнул. Он несколько раз приставал к матери с расспросами про отца, но она ни разу не ответила прямо. Говорила только, что он был хорошим человеком. Лёне этого было мало, но ничего не поделаешь. Мать — кремень. Финдиректор крупного горно-обогатительного комбината. Умеет держать язык за зубами не хуже, чем Лёня ножницы в руках.
В Красное Ущелье приехали в полдень. Зевая и ёжась от сентябрьской прохлады, Лёня погрузился в катерок. Он бы ещё по-утреннему нежился в постели, если бы остался дома. А сейчас подпрыгивал, больно ударяясь задом о деревянную скамейку. Ветер разогнал жёсткую короткую волну и катер летел по ней, как по стиральной доске. Ольга и Леночка вцепились руками в борта, один лишь Степаныч хохотал, подставляя лицо ветру и что-то рассказывая мужику, ведущему катер. Выгрузились на берег и только тогда Лёня узнал, что до скалы с саройдом нужно пройти через перевал: это был самый короткий путь. Подкрепились кофе из термоса, закусили бутербродами и начали подниматься в гору.
Погода стояла чудесная. Осеннее солнце ласково грело спину, а почва пружинила под ногами. Степаныч шёл впереди, за ним споро двигалась Леночка, а Лёня с Ольгой замыкали процессию.
— Михал Степаныч сказал, это вы захотели посмотреть на саройда. Что в нём такого?
— Ты не знаешь эту легенду? Бабушка не рассказывала?
— Моя единственная бабушка в Вологде живёт и не знает ни о каких саройдах, — сообщил Лёня, — Расскажете мне историю про охотника?
— Расскажу. Это не простой охотник, он не на куропатку охотился.
— На волка?
— Нет.
— На медведя?
— На человека.
— Как?!
— Вот так. Ловил и ел людей. Не тело человеческое, а самое вкусное — душу. Жил тысячу лет на берегу Запретного озера, пока однажды не поймал красивую девушку, которая собирала ягоды в лесу. И так был поражён девичьей красотой и чистотой, что пожалел её и отпустил в деревню. А сам начал скучать по ней. Так страшно скучал, что однажды раскинул руки и попросил Верхнего забрать его к себе. Верхний исполнил просьбу, а от саройда остался только отпечаток на скале. А та девушка вернулась в деревню и перестала есть и спать — всё думала о косматом духе, который был необыкновенно добр к ней. И однажды ночью не выдержала и побежала на берег озера, да только не было там саройда. Один отпечаток от него остался.
Тяжело дыша, Лёня остановился и спросил:
— И что она сделала?
— Говорят, утопилась.
— Прямо лопские Ромео и Джульетта.
— С тех пор остальные охотники-саройды людей не жалеют. Фигура на скале — напоминание о том, что нельзя влюбляться в человека.
После разговора Лёня задумчиво прошагал до самой вершины перевала. Ноги дрожали от усталости, плечи ломило от тяжести рюкзака, но он молча шёл за Леночкой и всё размышлял, могла ли быть счастливая концовка у этой трагической истории. По всему выходило, что нет. Существам из разных миров не суждено быть вместе. На вершине они остановились, разглядывая озеро внизу и скалу на противоположном берегу. Невероятно высокая и гладкая отвесная стена, а на ней — гигантская мужская фигура с раскинутыми руками. И большое ярко-красное сердце в груди. От красоты и нереальности у Лёни закололо в боку и засвистело в ушах. А, может, он просто устал.
— О, а в домике кто-то есть! Печь топится. Наверное, охотники решили заночевать. Отлично, пообщаемся! — Степаныч радостно потёр руки, — Ну что, полчаса на отдых и двигаемся вниз, скоро стемнеет, не хотелось бы ноги переломать.
***
К домику подошли в сумерках. Лёня спотыкался и загнанно дышал, переживая, что задерживает остальных. Но Степаныч поддерживал его и даже отобрал рюкзак. Из ветхого от старости дома вышел крупный мужчина в защитном костюме:
— Добрый вечер. Меня Кирилл зовут, — крепко пожал руки сначала Степанычу и Лёне, потом Ольге и Леночке. — Туристы? Я видел, как вы спускались.
— Ага, туристы, пришли на саройда посмотреть. Осенью у него сердце красное — красиво. Меня Михал Степаныч зовут, это моя супруга Оля и дочка Леночка. А это, — Степаныч хлопнул Лёню по плечу, — парикмахер Лёня. Он тоже саройда хочет…
— Посмотреть, — тихо уточнил Лёня и мужчина уставился на него странно-светлыми глазами. На его лоб падали нечёсаные волосы, видно, давно не стригся.
— Завтра посмотрите, сейчас темно уже. Располагайтесь, где нравится. Я пойду баню затоплю.
Лёня как привалился к рваному продавленному дивану, так и затих. Всё тело с непривычки гудело, хотя он считал себя выносливым. Просто в гору не часто забирался. Степаныч принёс ему кружку с каким-то самодельным напитком, заставил выпить. В желудке образовалась горячая зона, но сил прибавилось. Когда Бабенки ушли в баню, Лёня поднялся с дивана, ощущая себя отдохнувшим. Кирилл чистил картошку, сидя за столом.
— Помощь нужна? — спросил Лёня.
— Нет.
— А что Степаныч мне давал?
