========== Event Reborn. ==========
«Event Reborn» — событие, проигрываемое вновь и вновь в разных вариациях. И каждый раз не доставляющее ничего, кроме боли и страданий.
Иногда каждый задумывается: «А что было бы, окажись жизнь подобной кадрам киноплёнки, которую можно было бы отмотать назад? Вернуться в прошлое, просмотреть ещё раз все счастливые моменты, остановить те секунды, что принесли радость. Или, наоборот, промотать побыстрее унылые дни, когда казалось, что хуже уже быть не может». Многие мечтают о том, чтобы была возможность понять, что где-то они были неправы, что нужно было поступить по-другому. И если бы был шанс предотвратить нечто ужасное, изменить сюжет… Станете ли Вы это делать, будучи неуверенным в том, что это не приведёт к чему-то более страшному, к непоправимым последствиям ещё хуже тех, которых пытались избежать изначально?
Увы, ещё не родился такой учёный, который изобрёл бы машину времени и позволил тем самым исправить глупые ошибки прошлого. Некоторым даже не приходится задумываться об этом в течение всей жизни. И в этом заключается весь ужас: мы никогда не чувствуем последствий наших действий. А ведь иногда даже маловажный случай имеет жестокие осечки, даже взмах крыла бабочки на одном краю земли может привести к катастрофе на другом.
Некоторые предпочитают верить, что они сами определяют направление ветра и несут ответственность за еще не совершённые шаги. Однако иногда этого выбора на самом деле просто не существует — вселенная уже всё давно решила за нас.
Мы живём в паутине событий, где стремление избежать одного неизбежно приводит к косвенному воздействию на другие связанные явления, и последствия этих действий в любом случае настигнут, что бы человек ни делал.
Без исключений.
Step back, stop the world, stop the time
It’s always running
Just trying to catch my breath
Just trying to take it in.
Suppose that we got older,
Suppose that we’d begin
Suppose that I stopped running
It could begin again
Suppose in life we made it
I’m never looking back
Never looking back…
(Prime Circle — Breathe)
========== 2011 год ==========
В коридоре тихо хлопнула входная дверь. Томас зашёл в тесную прихожую и шумно привалился к двери, стукнувшись об неё затылком. Боль немедленно распространилась по всей голове, резонировала прямо в уши, хотя, по сравнению с тем, как разрывалось всё внутри от бесконечного страха, сожаления и горечи, это ощущалось всего лишь маленьким уколом булавки.
Сознание парня словно было окутано непроницаемым туманом, сквозь плотные слои которого пробивалось всего несколько ощущений: «странно», «непривычно», «болезненно» и «никак».
Тихий выдох. Тому показалось, что он не дышал всю дорогу до дома и смог сделать это только сейчас, когда, наконец, остался наедине со своими мыслями.
После стольких лет, что они не виделись, после времени, проведённого рядом в одном городке бок о бок, просто не верилось, что эта история могла закончиться вот так. Его лучший друг не мог уйти навсегда, только не после всего, что они пережили вместе.
Том нарочно ударился затылком об дверь ещё раз в попытке выбить из себя все мысли. Не получалось. Колени дрожали, его немного подташнивало. На шум из закутка маленькой комнатки в общежитии, которую они делили на двоих, вышел его сосед Тревор.
— Все закончилось? — непривычно тихо спросил здоровяк.
Сглотнув песок в горле, Том кивнул. Все действительно кончилось. Всего один короткий разговор, один поворот не туда — и всё оборвалось.
— Может… — осторожно начал Тревор, — тебе хоть чаю или кофе замутить? Или чего покрепче? У нас тут есть, сам знаешь.
— Ничего не надо, спасибо, Трев, — пробормотал Том чужим голосом. Хотелось, чтобы его оставили наедине с воспоминаниями. По крайней мере, это всё, что у него теперь осталось.
— Я просто хочу побыть… один, хорошо?
— Хорошо. — Сосед понимающе кивнул. — Я тогда… свалю, прошвырнусь по городу. Если что, у тебя есть мой номер.
Том улыбнулся ему в знак того, что помнил об этом. Тревор, потупив глаза, взял свою чёрную кожанку с вешалки и протиснулся к двери. Через минуту собачка щёлкнула в тишине крохотной комнаты. Дверь захлопнулась.
