Спускаюсь по ступеням и матерюсь сквозь зубы: Саня, съежившись, сидит на лавке перед почти что угасшим костром. Сидит, обхватив себя за хрупкие плечи, опустив голову.
И мне почему-то становится стыдно. Словно это я в чем-то виноват.
Бля...
Подхожу к костру, сажусь на ту же самую лавку и чувствую, как мелкий весь сжимается, будто в ожидании удара. Вот идиот. Неужели думает, буду бить?
А может, стоило бы? Пара затрещин вышибли бы из него всю эту дурь.
Но вместо этого я только тихо спрашиваю:
– Ну и чё ты здесь сидишь?
Молчит. Только теребит нервно край рубашки.
О, боже. Ну за что мне все это дерьмо, а?
Молча беру его за предплечье, вздергиваю на ноги и тащу за собой к дому. Не упирается, я только чувствую, как он дрожит.
Да что с ним произошло, не могу понять?
Завтра же звоню матери и уточняю все подробности. Не может быть, что это у него так просто возраст переходный выражается.
– Прости, – шепчет, едва я захлопываю входную дверь и поворачиваю замок.
– Иди спать, – вообще нет желания обсуждать сейчас все это дерьмо. – Завтра поговорим.
– Хорошо, – выдыхает убито и плетется в комнату.
Еще минуту стою, прислушиваясь к тишине, и иду к себе. Что мне сейчас нужно – так это просто заснуть. А завтра утром все как-нибудь утрясется. В конце концов – это не конец света, а просто глупое неловкое происшествие.
Хлопаю дверью, заваливаюсь на кровать и закрываю глаза.
И, уже засыпая, слышу, как скрипят под легкими шагами доски пола. Ну и похер.
Глава 2.
Матери я позвонил с утра. Мелкий еще спал сном младенца, зарывшись в одеяло с головой, так что я даже не стал выходить из дома. Сел на кухне и набрал номер.
Глупо, конечно, но что мне еще оставалось? Сам Саня откровенничать со мной явно не спешил, а мне нужно было понять, что происходит. В конце концов, именно я сейчас несу за него ответственность. И если что-то пойдет не так – виноват, соответственно, буду тоже я.
Ответили мне почти сразу, повезло.
– Привет, – голос со сна у меня хриплый.
– Женя? – а маман явно удивлена. – Здравствуй. Что-то случилось?
Случилось? Сынок твой младший малость умом тронулся, вот что случилось. Правда, вслух я говорю другое:
– Да нет, – разговор предстоит явно сложный. – Все нормально. Просто Саня...
– Что с Сашенькой? – в ее голосе сразу появляются тревожные нотки. – Нехорошо себя чувствует?
Интересный поворот событий. С чего такое волнение о самочувствии шестнадцатилетнего подростка?
– Почему нехорошо? – не замечаю, как начинаю нервно постукивать пальцами по столешнице. – Нормально он себя чувствует. Я просто хотел спросить, у него в школе все нормально? Ну, или с друзьями там... Он тебе ничего не рассказывал?
Следует напряженная пауза. Словно я спросил что-то такое, о чем лучше помалкивать. Знаете, так бывает, когда в компании поднимаешь какую-нибудь неудобную тему.
– Что там у вас случилось? – в голосе мамы озабоченность. – Вы поссорились?
Едва не фыркаю от смеха. Детский сад.
– Нет, мам, – вздыхаю и вытягиваю из кармана штанов сигареты и зажигалку. – Мы не поссорились. В конце концов, ты сама должна была замечать, что Сашка странный в последнее время. Я думал, может, он тебе что-то рассказывал.
– Женя...
Естественно, она удивлена. Я тоже. Никогда не разговаривал с матерью о... подобном.
Чего я вообще хочу добиться? С чего я вообще придумал себе, что с мелким что-то не так? Может, это и правда переходный возраст у него такой?
Но бля... Я ведь чувствую, что что-то не то!
А мама вдруг как-то странно прерывисто вдыхает и тихо говорит:
– Мы ведь тебе так ничего и не рассказали.
И после этих ее слов под ложечкой начинает нудно и противно ныть.
– И чего вы мне не рассказали? – наконец прикуриваю и глубоко затягиваюсь.
– Сашенька, он... – она как-то обреченно вздыхает, – болен. У него положительный статус ВИЧ.
Открываю было рот, а потом до меня вдруг доходит смысл только что услышанных слов. Я просто вдруг понимаю, что это значит.
Так, значит, он...
– И как это вышло? – мой голос звучит непозволительно сухо.
– Его изнасиловали, – и вот теперь я отчетливо слышу, как мама всхлипывает. – Год назад.
– И... – тяжело сглатываю слюну вместе с сигаретным дымом, – почему я ничего об этом не знал?
– Саша очень просил не говорить тебе ничего.
Я молчу. Просто не знаю, что сказать. Узнать подобное пасмурным летним утром по чертовому телефону...
– Жень, мы просто...
– Я понял.
– Следи за тем, чтобы Сашенька кушал, чтобы не ходил раздетый, чтобы... – начинает частить мама.
