Рыжая племянница лекаря-3
-1-
…Я все так же продолжала сидеть на парапете, не зная, что сказать Хорвеку, разглядывавшему с отсутствующим видом суету около костра.
Не припомню, с какими словами он обратился ко мне. Скорее всего, просто предложил отправляться на поиски стола и крова, и я молча кивнула, поспешно поднимаясь с места. Не знаю, какое чувство громче говорило во мне - трусливое облегчение из-за того, что идущий впереди Хорвек сейчас так спокоен и равнодушен; или же разочарование – ведь он молчал, а я так хотела услышать рассказ о Белой Ведьме из его уст – правдивый рассказ!..
Вновь и вновь перед моими глазами вспыхивали языки пламени, в котором сгорали соломенные куклы. Воображаемый огонь был так же горяч, как и настоящий – от него пылали щеки и сбивалось дыхание. Вскоре мне начало казаться, что я изнемогаю из-за внезапного приступа лихорадки, и единственным лекарством от этой странной болезни были ответы на вопросы.
-Сколько тебе было лет тогда? – выпалила я, не в силах более сдерживаться.
Хорвек оглянулся, и я сжалась, ожидая увидеть, что его лицо искажено гневом или страданием. Но нет – он бегло улыбнулся, глядя на меня с насмешливым сочувствием.
-Ты неисправима, Йель, - сказал он. – Любопытство в тебе никогда не проиграет страху, и уж тем более не уступит доводам рассудка.
Я зажмурилась, не в силах выдержать его взгляда, и повторила, из-за шума в ушах едва слыша свой голос:
-Так сколько тебе было лет, когда это случилось?
-Двенадцать или тринадцать, - ответил он, и я поняла, что он все так же идет вперед, не замедляя шаг.
-Но в том представлении… - начала я нерешительно, и он рассмеялся.
-Не стоит верить всему, что показывают бродячие актеры на площадях. Успокой свое жалостливое сердце, Йель. Я вовсе не был в ту пору младенцем, люди многое позабыли… или не захотели помнить. Король находился во власти Белой Ведьмы пятнадцать лет, и в ту пору она была настоящей правительницей Юга. При ней королевство было сильно и богато, как никогда ранее. От таких воспоминаний и в самом деле лучше избавиться, иначе может показаться, что король был не так уж мудр, а ведьма – не так уж зла.
-Так значит, ты все помнишь! – воскликнула я, и, позабыв об осторожности, схватила Хорвека за руку, принуждая замедлить шаг. – Что тогда произошло на самом деле?
-Ты же видела все сама, - он посмотрел на меня то ли с досадой, то ли с недоумением, но руку высвобождать не спешил. – Увы, вряд ли я смогу прибавить этой истории красок. Память народная, хоть и ошибается порой в главном, удивительно цепка в мелочах. Под окнами дома ведьмы и впрямь была кованая ограда, украшенная остриями. Что еще ты хочешь знать?
-Тебе… было больно? – я и сама понимала, сколь глуп этот вопрос, оттого вжала голову в плечи, ожидая гневной отповеди.
-О, да, - согласился Хорвек. – Весьма неприятный опыт. Но к чему сейчас об этом вспоминать? Разве у твоего болтливого дружка Харля не имелось в запасе десятков сказок, где колдуний казнили, а чудовищ, порожденных их колдовством, убивали? Право слово, они должны были давно тебе приесться.
Я вздрогнула, и разжала пальцы, отпуская его руку. Множество вопросов, вертевшихся на языке – что было дальше? Как он очутился при Темнейшем дворе своего отца? Что помнит о матери?.. – вдруг показались совершенно пустыми и бессмысленными, ведь Хорвек был прав: старая сказка закончилась так, как ей было положено, и добро в ней победило зло.
-Мне так жаль, - прошептала я. – О, как мне жаль!..
Ответа на мои слова не последовало, да я его и не ждала, понимая, как жалко и нелепо выглядит мое сочувствие. Да и поверил ли Хорвек в него?.. Еще недавно я сама бы плясала около костра вместе с веселой толпой, со смехом выкрикивая пожелания гореть всем колдуньям в преисподней, и он об этом знал. Чего стоили мои слова в его глазах? Мои суждения были грубы и поверхностны, мой ум – темен, а знаний хватило бы разве на то, чтобы нацарапать пару скабрезностей на стене… Ох, да я попросту оскорбила его своей жалостью – еще сильнее, чем навязчивым любопытством!..