Том остался один, заваленный горой своих мыслей, воспоминаний и сожалений, они посыпались на него, словно коробки с верхней полки темного шкафа.
Это было так странно… Он возвращался в Эверетт лишь в своей памяти, стараясь делать это очень осторожно, чтобы больше не возникало провалов. Мысли о месте, где он провёл своё детство, не вызывали приятных ощущений: слишком много плохого произошло. И связанного с ним. А сколько всего могло быть нового, того, о чём они когда-то мечтали вместе, о чём болтали, лёжа перед домом его отца на газоне, уставившись в голубое небо? О чём они смеялись, сидя за одной партой, о чём они думали вместе, надеясь, что когда-нибудь…
Теперь «когда-нибудь» уже не наступит.
Том оборвал эту мысль, открывая глаза. Всё это время он пытался оправдаться надеждами, что ещё выполнит свое обещание, данное лучшему другу, что на это ещё будет шанс, и потому жил спокойной жизнью до сегодняшнего дня.
Усталый взгляд молодого человека скользнул по комнате, остановившись на открытой тетрадке, которую он читал ещё вчера, с улыбкой проводя пальцами по страницам и вспоминая кое-какие моменты. В его дневнике он всё ещё оставался на каждой страничке, пахнувшей пылью и прошлым. Воспоминаниями.
Пошатываясь, Том двинулся в сторону кровати, где валялась перевёрнутая коробка с записями, и шлёпнулся на покрывало. Тетрадки от этого движения зашелестели хрупкими листами. Все события жизни, как тонкие нити паутинки, с самого начала бежали, сплетаясь серебристой леской, в центр, и, связанные с другими ниточками, они составляли свой причудливый неповторимый узор. Всё слишком изменилось за эти семь лет.
Том раскрыл тетрадь на чистой странице и занёс над ней ручку. Он хотел с ним попрощаться, по крайней мере, хотя бы в своем дневнике. Он не успел сделать это при встрече, поэтому решительно поставил синюю точку в самом начале страницы. И начал писать…
Goodbye may seem forever
Farewell is like the end
But in my heart is a memory
And there you’ll always be
Прощание кажется вечностью,
Оно значит, что все кончено.
Но в моем сердце, в памяти
Всегда будет место для тебя.
Похоже, и для меня пришла пора задуматься: «А что было бы, если»… Если бы я тогда не посмотрел в твои глаза. Что бы было, если бы я в тот день не сказал тебе «Привет» в ответ на твои стеснительно опущенные ресницы, не заметил, как твои чёрные пушистые ресницы блеснули на солнце, если бы я впервые не подумал, что они похожи на крылышки бабочки — такие же шелковистые и хрупкие? Что было, если бы я не задерживал свой взгляд на твоей фигуре, когда мы стали старше, не скользил им по твоей одежде, гадая о том, какие они — твои секреты? Что было бы, не стань ты моим лучшим другом, а впоследствии и тем человеком, которого я представлял рядом с собой слишком часто? Что было бы, если бы ты не прополз, обходя мои защитные системы, прямо под кожу? Если бы я мог дышать в твоем присутствии…
Если бы мы встретились в каких-нибудь других условиях, в другой жизни, может быть, тогда я бы смог спасти тебя. Остановить время, летящее слишком быстро. Я бы попытался поймать своё дыхание, подумать, подсчитать свои шансы на выживание… И сделать хоть что-нибудь, чтобы ты не ушёл от меня.
Всё хорошее в моей жизни было связано только с тобой. Я бы так хотел вернуться… Если бы ты остался… Я не хочу тебя отпускать…
Отложив ручку, Том задумался. Словно только вчера состоялась та самая, первая встреча, с которой всё это и началось. Но ведь это было целых четырнадцать лет назад.
========== 1996 год. 14 августа, среда ==========
— Том, дорогой, прекрати вертеться. — Рыжеволосая женщина стряхнула с сигареты пепел и посмотрела на своего семилетнего сына.
