Холод. Чувство полного бессилия, переходящее во всепоглощающее отчаяние, словно очищенное от любых иных примесей, порожденных отношениями души и бога. Ощущение человека, прикованного и оставленного в темноте. В жизни так не бывает, а если случается – можно сойти с ума.
Впрочем, едва ли здесь уместна статистика. Людям, вообще говоря, свойственно отказывать ближнему в праве на сильное чувство, если причина его иррациональна. Никогда больше Аранта не отзовется пренебрежительно: дескать, это был всего лишь сон.
Сильнейшие судороги выгибали ее тело так, что она касалась земли только затылком и пятками, но даже они не могли вывести ее из черного сна. Она хотела позвать на помощь Кеннета, но из парализованного горла вырывалось лишь, нечленораздельное хриплое карканье. А там, во сне, к ней как будто подбиралась смерть.
Она очнулась оттого, что на лоб ей лилась холодная вода. Во рту стоял вкус земли, в кулаках, когда она их разжала, обнаружилась трава, вырванная с корнем. Черные полосы под ногтями также свидетельствовали против нее.
Голова ее, как оказалось, покоилась на коленях встревоженного Кеннета.
– Что это с ней? – послышался из отдаления опасливый голосок Анельки. – А у нее, часом, не падучая?
– Не было до сих пор. – Голос «секретаря и стража» звучал озабоченно. – Придет в себя – сама спросишь.
– Тогда по щекам надо отхлестать. Мигом очухается.
– Я не возьмусь. А ты, если хочешь очутиться, скажем, белкой, можешь попробовать.
Аранта почти увидела, как Грандиоза поджимает губки в гримасе хронического «не везет!». Единственный мужчина в компании, теоретически способный позаботиться о ее безопасности и комфорте, оказался искалечен, а стало быть, от него не стоило ожидать подвигов на ниве битв. А если даже битва и случится, она по определению не кончится для Кеннета победой. Да и простейших услуг, мелочей, на какие имеет право благородная девица в затруднительном положении, от него не дождешься. Хотя бы Аранта выглядела до сих пор могущественной волшебницей, способной в какой‑то мере держать под контролем все происходящее. Шутка сказать – почти королева! Да не просто королева, а такая, что титулом побрезговала. Во всяком случае, Аранте почему‑то казалось, что во всех бедах и неудачах, которые их обязательно постигнут – без этого не бывает! – Аннелиза ван дер Хевен непременно обвинит ее. Словно она могла бы их не допустить или каким‑то непостижимым образом обернуть к общей пользе. Обычная претензия, предъявляемая к сильным. Представив себе выражение лица девицы Грандиозы, Аранта очнулась.
– Мы возвращаемся в Констанцу. – Это было первое, что сорвалось с ее языка. К ее собственному удивлению.
– Чего ради?! – пискнула Анелька. Кеннет глянул на нее со смесью брезгливости и укоризны. Не будучи с Арантой более или менее наедине, он чтил субординацию. Или по крайней мере соблюдал.
– Что‑то произошло.
– Ну и… допустим. Нас‑то каким боком это касается?
– Что‑то очень страшное, – нехотя пояснила Красная Ведьма.
Анелька всплеснула руками – обеими сразу. Слава Заступнице, Кеннет не стал повторять этот жест. Впрочем, с его единственной рукой он выглядел бы скорее комично.
– Ну да! Перечислить? Король, которому ты поклонялась как богу, убил свою королеву, чтобы жениться на ком‑то здесь. Ну, довел до самоубийства – вдаваться в подробности не станем.
Главное – виновен! Толпа, науськанная мракобесами, под шумок уничтожила мой пансион и всех, кто там был, сопровождая бесчинства насилием и грабежом. Под корень вырублена сама идея светлого будущего. Сидеть вам и дальше, господа, в вашем вонючем средневековье. Еще сотню лет, а может, и две. Ну‑ка, ну‑ка, что еще страшненького могло произойти, чтобы ты внезапно переменила все свои и, – она подчеркнула, – наши планы? Сон дурной увидела?
– Что может быть страшнее того, что уже произошло? Война или чума? – спросил Кеннет. – В обоих случаях Констанца станет смертельной ловушкой.
– Анелька, – устало произнесла Аранта, – я вам не принадлежу.
Это в конце концов им следовало уяснить. Она не их волшебница. Она была волшебницей Рэндалла Баккара, но она, черт возьми, не обязана предоставлять себя в распоряжение всякого, кто пожелает воспользоваться ею, как силой.
– Аранта, – сказал Кеннет глухо, – в Констанцу возвращаться неразумно. Я уверен, тебя ищут повсюду. Все королевские службы и черт‑те сколько платных осведомителей.
– Вот‑вот, – поддакнула паршивка Грандиоза. – А как же наша Счастливая Страна? Кто‑то же намеревался подлечить там душевные раны?
– Счастливая Страна подождет, покуда я выйду на пенсию, – отрезала Аранта. Не будет она карманной волшебницей, баста! – Я должна знать, что происходит.
– Ты каждый день собираешься менять планы или как? Не пойду я туда! Ты можешь дразнить гусей сколько тебе вздумается, а я спаслась чудом.
– Погоди! – неожиданно вмешался Кеннет. – А если я?
– Что – ты? – Обе спорящие дамы разом повернулись к нему.
– Женщинам возвращаться в столицу опасно, – объяснил Кеннет свою мысль. – Ну так посидите и подождите, покуда я принесу вам новости. Пива, кстати, выпью. А решать будете потом, когда будете точно знать, зачем вам туда и какова степень риска.
– Нечего на поводу… – начала Грандиоза, демонстрируя безапелляционный норов будущей жены.
– Кеннет, а если опознают тебя?
– Спишем на неизбежность, – невозмутимо ответил бывший лучник. – Пойду попозже, чтобы войти в город вечером, а утром вернусь, как только откроют ворота. Я хожу быстро. В любом случае держаться в Констанце тесной группой – значит привлекать к себе излишнее внимание. Не всегда тебе удастся так ловко отводить глаза, как это вышло в последний раз. Я так понял, тебе сильно надо?
– Я чувствую себя так, словно меня прокляли, – призналась Аранта, снова опускаясь наземь виском.
– А тебе привыкать? – В этом был весь Кеннет. Она улыбнулась через силу.
– Ладно. Сходи.
Аранта обвела замутненным от сна взглядом поляну, на которой они остановились сегодня на рассвете, чтобы дать себе наконец отдых. Был уже день, сумрачный и по‑июльски влажный. Мокрые кусты, казалось, подступили ближе за то время, пока она спала, и ветви нависали низко, обремененные обильной листвой. Темный цвет густой зелени напомнил ей о том, что стоит середина лета. Некоторое время Аранта склонялась к тому, чтобы обвинить в своем сне тяжелый дух испарений, поднимавшийся стеной от волглой почвы. Одежда набрякла росой и липла к телу.
Та часть ее натуры, которая прежде негодовала, восхищалась, трепетала и билась в тесных рамках человеческого существа, все, что она привыкла называть сущностью Красной Ведьмы, теперь пустовала, словно выжженная раскаленным или, скорее, замороженным железом, и ей оставалось только лениво недоумевать по этому поводу. Все правильно. Если у этого молчания, поселившегося внутри нее, есть внешняя причина, Кеннет выяснит ее.