Пока я предавалась страстному самобичеванию, приступы которого, по загадочным причинам, одолевали меня все чаще, Хорвек, ведомый безошибочным чутьем, отыскал для нас пристанище: уютную старую гостиницу, у хозяйки которой нашлось достаточно горячей воды и мыла для того, чтобы придать нам респектабельный вид. Еще спустя пару-тройку часов мы уже примеряли новую одежду, снесенную служанками со всего города – то-то нежданный праздник случился в местных лавках!.. Хорвек, разумеется, был недоволен тем, как сидит готовое платье, но у нас не имелось времени для того, чтобы снять мерки и заказать наряды у портного. Если бы я знала бывшего демона чуть хуже, то могла бы поверить, что единственное и сильнейшее его беспокойство – ширина манжет: он сосредоточенно рассматривал и отбрасывал одну рубаху за другой, проявляя чудеса придирчивости, пока, наконец, не совершил свой выбор.
Я же, напротив, безо всякого интереса ковыряла пальцем подолы платьев, брошенных поперек кровати. Еще недавно я бы обмерла от счастья, получив в подарок столько нарядов, уж точно не вызывавших в памяти платье служанки, но теперь меня не радовали ни перламутровые пуговицы, ни тесьма, ни узорчатые пояса. Что там! Даже увидав в зеркале, что лицо мое обрамлено отросшими рыжеватыми прядками, почти как в прежние времена, я не обрадовалась, а лишь вздохнула, приглаживая топорщащиеся кудряшки.
Однако стоило отдать должное усилиям служанок и цирюльника, спешно вызванного в гостиницу: по меньшей мере, Хорвек точно стал выглядеть другим человеком, и только синие рисунки на его руках теперь выдавали в нем искателя приключений. Безжалостно были сострижены косички с намертво вплетенными туда бусинами и цветными нитями, на лице не осталось ни единого варварского украшения – и мне подумалось, что сейчас Хорвек окончательно победил Ирну-северянина, остатки желаний которого еще теплились в оживленном черной магией теле. В том, как он теперь держал голову, как отдавал приказы, чувствовалась другая стать, доселе мне незнакомая.
Неудивительно, что девочка, вечером подошедшая к нашему столу в большом зале гостиницы, куда мы спустились поужинать, недоверчиво обратилась к нам по имени, словно не веря, что мы откликнемся на этот робкий призыв. Да и я не сразу сообразила, что видела ее при бродячем театре – перед ней и несколькими ее юными приятелями Хорвек показывал свои фокусы прошлой ночью.
-Сударь, неужто это вы? – робко спросила она, разглядывая бывшего демона со страхом и восхищением. – Я еле разыскала вас!Вы помните меня? Я Ларго, дочь Домилы, лицедейки…
Домилой звали женщину, которая тяжко кашляла у костра. Наверняка это она изображала сегодня Белую Ведьму – я не узнала ее из-за измазанного белилами лица, но теперь запоздало вспомнила, как хрипло и отрывисто она выкрикивала свои угрозы и проклятия. Тяжело, должно быть, далась ей роль – накануне ночью приступы кашля беспрестанно гнули ее к земле.
-Да, Ларго, я помню тебя, - ответил Хорвек, глядя на девочку со странным выражением. Мне внезапно показалось, что он ждал ее – или кого-то похожего на нее.
-О, сударь, простите, если я скажу что-то дурное… - Ларго говорила торопливо, тихо, иногда сбиваясь на тихий плач. – Прошу вас, не гневайтесь, лучше посмейтесь надо мной, если мои слова покажутся вам глупыми, и я уйду, обещаю вам. Я и сама знаю, что нельзя в такое верить, но… Но вы ведь не простой фокусник-ловкач, а настоящий чародей?
Последние слова она произнесла едва слышно, прижав руки к впалой детской груди, но глаза ее блестели ярче огня в большом очаге.
От ужаса я выронила ложку: худенькая девочка вдруг показалась мне созданием куда более страшным, чем гарпия или оборотень. Она разгадала, что Хорвек колдовал! А колдунов сжигают, бросают на острые пики, сбрасывают в реку, заковав в цепи - только сегодня я видела, как танцуют люди вокруг костра, радостно вспоминая, что когда-то уничтожили Белую Ведьму! Враз охрипнув, я попыталась было воскликнуть: «Нет! Что за глупость! Убирайся отсюда!», но только закашлялась. А Хорвек, широко улыбнувшись, жестом показал девочке, чтобы та присела за наш стол, и так же тихо, но безо всякого волнения спросил:
-И что же тебе понадобилось от чародея, Ларго?
-Так это правда! – ее лицо озарилось дикой, страшной радостью, тут же сменившейся испугом, но вовсе не тем, которого я более всего опасалась. – Или вы решили подшутить надо мной, господин?.. Прошу вас, не обманывайте меня ради потехи!
-Тише ты! – свирепо прошипела я, обтирая ложку и оглядываясь по сторонам. – Кто тебя надоумил приставать к нам с такими вопросами?!
-Никто, - она растерянно заморгала, явно собираясь заплакать, и повернулась к Хорвеку, ища у того поддержки. – Я просто подумала… Эти фокусы – они ведь не были похожи на обман! Ведь вы не обманывали нас, сударь?.. Мы видели настоящие чудеса! От них в голове начинало легонько жужжать, и дыхание перехватывало, как будто сейчас случится что-то прекрасное… или ужасное…
-Уж поверь мне, скорее всего – второе, - буркнула я, вконец растерявшись. Ларго смотрела на Хорвека так, словно он был божеством, спустившимся с небес, а демон молча ожидал каких-то ее слов - я готова была поклясться в этом!
-Эти ваши чудеса… - девочка шептала горячо и восторженно. – Вам же ничего не стоит их совершить? Вы просто прочитаете свое заклинание, и любое желание тут же исполнится…
-Не совсем так, - Хорвек, словно очнувшись на мгновение ото сна, усмехнулся. – Бывают разные желания, и разные заклинания… Что за желание у тебя, Ларго?
-Моя матушка… - девочка говорила все быстрее. – Она больна, ей с каждым днем хуже! Я слышала, как лекарь, которого к ней приводили, сказал, что от ее болезни нет лекарств. Она так страдает, господин! Иногда утром у нее не хватает сил подняться на ноги, а губы у нее все в крови. Гри говорит, что не станет таскать ее за собой, мол, пользы от болящей мало. Чтобы уменьшить боль, она пьет самое крепкое вино, и засыпает мертвым сном… Вот и сейчас она спит в повозке, пока остальные гуляют в кабаке. Сударь, прошу вас, прогоните колдовством ее болезнь!
Хорвек молчал, бог весть о чем задумавшись, и я, испытывая сильнейшую неловкость, забормотала, избегая смотреть в заплаканные глаза Ларго:
-Тебе бы в храм сходить, да попросить о милости богов…
-Я бывала во всех храмах, которые попадались на нашем пути, - ответила она, и в голосе ее прозвучало что-то недоброе, отчаянное. – В последнем я даже украла вот эту щепку – люди говорили, что она творит всякие чудеса, потому что ее отломили от посоха какого-то святого. Но сколько не прикладывала я ее ночью к груди моей бедной матушки – ничего не переменилось. Сударь, возьмите ее себе, если вам угодно! Я слыхала, чародеям для их зелий нужны порой святыни…
-И ты не боишься прогневать богов таким святотатством? – с доброжелательным любопытством спросил у Ларго Хорвек, осторожно приняв из ее рук почерневший кусочек дерева.
-Пусть гневаются! – мрачно и решительно ответила она. – Они же не слушали меня, когда я просила их по доброму! О, сударь, вы поможете моей маме? Правда?..
И опять я не знала, что больше меня страшит: возможный ли отказ Хорвека, казавшийся самым разумным решением, или же его согласие помочь Ларго. Внезапно я сообразила, что существо, столько раз спасавшее меня, не может быть полностью бесчувственно к людскому горю. Однако, сегодняшнее представление… что за воспоминания могло оно пробудить в бывшем демоне? Домила, о спасении которой его сейчас умоляли, изображала Белую Ведьму, показывая ее злобным и мерзким чудовищем, заслужившим смерть в огне. С чего бы Хорвеку сочувствовать ее беде?..
-Ну что же, - он вертел в руках щепку, словно она и вправду представляла собой какую-то ценность. – Славная плата, маленькая Ларго. Раз ты угадала во мне колдовство и не побоялась его – я помогу твоей матери, чем смогу. Веди нас к ней, но так, чтобы об этом никто не узнал.
-Сударь!.. Ах, сударь!.. – Ларго заплакала, но тут же вскочила, утирая глаза обтрепанным рукавом. – Да, я проведу вас! Там нет никого, я говорила… Сегодня собрали много денег, и Гри позвал всех гулять в кабак на площади. Остались только Лив и Соммер, мальчишки, но они стащили немного сладкого вина и спят еще крепче, чем матушка. Идемте! Идемте же!..
И мы, накинув новые плащи, последовали за быстроногой Ларго, которая постоянно оглядывалась на Хорвека, словно опасаясь, что тот в любой миг исчезнет.
-Ох, до чего опасное нехорошее дело! – ворчала я в спину Хорвеку, не в силах определиться, верно ли мы поступаем или же нет. – Узнает кто о том, что ты колдуешь, и нам конец! Вздумалось же тебе показывать этим детишкам свои фокусы… Видишь – не так уж глупы люди! Малолетняя девчонка – и та обо всем догадалась!
-Ты еще не знаешь, Йель, как трудно утаить магию, - ответил Хорвек. – Если засыпать источник камнями – вода все равно найдет щель. Или ты думаешь, что можно колдовать лишь для себя, забившись в темный угол? Не только маги тщеславны, но и само колдовство. Оно всегда хочет быть узнанным, всегда желает поклонения… Дети восприимчивы, и девочка услышала то, что ей нашептывала тайная сила. Чем больше я буду уметь, тем громче будет этот шепот, и куда бы мы не пришли – тут же все вспомнят о колдовстве, и из ниоткуда явится мысль, что в городе появился маг… Всегда найдется человек, которому необходимо чудо – так необходимо, что ради него можно прогневать и самих богов… В этом и состоит главная беда: чародей не может не колдовать, а люди не могут не просить его о помощи. Даже в этих краях, где так любят представления, в которых за чародейство карают огнем.
-А рыжая колдунья? – задумчиво спросила я. – Она же затуманила головы всем таммельнцам!..
-На это требуется много сил. Тебе пока что не понять, насколько она сильна, Йель. Но даже ее истощает эта игра в прятки, и долго ей так не продержаться. Оттого-то и страшна судьба чародеев в нынешнее время, оттого они так ненавидят этот порядок: скрываться ото всех – тяжелый, изнурительный труд, забирающий у мага почти все силы, - и Хорвек смолк, задумавшись о чем-то своем, как это у него было заведено.
<a id='4_09'></a>
Повозка, где коротала свою тяжкую ночь Домила, стояла на пустыре между старыми домами предместья. Рядом догорал костер, у которого спала старая тощая собака, охранявшая скудное добро актеров. Рядом с ней вповалку лежали детишки, видимо, гревшиеся у костра, да так и задремавшие. Кто-то – должно быть, Ларго – накрыл их пестрым одеялом, а большего удобства эти вечные бродяжки и не знавали.
Когда мы подошли поближе, собака проснулась и оскалила зубы, но девочка негромко свистнула, и животное завиляло хвостом, узнав ее.
-Матушка там, внутри, - тихо произнесла Ларго. – Она выпила много вина, поэтому не проснется. Прошу вас, помогите ей…
Хорвек ответил ей серьезным взглядом, в котором я не заметила жалости или сочувствия, однако его хватило, чтобы девочка немного успокоилась.
-Побудь здесь, с Йель, - сказал он ей. – Я посмотрю, чем можно помочь твоей матери, и если это в моих силах – ее страдания облегчатся.
Мы с Ларго покорно уселись около костра, подбросив перед тем в огонь пару веток, и, не сговариваясь, опустили глаза, чтобы ненароком не взглянуть лишний раз на повозку, внутри которой происходило сейчас нечто темное и запретное. Огонь трещал, посапывали дети, и собака глухо ворчала, ловя неслышимые для нас звуки. Я знала, что девочка изнывает от желания спросить, спасет ли колдун ее мать, но боялась обнадеживать ее, тем более, что смыслила в происходящем едва ли намного больше.
Колдовство уже не раз отзывалось в моей крови, и я узнала эту тянущую боль, от которой в животе становилось пусто, а на сердце – так тяжко, словно случилось нечто ужасное и непоправимое. Если до сей поры я в глубине души допускала, что Хорвек зачем-то обманывает Ларго, то теперь поверила: он действительно сейчас колдовал над Домилой, растрачивая свои невеликие силы.
Поэтому я не удивилась, когда увидела его лицо: показавшийся из повозки демон был бледен, и губы у него посинели, словно все это время его держали в ледяной воде. Однако Ларго, вскочившая с места, не заметила в нем никаких перемен – ее интересовало только одно.