И ведь городишка крохотный, плюнуть некуда. Что за дикая агрессия? Откуда? Зачем?
Катя открыла дверь, вошла, отнесла ведро на кухню. Мама рыдала где-то в комнате, отец плескался в ванной.
– Мам, не надо его сейчас воспитывать, – попросила Катя, отводя глаза от заплаканного маминого лица.
– Уйди с глаз моих! – крикнула мама.
Катя пожала плечами и ушла к себе, заперлась, надеясь, что родители как-то сами угомонятся.
И слушала мамины крики, доносившиеся из-за стены, еще часов до двух.
«Неужели нельзя подождать до утра? – думала Катя, ворочаясь на своем диване. – Какой смысл воспитывать пьяного?»
Она любила родителей. Отца даже больше, чем маму. И никакой он не алкаш, хоть мама частенько так о нем отзывается. Просто что-то у них происходит, непонятное и неприятное. Что-то такое, из-за чего отец не торопится домой после работы, а предпочитает быть где-то еще. И Катя догадывалась где. Она слышала обрывки разговоров, когда мама жаловалась подругам на жизнь, слышала и родительские скандалы, мамины упреки и отцовские уклончивые ответы. Больше всего она пугалась, когда отец не выдерживал и тоже начинал повышать голос: «Не нравится, давай разведемся!» Это «разведемся» било по нервам и отравляло жизнь. Катя злилась на родителей, злилась на себя, на свое неумение все исправить, поговорить, доказать… Да и что там доказывать, если Катя понимала отца. Да, вот такая вот она ужасная. А может, именно потому и понимала, что была во всем похожа на него. Да и что тут понимать-то? Он в свои тридцать девять выглядел гораздо моложе тридцатишестилетней мамы. А маму после рождения Катиного брата изрядно разнесло, она стала раздражительной и, вместо того чтобы стремиться похудеть, ела еще больше. А может, все наоборот, может, она и выглядит так и ведет себя так, словно хочет отцу сделать назло. Кто их знает, этих взрослых. Только ведут они себя как дети, честное слово!
А ведь Катя помнила их совсем другими. Раньше они любили друг друга, умели договориться, старались больше времени проводить вместе. Почему же все это ушло? Катя сравнивала их с другими родителями, сравнивала свою семью с семьями подруг, где, как ей казалось, все было благополучно. Вот у Ирки, например, родители вообще не ссорились, хотя мама тоже растолстела, но отцу на это было наплевать, или он не замечал. А у Милки в семье вообще была тишь да гладь, внешне, во всяком случае.
Так что же такое случилось с ее родителями? Почему мама набрасывается на отца, а он или хохмит, или морщится досадливо. Почему он пропадает по вечерам, почему начал пить?
Он разлюбил маму?
«Разлюбил» – слово такое же страшное, как и «развод». Даже пострашнее.
Катя сразу же представила себе себя замужнюю, с двумя детьми, растолстевшую. Вот приходит муж, правда, она не могла представить себе конкретного мужа, виделся кто-то расплывчатый, слово такое есть… да, гипотетический. И вот приходит этот гипопо… тетический муж, а она вся зареванная и толстая, и дети цепляются за подол халата. Фу!
А он такой: «Я тебя разлюбил, давай разводиться!»
Первое, что пришло в голову.
– Да пошел ты! – сквозь зубы процедила Катя.
Вот так. Она без сожаления отказывается от мужа. Но ведь это и не муж вовсе, а какой-то гиппопотам, которого Катя знать не знает и в глаза не видела, и детей никаких нет, и вообще она никого не любит. А мама отца любит, поэтому на его «давай разведемся» скрутила фигу и сунула ему под нос «а вот тебе!». И отец ничего не сказал в ответ, проглотил, отстранил ее и в комнату прошел.
Ну, хорошо, допустим, все обойдется, и они не разведутся. Потому что: а как же тогда Катя и Ванька? Они-то ни с кем разводиться не собираются.
Катя закрыла глаза, но веки как будто не желали подчиняться хозяйке, они жили своей жизнью, глаза закрывать не желали, совсем наоборот, они их открывали, да еще и моргали постоянно. Катя всматривалась в темный потолок над головой, ворочалась, перекладывала подушку, взбивала ее – сон не шел!
«Слишком много всего, слишком много… – думала Катя. – Да еще эта толпа во дворе…» Она вспомнила, как стояла, не в силах сдвинуться с места, а на нее неслись молчаливые, вооруженные чем попало парни.
