Я поддакивал, благоразумно промолчав, что в Москве можно жить на одной лестничной клетке и не видеться годами.
От земляка, который оказался в одном с нами отделении, оказалась большая польза, всяческие наезды со стороны старослужащих сразу прекратились. Поэтому можно сказать, что жизнью я был доволен. Кажется, месть военкома оказалась не такой уж и страшной. Да, часть специфическая, конечно, но служба есть служба, и наверняка в каких-нибудь ракетных войсках тоже полно своих заморочек.
Дни медленно тянулись, нехотя складываясь в недели. Почему-то на гражданке время идет иначе. Парадокс. Однообразие, рутина, привычные действия изо дня в день. Строевая, стрельбы, наряды на кухню, необходимость стоять на посту за себя и за того парня, уборка помещений, похожих на зал ожидания, и единственная отдушина – так называемое личное время, когда можно хоть немного побыть собой.
- Ксен, - подсел ко мне вечером Ванька, - слышь, у моего земляка днюха завтра.
- Рад за него, - ответил я, орудуя иголкой – подворотнички у солдата должны быть чистые.
- Кость, - тормошил меня приятель, - не тормози, нас пригласили. Сегодня вечером после отбоя пойдем в каптерку, - понизив голос, почти прошептал он.
Я поморщился, не люблю, когда друзья называют меня так. Ненавижу свое имя, а учитывая, что папа у меня тоже Константин, ненавижу вдвойне. Кто придумал эту семейную традицию? Ванька, заметив такую мою реакцию, тут же исправился.
- Ксен, ну что, идем? Отказаться же нельзя, обидятся.
- Вань, я не догоняю, если день рождения завтра, почему надо сегодня отмечать? – задал я животрепещущий вопрос.
- Ну это будет уже не сегодня, а завтра почти, - хлопнул меня по плечу незаметно подошедший именинник, - завтра нельзя будет не то что водяры выпить, а вообще пукнуть не по уставу. Проверка грядет, опять шмонать будут, командир роты в казарме будет ночевать, не забалуешь.
- А тебе лично доложили? – мне не удалось сдержать здоровый скептицизм.
- А как же! - самодовольно произнес Вадик. - Видишь птичку? – он указал глазами на худощавого парня с ежиком светлых волос, который держался особняком, но крутился у обычно пустовавшей койки.
- И? – заинтересованно протянул Иван.
- Народная дедовская примета: как только этот солдатик в части, жди проверки, - он довольно засмеялся.
Мы с приятелем недоуменно переглянулись и выжидательно уставились на парня.
- Тс-с, - он театрально приложил палец к губам. – Вечером, все вечером!
- Ты чего-нибудь понял? – после продолжительного молчания спросил у меня Иван. Столь долгая пауза выдавала глубокий мыслительный процесс, явно Вадик специально разжёг наше любопытство, и не пойти теперь уже было нельзя.
- А подарок? – заикнулся было я.
- Забей, - легкомысленно махнул рукой друг, - какие с нас подарки?
После отбоя мы незаметно пробрались в каптерку. Возле накрытой поляны нас уже ждали четверо старичков. Стол ломился от угощений. Черный хлеб, хлеб черный с томатной пастой, банка тушенки, небрежно открытая ножом, сало. Но самым главным украшением натюрморта были три бутылки водки. Я прикинул, что если выпить все, да под такую закуску, то до коек мы, пожалуй, не дойдем.
Вадик, прервав наше поздравительное выступление, махнул рукой: садитесь, мол, не отсвечивайте – и гулянка началась. Хотя я старался особо не пить, понимая, что завтра все равно придется нести службу, но зацепило меня нехило, что уж говорить о дедах, которые набрались уже порядочно. Разговор перескакивал с одного на другое, вертясь в основном вокруг темы, кто кем был на гражданке, пока Ванька, изведшийся от любопытства, не свернул его в нужное русло.
- Ну что тебе сказать про Сахалин, - хохотнул земляк, видимо, казавшийся самому себе сейчас весьма остроумным, - мальчик у нас на особом положении. Личный так сказать помощник господина майора Малиньша.
При упоминании этой фамилии я поежился: еще в учебке имел сомнительное счастье лицезреть ее обладателя. При взгляде на этого человека приходило на ум только одно определение: истинный ариец. Понятно, что майор имел прибалтийские корни, но уж очень пошла бы ему форма оберштурмбанфюрера СС и замечательно бы подчеркнула и высокий рост и отличную атлетическую фигуру. Никогда не забуду вымораживающий взгляд его серых глаз и плотно сжатые губы. За ту секунду, что он смотрел на меня, я чуть не поседел.
- Родственник какой-нибудь, - предположил один из старослужащих, рыжий такой парень с веснушками.