Терпеть это – нет сил. Она говорит так, словно с моим братом все нормально. Словно в его организме не сидит зараза, разрушающая его изнутри. Словно...
– Пока, – и, не дождавшись ответа, нажимаю отбой.
***
Знаете, когда Сане было тринадцать, он тяжело заболел. Температура под сорок, слабость, тошнота. Он лежал тогда на своей кровати и тихо поскуливал, сжавшись в комок.
А я играл в комп. Делал вид, что мне плевать. Думал, это очень по-взрослому – весь день не обращать внимания на едва не плачущего от боли ребенка.
Но самое смешное, я не помню, чтобы Саня тогда что-нибудь просил у меня. Хотя ему наверняка хотелось хотя бы пить.
И когда я уже вечером, наконец, принес ему стакан с этой несчастной водой... В его мутных от жара глазах было столько непонятной благодарности, что я поперхнулся насмешкой. Присел на край кровати, осторожно погладил мелкого по голове. Саня хныкнул, переполз ко мне на колени, замер, прижимаясь всем своим горячим от температуры, нескладным телом.
Правда, на следующий день ему стало лучше и все благополучно забылось. Я снова отпускал обидные шутки в его адрес, шпынял по поводу и без, в общем, вел себя, как забияка из детского сада.
Наверное, и родители, и Саня обрадовались, когда я сообщил, что «сваливаю из этого дома». И немудрено.
***
Сигарета обжигает пальцы, и я зло вдавливаю окурок в пепельницу.
Как мне теперь себя вести, зная... все это? Зная, что какой-то урод...
– Доброе утро, – мелкий, сонно моргая, стоит в дверях. В одной вчерашней рубашке и трусах. Босой.
И что мне ему сказать?
«Я знаю, что ты ВИЧ-инфицирован, потому что какой-то мужик изнасиловал тебя год назад»? Или начать издалека, мол, говорил с мамой...
– Что-то случилось? – и смотрит на меня своими глазищами, словно хочет прочесть мысли.
– Ничего, – бросаю резко. – Есть будешь?
Интересно, а таблетки он пьет какие-нибудь?
– Нет, – Саня весь опять сжимается, и это непонимание во взгляде.
Сволочь я. Ребенок едва проснулся, а я с ним вот так вот.
– Почему? – выбиваю себе новую сигарету. – Ты со вчерашнего дня голодный.
– Я не голодный, – он так и мнется на пороге, словно не решаясь зайти на кухню.
А ВИЧ вроде ведь не передается бытовым путем. И через поцелуи тоже. Только если нет открытых ранок.
Машинально облизываю губы.
– Сань, съешь хоть что-нибудь, – стряхиваю пепел с сигареты и затягиваюсь снова.
Молчит. И губы кусает.
– Если у тебя есть что мне сказать, то вперед, – предлагаю ему.
И опять молчание. Ну и хер с ним.
Встаю из-за стола и иду к лестнице на второй этаж. Раз не желает общаться, я себе занятие в два счета найду. Хотя бы по работе. Выбрать шаблоны, скорректировать слоганы... Проект плевый, но я должен сделать из него конфетку – заказчик придирчивый. Но платит щедро.
– А что я должен тебе сказать? – отстраненный голос брата заставляет вздрогнуть.
– Откуда мне знать, – останавливаюсь и пожимаю плечами. – Это ты мне скажи.
– Жень, – стоит, опустив голову. – Прости. Вчера...
– Забей, – пытаюсь придать своему голосу беззаботности. – Все нормально. Если хочешь, пошли мяч побросаем.
С готовностью кивает и идет в сторону своей комнаты. Зачем-то отправляюсь следом. Перехватываю створку, не давая Сане захлопнуть ее перед моим носом, и бесцеремонно вваливаюсь в помещение.
– Я переодеваться, – робко делает шаг к еще не распотрошенной сумке.
– Я так и понял, – обвожу спальню взглядом и, за неимением ничего другого, присаживаюсь на смятую постель.
Младший растерянно смотрит на меня, переминается с ноги на ногу, а потом, словно что-то для себя решив, отворачивается и скидывает рубашку.
Смотрю на его худую, с выпирающими лопатками и ярко видными позвонками спину и почему-то снова думаю о том, что болезнь съедает брата изнутри.
Саня никогда не страдал от излишнего веса, но никогда не был таким вот болезненно худым.
Мысль отдается где-то глубоко в груди мерзким болезненным ощущением. Мне вдруг хочется встать, развернуть брата к себе и обнять.
Вместо этого я достаю из кармана сигареты и выбиваю себе уже четвертую за это утро. Щелкаю зажигалкой, прикуриваю и затягиваюсь.
– В помещении не курят, – Саня говорит это, одновременно натягивая джинсы.
– Я в курсе.
– И тебе все равно, – мелкий как-то грустно фыркает и сует ноги в кроссовки. – Пошли?
Киваю и поднимаюсь на ноги.
***
В подобие волейбола мы играли почти до обеда. Саня как-то расслабился, смеялся вместе со мной и ничего странного я за ним больше не замечал. Обычный шестнадцатилетний подросток.