Мальчик ёрзал на сидении рядом с ней, тряска в старом ржавеньком семейном пикапе довольно быстро вымотала его. Он хотел пить, есть, в туалет, а еще чтобы мама прекратила хмуриться и так сосредоточенно смотреть на дорогу. Он хотел, чтобы они уже приехали, наконец, и серая лента асфальта больше не извивалась впереди, уходя под колеса машины. А старенький пикап всё не останавливался — он покрякивал, громыхал, подпрыгивая на кочках, и угрожал развалиться прямо на ходу от любого неосторожного движения.
— Мам, скоро уже? — спросил Том, теребя врезающийся в плечо ремень безопасности.
— Ты уже спрашивал пять минут назад, и я ответила, что нам еще полчаса езды. Как думаешь, что-нибудь принципиально изменится, если ты будешь постоянно задавать вопросы?
Симона поправила тыльной стороной ладони солнечные очки. Сигарета дымилась в ее пальцах, оставляя после себя легкий дымок.
Том взглянул на маму и ничего не сказал.
Это был конец лета, раннее утро, и солнце только-только поднималось над верхушками высоченных вечнозелёных деревьев, которые обступали узкое шоссе густыми полосами с обеих сторон. Пейзаж всё еще не менялся — зелень, зелень, вновь зелень… Вот проплешина — показалось поле с сельскохозяйственными посадками. И снова: зелень, зелень, зелень.
И зачем мама выбрала именно это место для того, чтобы начать, как она выразилась, «новую жизнь»? Насколько внезапно она оставила отца, настолько же внезапно она решила переехать из относительно крупного города в подобную глушь. Тут не было ничего для того, чтобы назвать это жизнью. Она сказала, что «дальнейшее пребывание в Сиэтле стало невозможным в силу наших семейных проблем», но отчего-то этот аргумент не казался Тому убедительным.
Всё произошло быстро. Ещё неделю назад речи о переезде даже не шло, а уже сегодня они оставили за плечами абсолютно всё. Вообще-то, мать не любила, когда затрагивалась эта тема, и у них уже состоялось множество разговоров о том, что решения родителей не обсуждаются, поэтому Том не стал больше приставать к ней с вопросами. Он просто собрал свои вещи и загрузился в машину, бросив на прощание взгляд на старый дом и знакомую улицу, где жил с самого рождения.
Вздохнув, мальчик отвернулся от окна и достал из рюкзачка портативную игру. Еще через полчаса езды на смену бесконечным деревьям пришли поля, а вслед за ними потянулись маленькие домики. Ни Симона, ни Том ещё не видели своё новое жилище.
— Почти приехали. — Мама ободряюще похлопала сына по руке. — Ты уже проголодался?
— Есть немного. Но я потерплю до дома.
Когда участок дороги был свободен, Симона скосила глаза в экран его портативной приставки.
— Опять прошёл все свои игры?
Том показал ей экран. На нем плясали звёздочки и горела надпись: «Game over». Вообще-то, коробка указывала: «12+, повышенный уровень», но мальчику, разумеется, не составило никакого труда одолеть её за пару часов.
— Том, ты не можешь делать так. — Мама с укором поджала губы. — Ты тратишь понапрасну свой потенциал!
— Нет ничего предосудительного в том, чтобы пользоваться преимуществами, данными мне от рождения! — объяснил сын.
— Доктор же говорил тебе…
— Я знаю. — Том смахнул с лица русую чёлку. — Но ничего не могу с этим поделать!
Симона печально погладила его по плечу. Её ребёнок отличался от других детей своего возраста и опережал сверстников в интеллектуальном плане на многие годы. Тома уже не раз осматривали, пытаясь выяснить, как у него получалось решать задачи для старшеклассников или же читать книги, осилить которые в состоянии не каждый взрослый. В итоге врачи пришли к выводу, что мальчик унаследовал от отца так называемый «остров гениальности» — выдающиеся способности во многих областях знаний, не контрастирующие, однако, с общей ограниченностью личности, как это бывало при аутизме или синдроме саванта.
— Нам с отцом на тебя так денег не хватит. Особенно если ты будешь продолжать заглатывать книги, расти со скоростью света и проходить все известные игры, рассчитанные на старшеклассников, по щелчку пальцев, — отгоняя тяжёлые мысли, пошутила Симона.
— Мы больше не живём с отцом, мам, — грустно напомнил Том.
Лицо женщины моментально изменилось.