Они могли просто толкнуть ее и пробежать по ее телу, даже не заметив… Но ведь один все-таки остановился. Почему? Почему из всей толпы остановился только один, поднял ведро, извинился? Единственный вменяемый? Но вменяемый человек не может, не должен был бежать с безумцами! Во всяком случае, она, Катя, не побежала бы. Но это она, а то – он, мальчишка, парень… У них там иерархия, стадный инстинкт, что еще? Не побежишь, а тебя потом – вон из стаи. Чокнутые они, эти мальчишки!
Катя вздохнула и мысленно пожелала удачи тому, кто остановился, чтоб поднять ее ведро.
«Пусть у него все будет хорошо и он не пострадает…»
Заснула под утро.
Глава 3
В школе
– Ни фига не соображаю, – призналась Катя Милке на перемене после первого урока, – глаза закрываются, и все.
– Не выспалась? – спросила подруга.
– Да… мои вчера опять ругались…
– Папашхен опять перебрал? – Подруга понимающе кивнула, она знала о проблемах в Катином семействе.
– Не то слово! Да еще и мама отчудила, заставила его мусор выносить, представляешь?!
Милка хмыкнула.
– Ой, что там вчера было! – оживилась Катя. – Опять где-то драку устроили. То ли наш микрорайон побежал драться с соседним, то ли оттуда на наших напали… В общем, я не знаю. Но я как раз с этим ведром дурацким шла, а они на меня бегут, представляешь!
– Совсем озверели! – Милка покачала головой и уставилась на Катю. – Да ты сама-то как?
Она отмахнулась:
– Я – нормально, не тронули. Да и на фиг я им сдалась…
Милка покрутила пальцем у виска:
– Ну вы там со своим мусором, нашли время тоже!
– Да это все мама, – сказала Катя.
– А по-моему, у вас у всех крыша течет, – нагрубила Милка.
И Катя сдалась:
– Не знаю, может…
С Милкой она дружила давно, еще с детсадовского возраста. Ходили в одну группу. У них даже дни рождения почти в один день – в конце ноября. Из-за этого, кстати, они с Милкой пошли в школу не со своей группой, а на год позже. И теперь бывшие детсадовские друзья посматривали на них свысока, как старшие. А некоторые даже сочувствовали, мол, пришлось учиться с малолетками.
Милка все эти сочувствующие замечания игнорировала и держалась особняком, из-за чего ее недолюбливали в классе. А Кате по большому счету было наплевать, она общалась и с теми, и с этими. Хотя, если совсем честно, детсадовских девчонок не любила. Уж очень они кичились своей взрослостью. А с ребятами дружила: и с Мишкой, и с Серегой, и со Славкой. Был еще Игорек, но он учился вместе с подругами, тоже ноябрьский, бедолага. С ним у Кати не ладилось, он был влюблен в Милку, а Катю почему-то терпеть не мог.
Вообще, в классе периодически все были влюблены. Девчонки шептались на переменах, хихикали, забрасывали мальчишек эсэмэсками, все время ссорились, разыскивали ВКонтакте страницы тех, к кому неровно дышали, следили друг за другом и за парнями, то и дело на сайте появлялся какой-нибудь компромат, кто-то с кем-то объединялся, чтоб наказать еще кого-то. «Мышиная возня, одним словом», – так коротко выразилась Милка. Катя была с ней согласна. Милка утверждала, что никогда не влюблялась. «В кого, скажи на милость?!»
И действительно, в кого? Катя скользила равнодушным взглядом по лицам мальчишек и не понимала, как можно влюбиться? И, главное, зачем?
Летом она ездила к деду с бабушкой, так там тоже все словно с цепи сорвались! Парни резко вытянулись, и когда Катя попыталась по-дружески общаться, как раньше, то была разочарована. У бывших мальчишек, ее друзей детства, тех, с кем она воровала арбузы по ночам, играла в волейбол, без всякой задней мысли гуляла по лесу, у всех у них резко изменилось отношение к Кате, а может, и ко всем девчонкам. Собираясь по вечерам на скамейке у ворот чьего-нибудь дома или на бревнах, повзрослевшие мальчишки ломающимися голосами с надрывом пели блатные песни, пили пиво, курили, и все это на показ, бравируя. Со стороны выглядело смешно. Мальчишки неумело подражали своим старшим братьям и отцам, сплевывали, ругались, норовили приобнять или ущипнуть за руку повыше локтя. Фу… Противно!