- Какой нафиг родственник! – возразил заплетающимся языком Вадик. – Мы тут когда в увольнительную ходили, видели, как он возле дома майора крутился, и не в форме, хочу вам заметить, а в обычной футболке и трениках, и на шее у него засос был. Голубцы они с майором, понятно?
- Фу-у, - скривился рыжий, - ненавижу.
- Да ладно, мы близко не подходили, откуда ты там засос-то разглядел? - поддел Вадика еще один парень. – Он, скорее всего, просто по хозяйству помогает, повезло парню, не служба, а синекура.
- Зрение у меня хорошее, - пробурчал тот, - а ты как педика ни назови, все одно пидорас!
- Ребят, - примирительно сказал рыжий, - поздно уже, пошли покурим и спать, а?
- Ладно, - Вадик, пошатываясь встал и, одернув гимнастерку, направился в сторону туалета, почти даже не шатаясь.
Мы с Ванькой зачем-то поперлись следом, хотя и не курили.
- Почему эти уроды всегда хорошо устраиваются? – затягиваясь разглагольствовал Вадик.
- Вадь, перестань, - пытался одернуть его рыжий, - успокойся уже.
- Вот ты, - его осоловевший взгляд остановился на мне, - ты смог бы с мужиком поцеловаться?
- Мне это никогда и в голову не приходило, - абсолютно искренне ответил я.
- Во-от! – наставительно произнес парень, - ответ настоящего мужика.
- Вадь, пойдем, - стали тянуть друга к выходу из сортира его приятели.
- Нет, - он упирался и не хотел никуда идти, - мне надо…
Что ему было надо, мы так и не узнали, потому что в дверном проеме показался сам возмутитель спокойствия.
Теперь я смог рассмотреть его получше. «Симпатичный парень», - невольно отметил я мысленно. Блондин покосился на нашу компанию и прошел к ближайшей кабинке.
- Плавной походкой от бедра, - зачем-то противным голосом сказал я, привлекая внимание к парню, тот поспешно свернул к ближайшей кабинке, но к несчастью прошел он слишком близко к Вадику, и тот пьяно заржал, показывая на ключицу парня.
- А вы мне не верили, а засос-то – вот он! Пидор! Бей пидоров, спасай Россию! – заорал он, кидаясь на не ожидавшего нападения парня.
В первый момент тот опешил и пропустил несколько беспорядочных ударов, но затем, спохватившись, от души врезал Вадику, и пьяный товарищ отлетел к стене.
- Сука! – взревел он, вытирая кровь с разбитой губы, и снова кинулся на обидчика, впрочем, без особого успеха. Драться парнишка, оказывается, умел весьма неплохо.
Стерпеть, что бьют товарища, остальные не смогли и кинулись всем скопом на яростно сопротивляющегося блондина. Дракой это теперь было уже нельзя назвать, скорее мочиловом. Когда на одного нападают сразу пятеро, шансов у одиночки немного. Адреналин гулял в крови, и даже я пару раз приложил кулаком куда-то в бок парню, впрочем, я как-то быстро понял, что не стоит этого делать и даже попытался остановить разошедшихся парней, но кто бы меня услышал. Драка закончилась только тогда, когда телом блондина снесли умывальник, произведя при этом жуткий грохот.
На шум прибежал и дежурный и около десятка старослужащих, наорали на нас, велели привести себя в порядок. Помогли умыться блондину и дотащили до койки. Мы до своих спальных мест добирались самостоятельно.
«Вот тебе и днюху отметили», - думал я, лежа под тонким одеялом и пытаясь согреться, не понимая, что трясет меня не от холода, а от нервов. Парня было жалко. Голубой он там или розовый, в любом случае избили-то его вообще не пойми за что: то ли из зависти, то ли от отвращения. Было стыдно за себя и хотелось верить, что парнишка не очень сильно пострадал, но моим надеждам не суждено было сбыться: утром блондина в срочном порядке отправили в госпиталь. Я видел, как из ворот части выезжала скорая, где на носилках лежал бледный до синевы еще вчера цветущий молодой человек.
- Пиздец нам, - подошел ко мне за завтраком хмурый Вадик, - у него повреждения внутренних органов и кровотечение, в реанимации сейчас. Хоть бы выжил. Только нам дисбат по-любому светит. Такие вот коврижки с пирогами.
Я уронил ложку, чувствуя, как по телу разливается противная слабость, но винить в происшедшем кроме себя было некого. Может быть, если бы я сумел промолчать, то и никакой драки и не было…
Глава 5
Небо в клеточку, друзья в полосочку. Это невесть откуда всплывшее выражение как нельзя лучше подходило к нашей ситуации. Небо сквозь прутья решетки и правда в клеточку. Друзья, правда, до полосочки не доросли пока, как и я сам, так что сидим на губе не в арестантской робе, а в форме, правда без ремней. Ремни отобрали, чтобы соблазна не было свести счеты с жизнью. Если бы поодиночке посадили, то было бы оправдано, а так особого смысла нет. Да только с армейской системой не поспоришь: не положено, значит все.
Говорить не хотелось, поэтому мы все молча устроились на возвышении, которое занимало половину узкой длинной комнаты и напоминало плохо сколоченную сцену. Мыслей в голове не было, там образовался холодный вакуум. Я сел, подтянув колени к подбородку, и, обняв их руками, закрыл глаза. Сколько прошло времени, судить не берусь, кажется, я даже задремал, очнулся от грохота открывающейся железной двери – принесли обед.
До вечера больше ничего не происходило, никто не приходил, допросов не устраивал, тишина и действующее на нервы спокойствие. Скорей бы решилась наша дальнейшая судьба, уж больно неизвестность выбивала из колеи.
- Ксенофонтов, на выход! – голос солдата, охранявшего нас, вывел из тягучего забытья.
Поднялся, разминая затёкшие мышцы, и, провожаемый взглядами пяти пар глаз, вышел в коридор. Наш ротный моему появлению не обрадовался, для начала обматерил хорошенько, да и потом цензурных слов для меня у него не нашлось. Потребовал рассказать, что и как было. Я немного замялся, потому что мы как самые настоящие лохи, просидев на губе целый день, не сообразили придумать какую-нибудь правдоподобную легенду.
- Еб твою мать, сученок, нечего мне тут печальную морду строить, выкладывай, что там у вас произошло! – он схватил меня за гимнастерку и как следует встряхнул.
Делать было нечего, и я как на духу рассказал все.
- Пиши объяснительную,- капитан пододвинул ко мне лист бумаги и шариковую ручку.
Я вздохнул и начал переносить на бумагу все, что только что поведал ротному. Объяснительная получилась пространная, одного листа не хватило, пришлось просить еще и под ехидные комментарии по поводу размера произведения заканчивать опус. Число, дата, подпись. Вроде все. Капитан не глядя засунул исписанные листы в папку.
- Завтра следователь из военной прокуратуры приедет, - как бы между делом сообщил капитан.
- И чем нам это грозит? – рискуя нарваться на очередную матерную тираду, осторожно поинтересовался я.
- За драку с отягчающими последствиями от трех до пяти лет дисбата, - со злой усмешкой просветил меня ротный.
«Блять, блять, блять», - билось в голове единственное слово, но оно как нельзя лучше передавало всю глубину овладевшего мной отчаяния и понимания той жопы, в которую я по своей глупости – да в очередной раз – попал. Можно было бы бесконечно сожалеть о содеянном, начиная еще с событий в универе, но толку что? Как там говорится? История не терпит сослагательного наклонения. И никакие сожаления не изменят того настоящего, которое я создал себе своими руками.
Меня вернули на гауптвахту, забрали следующего. Я кратко обрисовал ситуацию и поделился открывающимися перспективами, после чего и без того безрадостная атмосфера стала откровенно гнетущей. Даже вечно неунывающий балабол Ванька понуро молчал.
Ночью все спали плохо, беспокойно ворочаясь на жестких досках, поэтому утром встали как побитые собаки: мало того, что все болело, так и чувствовали себя виноватыми. По крайней мере за себя и Ваньку могу поручиться. Он, бедолага, даже извиняться пытался за то, что втянул в эту историю. Пришлось долго и нудно утешать друга. Сошлись на том, что идиоты оба. Вроде полегчало, и Иван впервые за последние сутки слабо улыбнулся.
До обеда нас никто не тревожил, и мы провели это время, маясь от безделья и изводясь от неизвестности.
Следователь появился после обеда. Им оказался молодой старлей, хотя мне казалось, что такими делами должны заниматься люди постарше и возрастом и званием. Хотя, с другой стороны, это для нас событие эпохальное, перечеркивающее всю прошлую жизнь, а для военной прокуратуры банальная драка. Повторив все, что вчера излагал нашему ротному, и подписав протокол, снова вернулся в место заключения, дабы любоваться небом сквозь решетку на окне. Со всеми шестерыми следователь управился быстро, то ли опыт уже был, то ли просто наше дело выеденного яйца не стоит.
Вяло поковырявшись в ужине, завалились спать. В помещении было темновато, книг, телевизоров или иных развлечений нам не полагалось, видимо, чтобы как следует прониклись совершённым деянием и раскаялись. Ванька пробовал травить анекдоты, но мы реагировали вяло, и он, обиженно засопев, заткнулся. Правда, ненадолго. Минут через десять он уже вдохновенно рассказывал нам о том, как здорово кататься на сноуборде в Бобровом Логе, о том, что это настоящий горнолыжный рай, про природу и прочее в том же духе. Чувствовалось, что парень любит свой город. Вот даже захотелось хоть одним глазочком глянуть, только это теперь мечта из разряда неосуществимых.