— Верно. — Она остро вгляделась в даль серой дороги. Больше заговорить она не пыталась, лишь губы поджались в тонкую струнку, а пальцы крепче сжались на руле.
За окном сменялись таблички с названиями улиц — все они были до боли похожи: Эвергрин-уэй сменилась на Пайн-стрит, а та — на Седер-стрит. Сверившись с картой, Симона свернула на одну из таких улиц, залитую солнцем узенькую асфальтированную абсолютно прямую дорожку. Указатель на углу подсказал, что она называлась «Виктор Плейс». Заглушив мотор, миссис МакГрат остановилась около дома номер 1510.
— Ну вот. — Женщина откинулась на спинку сиденья, втыкая сигарету в пепельницу, в горку других окурков. — Это наш новый дом.
Том тоскливо окинул его взглядом. Белый домишко, довольно простенький. Указатель на столбе гласил, что где-то недалеко находились баскетбольное поле, парк, школа, в которую, предположительно, придётся ходить, как только кончатся летние каникулы. Мальчик вылез из машины.
— А в чём тогда смысл переезда? Наш предыдущий дом был точно такой же.
Симона устало вздохнула.
— Мы это уже обсуждали…
Сын отвернулся, давая ей понять, что он всё помнил и нет нужды повторять ещё раз. Иногда Симоне казалось, что в комплекте с невероятной интеллектуальной одаренностью её мальчика шёл ещё и переходный возраст, который у всех нормальных детей начинается в возрасте двенадцати-тринадцати лет, а у Тома вовсю прогрессировал уже сейчас. Она, конечно, привыкла к его феноменальному развитию, немного пугало только то, что день ото дня Том становился всё больше похожим на отца.
Он был хорошим сыном, милым, добрым и отзывчивым, но развод ударил по его состоянию довольно сильно. Миссис МакГрат довелось наблюдать, как буквально в течение нескольких дней её ребёнок ушёл в себя, стал малоразговорчивым и ершистым, проводя ещё больше времени за книгами. Он менялся на глазах, уходя в какую-то непредсказуемую сторону, и было трудно сказать, нравилось ей это или нет.
Надев кепку козырьком назад, Том вытащил из машины коробку с вещами, которая стояла под ногами и мешалась ему на протяжении всего путешествия. Захватив в другую руку несколько пакетов, он отправился по подъездной дорожке к дому — осматривать свою новую территорию.
Симона задумчиво закурила новую сигарету. Был один секрет о её муже, который она не могла решиться рассказать сыну. У Йорга МакГрата обнаружили генное заболевание, преследующее всю мужскую линию семейства. В раннем детстве, лет эдак в 5, начинались провалы в памяти, после которых приходилось очень долго и болезненно восстанавливать события предыдущих нескольких часов. Том был уже старше критического возраста, и Симона рассчитывала, что эта семейная избирательная амнезия его миновала.
Она не находила в себе сил рассказывать ребенку, что из-за очередной вспышки заболевания его отца забрали в психиатрическую лечебницу штата недалеко от Сиэтла незадолго до переезда. Тому была выдвинута другая версия: папа ушёл, потому что так было нужно. Это было официальное прикрытие, которого Симона придерживалась.
Конечно, мальчишка видел и знал достаточно — он замечал, что папа день ото дня становился всё более странным, вёл себя необычно, однако Симона благодарила высшие силы, что в день, когда у Йорга случился последний приступ, Том задержался в подготовительной школе. Прогрессирующее заболевание в мгновение ока перевернуло с ног на голову всё их существование.
В тот день, перед тем как ехать за Томом, миссис МакГрат обнаружила дома то, чего не хотела бы видеть никогда в жизни — Йорг снова сидел на кухне над своим альбомом с фотографиями.
Подобное случалось в самом начале их отношений, когда он хватался за альбом и пытался листать его, затем отбрасывал, зажимая голову ладонями, и стонал, как раненый, говорил, что он больше не хочет возвращаться в прошлое. Том был слишком маленьким, чтобы помнить это, а Симоне со временем удалось уговорить мужа пройти курс психологической терапии, и приступы постепенно прекратились. Он стал вести себя нормально, ничем не выдавал своё состояние несколько лет, но затем его будто сорвало — в считанные дни он снова съехал с оси и начал делать очень неординарные вещи.