Приятельница Раечка шепотом рассказывала о своем парне, которого она обещала ждать из армии. Они встречалась уже два года. Когда она рассказывала о нем, у Кати невольно расширились глаза и «челюсть отвисла». Она-то считала Колю – так звали Раечкиного парня – порядочным молодым человеком, чуть ли не самым порядочным из всех, кого знала. И вот – нате. Здрасьте пожалуйста!
– А ты что? – переспросила Катя у Раечки.
– А ничего! Послала его куда подальше! – ответила та.
– Расстались? – не поняла Катя.
– Вот еще! – фыркнула Раечка. – Я ему заявила: «Женись сначала!» А он мне знаешь что?
– Что?
– Я, говорит, в армию иду, а ты тут другого себе заведешь! А я ему: если ты мне сейчас не веришь, то после и вовсе верить не будешь. Так что нам лучше сразу расстаться.
– А он?
Раечка пожала плечами и усмехнулась:
– Ничего, проглотил… Как миленький! Не хватало еще! Я знаю, кто ему этих песен напел! Дружбаны его – придурки! – Когда она говорила, у нее глаза сделались злые, Катя видела и все еще недоумевала.
– Раечка, но ведь тебе только шестнадцать! Ты действительно хочешь за него замуж? Ждать будешь?
– Почти семнадцать, – уточнила та, – да, собираюсь ждать, а что плохого? Но до свадьбы – ни-ни! Знаю я их! – И она для убедительности погрозила кому-то кулаком. – Сначала дай да дай, люблю – не могу! Разведет такой девчонку, а потом над ней смеется! Не на ту напали!
У Кати заполошно билось сердце и кровь приливала к щекам. Раечка старше ее на год, а рассуждает как взрослая женщина. Ну, выйдет она замуж за своего Колю, а дальше что? Что они будут делать вдвоем? Ни профессии, ни образования… Так и останутся сидеть в своем заштатном поселке, кур разведут, кроликов… Коля начнет пить, как все тут пьют, потому что работать негде и делать нечего. А до города 180 километров.
Навидалась Катя этих молоденьких жен. Раечкина подружка – Валя, ей девятнадцать, замуж вышла, как раз в начале прошлого лета. Свадьбу гуляли всей улицей. А потом Валя прибегала к Раечке и, оттянув ворот халатика, хвасталась синяками на шее.
– Он что, бил ее, что ли? – осторожно спросила Катя у Рачки, когда Валя, сославшись на занятость, убежала.
Раечка покосилась на Катю и заявила свысока:
– Ты что? Маленькая? Это засосы! Любит он ее сильно, поняла?
Катя кивнула, не решившись признаться, что ничего не поняла. Но потом, уже вернувшись домой, она все думала и думала, и никак не могла понять такой «любви». Не могла представить себе, как кто-то чужой ляжет с ней в постель и будет распоряжаться ее телом, после чего на нем останутся вот такие, как у Вали, отвратительные следы.
«Ни за что! – твердила Катя. – Не пойду замуж!»
Вернувшись домой, она, естественно, поделилась с Милкой своими мыслями. У той лицо осталось непроницаемым и равнодушным.
– Фигня это все, – заключила подруга, – они там на свежем воздухе созревают быстрее, чем мы тут, в городе. В Африке вон тоже…
– Ты еще сюда какую-нибудь Бразилию приплети, – рассмеялась Катя, – раньше и у нас замуж выдавали в тринадцать, четырнадцать, в деревнях особенно. Так что мы с тобой уже старушки! Помнишь, у Пушкина, в «Метели»? – и Катя продекламировала: —…Она была уже не молода, ей минуло двадцать…
– Ну, до двадцати еще дожить надо, – усмехнулась Милка, – и потом, ты видела, какие бывают парни двадцатилетние? Очень даже ничего!
Катя тут же представила себе своего соседа – здоровенного красавца Вадьку. Что и говорить, смотреть на него – одно удовольствие, с буйными темными кудрями, кареглазый, лицо точеное, прям хоть картину пиши – какого-нибудь «Демона», как у Врубеля. А поговорить – дурак дураком и уши холодные! Да еще и пристает вечно! Надоел до ужаса! В подъезд заходить страшно.
– Ну, не знаю, – вздохнув, отозвалась Катя.
– Забудь, – посоветовала Милка. – Лично мне в нашем городишке никто не нужен. Я себе получше найду. А это все, – она сделала широкий жест руками, – музыка для бедных.
Нет, Катя не спорила. Может, конечно, и для бедных. Вот, по телевизору показывали девушек из провинции, тех, кто вырвался из маленьких городков и поселков, тех, которые чего-то добились. Они тоже говорили, что с самого раннего возраста всеми силами мечтали уехать, рассказывали о том, как им ужасно жилось, как они из кожи вон лезли, только бы уехать! Но ведь уехать мало. Надо еще и удержаться там, куда уехала. Надо образование получить, работу найти, надо быть сильнее, умнее, красивее конкуренток.
И все эти успешные девушки в один голос утверждали, что ни о каких парнях они не думали. Боялись их, сторонились!
Так что, Милка, пожалуй, права. Надо сразу поставить себе цель и не отвлекаться на всякие глупости. Катя и не отвлекалась. Просто… Ну, можно же с кем-то пообщаться… Нет, ничего серьезного, так… Для общего развития… Не обязательно влюбляться, но если вдруг встретится такой парень, хороший, в общем… Нет, она не собирается никого специально искать. А вдруг?
О принцах, разумеется, речи нет, но даже в Катиной школе наблюдались вполне приличные ребята. Их идиотами никак не назовешь. Катя была уверена в том, что они после школы учиться поедут. И кто знает, кем они станут через несколько лет…
Глава 4
Мечты
Это была излюбленная тема у подруг: когда же, наконец, закончится эта дурацкая школа и можно будет свалить из надоевшего серого мирка в большой сверкающий мир. Будущее и пугало своей неопределенностью, и будоражило, и манило. Уж там-то, в этом необозримом светлом будущем, их ждут настоящие принцы! Еще бы! В светлое будущее придурков не пускают, им там просто нет места. Всякие-разные отморозки останутся в сером безрадостном прошлом и буду влачить жалкое бесцельное существование в таких мелких городишках, где зачем-то обосновались родители Кати и Милки.
Катя не раз спрашивала у родителей, зачем они сюда приехали? И каждый раз слышала «по распределению». Мама еще добавляла, мол, здесь сразу квартиру давали, а в других местах пришлось бы годами ждать, ну и еще про то, что кому были нужны нищие студенты, без связей? Мама вообще часто говорила о том, что на жизнь надо смотреть реалистично и не ждать каких-то невообразимых чудес. И мечтать не надо. А надо учиться, получать специальность, которая поможет заработать на кусок хлеба, ну и все такое прочее, давно набившее оскомину. Поэтому стоило Кате заикнуться о том, что она хочет поступать на журналистику, как мама начинала насмехаться.
– Какая журналистика? Кому ты там нужна? Там от своих отбоя нет, а тут еще ты! Только время зря потратишь! Да и не поступишь ты… а если и поступишь, что потом? Кто тебя будет продвигать? У нас нет таких связей, мы люди простые, без выкрутасов. Так что не суйся, не порть себе жизнь. Сук надо по себе рубить.
Ее слова звучали вполне убедительно. Временами Катя даже начинала верить маме. Ведь она ей добра желает, она старше, умнее, лучше знает жизнь. Но что же тогда получается? А получается, что ей – Кате, нет хода из маленького городишки в большой блистающий мир. Ей надо смириться с той жизнью, которой живут все ее знакомые. И стремиться ни к чему не надо, а надо жить, как другие, не высовываться и быть довольной тем, что есть. Весьма безрадостное будущее рисовалось Кате, пугающее и бесперспективное. Зачем тогда жить? Для чего учиться? Не проще ли забить на все, шататься по городу, сидеть допоздна у подъезда, хихикать над плоскими шуточками соседских парней, выскочить за кого-нибудь замуж…
Ну уж нет! Стоило только представить себе такую жизнь, становилось совсем худо. Катя встряхивала головой, прогоняя мрачные мысли, и приказывала себе никогда так не думать! Никогда!!!
Потому что – и она хорошо понимала это – в ее городе жили не только придурки и отморозки, но и вполне приличные люди, такие, как ее родители и родители Милки, Иры, многих ее одноклассников. Они все были нормальными людьми, волею случая обитающими именно в этом городе. А таких городов в стране – многие тысячи! И нормальных людей гораздо больше, чем плохих. Если бы было наоборот, то мир давно бы рухнул.