Кирилл кивнул на термос и Лёня налил себе ещё чашку. В этот раз напиток не обжёг, а мягко обволок внутренности и шибанул в голову.
— И чего он намешал туда? Вкус такой странный. Ягоды какие-то, фруктовая нота, привкус дыма…
— Обычный самогон с чагой.
Лёня посмотрел на охотника. Высокий и лохматый. Прямо как саройд. Волосы тёмные, 3N в палитре Голдвелл, а глаза светло-голубые. Лёня остро почувствовал свой небольшой рост, природную коренастость и плосколицесть. Долил в чашку тёплого напитка и молча потягивал, пока Степаныч не вернулся.
— Я там дров в каменку нафигачил, идите париться, а мы пока тут посидим. Ты что, чагу пьёшь? Она пьяная, — засмеялся Степаныч. Ольга и Леночка, раскрасневшиеся, обмотанные полотенцами, уселись за стол, — Идите, а мы сейчас мясо в печь поставим.
Лёня пошёл за Кириллом к старой бане у самой воды. Париться он не любил — не потел, как следует, не понимал удовольствия, но ему хотелось увидеть Кирилла голым. Разделись в предбаннике. Лёня поглядывал, подмечая и широкую волосатую грудь, и мускулистые ноги. Член размером значительно больше тех, что ему доводилось держать в руках.
— Ложись, я тебя попарю. — Кирилл в парилке потряс берёзовым веником, проверяя упругость.
— Нет, благодарю, меня не надо.
— Ложись, не бойся, — ухмыльнулся Кирилл.
И Лёня лёг на горячую полку. Кирилл плеснул на каменку воды и разогнал над спиной Лёни пар. Сначала легко прошёлся веником по ногам, потом спустился от плеч к пояснице. Прибавил жару и, не жалея, отстегал всего Лёню. Иногда бил плашмя, иногда с оттяжкой, иногда — коротко хлестал. Лёня стонал. Кожа горела.
— Переворачивайся на спину.
Кряхтя, Лёня перевернулся и в изнеможении раскинулся перед Кириллом.
— Прикройся, если не хочешь получить веником по нежным местам.
Лёня прикрыл обеими руками своё хозяйство, а Кирилл поддал пару и в жарком тумане обработал веником переднюю поверхность Лёни. Затем стащил его с полки и поволок к озеру. Лёня сопротивлялся и пытался сказать, что не любит окунаться после парилки в холодную воду, но Кирилл, не дослушав, столкнул его с мостков и прыгнул следом. Прохладные воды Запретного озера обняли их и обожгли. Лёня заорал. А потом вдруг вспомнил, что где-то здесь утопилась лопская девица и заорал ещё громче. Кирилл подхватил его под локоть:
— Ты чего?
Было приятно и даже романтично. Сильные руки и яркая луна. На противоположном берегу угадывалась фигура с раскинутыми руками. Лёня, клацая зубами, посмотрел в близкие глаза. Мелькнула шальная мысль прижаться губами к густой щетине.
— Х-х-холодно…
Расположились в предбаннике на скамейках, друг напротив друга. Молчали. Лёня не знал, куда девать свои пьяные глаза, которые так и норовили уткнуться в пах Кирилла. Но и в лицо ему смотреть не мог. Не тогда, когда в голове бродят… Кирилл поставил ногу на скамейку возле Лёни. Вот чёрт! Выпуклость под полотенцем завораживала. Это складка так провокационно легла или у Кирилла стоит? Сделав три глубоких вдоха, Лёня кончиками пальцев прикоснулся к тренированной икре. Не услышав протеста, воодушевился и нагло положил ладонь на выпуклость. Это не складка оказалась. Лёня стёк на пол между расставленных ног и уткнулся лицом в полотенце. Потом развернул его, словно подарок на день рождения, и поцеловал тугой член. Хотел сделать технично и красиво, но Кирилл стащил резинку с его затылка и высвободил жгут скрученных волос. Крепко намотал на руку длинный хвост и начал размеренно подаваться в рот Лёни. Тот расслабил горло — пусть, пусть. Кирилл кончил быстро и обильно, но не предложил помочь Лёне. Отдышался и спросил:
— Повторить сможешь?
— Что? Минет? — Лёня удивился.
Кирилл фыркнул:
— Нет, то, как я тебя парил — сможешь повторить?
— А… не знаю… попробую…
— Тогда пойдём.
Лёня вспоминал последовательность процесса и колотил веником распростёртое тело. Наверное, не совсем правильно. Но когда услышал глухие постанывания, успокоился и начал хлестать более метко и осмысленно. А в конце даже позволил себе снять прилипший к попе берёзовый листик. Задержал пальцы на разгорячённой коже и нежно погладил. Кирилл не оценил, снова потащил к озеру. В этот раз Лёня не орал. Расслабился, впитывая и прохладу озёрной воды, и лунный свет, и смеющиеся голубые глаза.
Степаныч с берега прокричал, что теперь их очередь париться, и пришлось вернуться в дом. Из печки уже пахло тушёным мясом и картошкой. Лёня почувствовал, как от голода подводит живот. Но было кое-что, чего ему хотелось сильнее. Пока Кирилл доставал чистую одежду из большой сумки, Лёня подошёл к нему и потянул из рук флисовые штаны. Пытался что-то сказать, но не сформулировал. Кирилл догадался: