В госпитале Стиву приснился сон. Не то чтобы раньше он спал без кошмаров, просто не запоминал их. В первые моменты после пробуждения еще помнил и отчаянный свист ветра в ушах, и ощущение ужаса, отрицания, бессилия, но стоило притащиться в душ и встать под горячие струи, как все постепенно сходило на нет. Ему хватало поводов для самокопания и при свете дня, ночью он почти всегда спал спокойно.
И вот теперь, очнувшись после лошадиной дозы обезболивающих, он нащупал туго перевязанный бок, в котором уставшие до черноты медики ковырялись битых три часа. Наркоз неоднократно прекращал действовать в самые “интересные” моменты, а потому, измотанный до предела, Стив снова прикрыл глаза.
“Он вспомнил тебя. Бедный малыш Баки. Размяк, чуть слезу не пустил. А они его мозги снова в блендер…”
В груди неприятно ворочалось беспокойство, а хриплый, смутно знакомый голос все нашептывал, так, что Стив не мог понять, действительно ли он слышит его или это все у него в голове.
“Это ты виноват. Не искал. Не пришел. И сейчас упустил. Что ты за друг такой, Роджерс? Поройся в архивчиках, которые Вдова в сеть слила, поинтересуйся. Спать перестанешь. Совсем”.
Голос шептал и шептал обо всяких ужасах вроде обнуления электричеством, полостных операциях без наркоза, вправления переломов наживую. О том, как ломают неверно сросшиеся кости заново. Снова и снова.
Стоило закрыть глаза, и под веками всплывали картинки: кресло с фиксаторами для рук и ног, хищный холодный металл, разворачивающийся вокруг головы прикованного человека, запах озона и нечеловеческий, страшный, приглушенный капой вой.
Ужас, разлитый в воздухе, перемешанный с запахами паленой кожи и волос, холодного пота и обреченности.
Это Баки. Там, в кресле, был Баки. Он оказался там из-за Стива, который поверил в его смерть. В уголках глаз незнакомо защипало. Вспомнился Баки на хэлликерьерах — беспамятный, но все равно невосполнимо близкий, давно потерянный. Стив был готов самого себя отдать, отрезая куски, лишь бы всего этого не было. Этих десятилетий в ГИДРЕ, обнулений, убийств. Его Баки стерли столько раз, но он не истончился, не исчез. Он выжил и нашел в себе достаточно сил и сострадания, чтобы спастись самому и вытащить Стива.
Стив снова уснул, и снова видел все это: темный подвал, приглушенный свет. Вдыхал запахи дезинфектора и пота, какой-то тошнотворной гадости, смутно напоминающей о том заводе, с которого Стив когда-то спас Баки. И видел Пирса, бьющего Баки по лицу. Снова и снова, как в поставленном на повтор ролике. Бледные губы шевелятся, но слов не разобрать, растерянность во взгляде, удар, волосы взметнулись, как темный нимб. “Сотрите его и начните сначала”.
“Сотрите его…”
“Сотрите его и начните сначала”.
***
— Погано выглядишь, — с сочувствием произнес Сэм, когда Стив открыл глаза просто для того, чтобы не видеть, не ощущать, как на него рушится потолок, перебивая, размалывая в соль ноги, неподъемной тяжестью ложась на грудную клетку, не давая вдохнуть. Как ползет по рукам и лицу страшный, колючий жар, заживо сжирая кожу, оставляя только одно желание — сдохнуть. И поскорее.
— Кошмары, — скрипучим от долгого молчания и немого крика в себя голосом ответил Стив.
— Ой, чувак, даже не пытайся улыбаться — выходит не просто хреново, а страшно.
В палате играл его любимый джаз, Сэм, подавая воду и питательные коктейли, болтал без умолку, но Стив слышал совсем другое.
“Ты уронил на меня дом. Даже не надейся теперь отмахнуться от меня. Я превращу твою жизнь в ад. Сначала ты сойдешь с ума, мучаясь, извиваясь на медленном огне ненависти к себе. А потом сдохнешь в слезах, и никто не поможет тебе. Как никто ни разу не помог малышу Баки, да? Когда его били током так, что зубы крошились, когда наживую вскрывали ему брюхо и потрошили, как свежую живую рыбу”.
Стива затошнило, выпитая витаминно-протеиновая болтушка не задержалась в желудке, рванула обратно, и ошарашенный Сэм, на лице которого читалась лишь брезгливая жалость, едва успел подставить ему судно.
— Нифига, старик. Позову-ка я медсестру.
Неделя в больнице была бесконечной: Стива день и ночь мучили кошмары, хриплый голос, хозяина которого он так и не опознал, ввинчивался в висок раскаленным сверлом, файлы, выкопанные Наташей в архивах ГИДРы, только прибавляли кошмарам красок. И подробностей. У Стива постоянно болела голова, его идеально здоровый мозг тоже нуждался в отдыхе, но об этом оставалось только мечтать.
Он будто сходил с ума. Каждую минуту каждого дня. Каждое мгновение беспокойного сна.
“Почему же “будто”, — ехидно спросил тот же голос. — Ты псих, Роджерс. Ты всегда им был, просто теперь знаешь наверняка”.
Стив надеялся, что дома, оставшись один на один со своими демонами и вне постоянного прицела камер, он сможет понять, что происходит, поэтому, едва его выписали, отказался от помощи Сэма и предложения составить компанию, скомкано извинился и заперся у себя. Быстро обошел всю квартиру с портативным устройством, добытым у Наташи, раздавил несколько жучков и одну камеру (напротив входной двери, хоть не в спальне и не в душе) разделся, принял душ и лег.
“Офигенное тело, — тут же вкрадчиво прозвучал все тот же голос. — Как там кишки, зажили?”
— Кто ты? — спросил Стив. — Я слышу тебя с момента крушения Трискелиона. Откуда ты знаешь о Баки? За что так ненавидишь меня?
“Ложись спать, Роджерс. Просто ложись спать”.
Покрутившись на ставшей вдруг неудобной постели, Стив закрыл глаза.
Он выступил из темноты, стоило смежить веки: обгоревший до неузнаваемости, переломанный и злой. Левая половина его лица, ото лба к подбородку, была черная, обугленная скуловая кость выпирала из обгоревшей плоти немым укором, рот съехал куда-то вбок, и только глаза светились, как угли — темные, злые и голодные.
— Нравлюсь? — хрипло спросил гость надтреснутым голосом, переходящим в хрип. — Внимательнее смотри.
Стив узнал его сразу. Наверное, он догадывался и раньше, до того, как увидел знакомую форму кистей рук, на которую обращал внимание при жизни, и остатки полевой формы. Знал, когда во сне чувствовал его ярость и страх, как у попавшего в ловушку животного, когда чувствовал, как ноги превращаются в те кровавые ошметки, с которых на идеально чистый пол сейчас капала кровь.
— Ты призрак? — спросил Стив, заметив, что босые окровавленные ноги гостя не касаются пола.
— Хуизрак, — отозвался тот. — Я так тебя ненавижу, мудак ты звездно-полосатый, что даже сдохнуть не могу, не высказав всего, — он скользнул к Стиву ближе, вплотную к кровати и склонился над ним, обдавая запахом крови и гари. — Я так этого ждал.
— Чего? — Стив с ужасом почувствовал, что не может даже пошевелиться, хотя еще секунду назад думал, что так, в форме диалога, его кошмар стал понятнее, а, значит, переносимей.
— Нашей милой встречи без галстуков, Кэп. Только ты и я. Добродетель во плоти и полуистлевшее зло, сраженное твоей рукой. Но мы еще посмотрим, кто кого, верно? Мы еще посмотрим.
Стиву страшно хотелось спросить о Баки, он отчего-то был уверен, что погибший под обломками Трискелиона Рамлоу знает о нем больше, чем уже сказал, но душная темнота вдруг навалилась на грудь неподъемной тяжестью, и последним, что он почувствовал, было длинное прикосновение сухого шершавого языка к скуле.
Стива передернуло от омерзения, и он провалился туда, в безликую, безразмерную темноту, в которой так легко было потеряться.
***
Он резко сел, как от удара, от громкого звука. Сердце колотилось как бешеное, гоняя кровь, тело стало липким от ужаса, а дыхание все никак не хотело восстанавливаться. В дверь снова долго, упорно позвонили, и Стив, наконец осознав, что вырвало его из кошмара, соскочил с кровати на пол и чуть не упал, поскользнувшись: ламинат был усеян крупными кляксами крови. Все ступни были покрыты быстро подсыхающей, трескающейся коркой, и Стив даже ущипнул себя, чтобы быть уверенным, что не спит.
Он не спал. Он стоял посреди своей мирной, светлой спальни под настойчивую трель дверного звонка и смотрел на темно-рубиновые капли крови, украсившие пол.
— Мне нужна группа экспертов, — вместо приветствия сказал он Сэму, едва открыв дверь. — Криминалисты.
Сэм отпустил кнопку звонка, взглянул на его ноги и достал телефон.
***
Криминалисты ничего не нашли. Вернее, они, конечно, собрали образцы крови и осмотрели окна-двери-замки, но во всей квартире не нашли ни единого следа чужого присутствия, ни единого чужого отпечатка пальцев.
А кровь оказалась жидкостью, не подлежащей идентификации. Вот так просто: “органическая субстанция неизвестного происхождения”.
— Что происходит? — спросил Сэм, когда бригада уехала, перевернув все вверх дном. — Старик, на тебе лица нет.
— Рассказывай, — приказала появившаяся неизвестно откуда Наташа.
Стив принял из ее рук большой стакан с логотипом известной кофейни и, сделав первый глоток, произнес:
— Я слышу голос. Все время, двадцать четыре часа в сутки. А сегодня во сне видел его.
— Кого? — настороженно спросил Сэм. — Не хочу тебя пугать, но голоса в голове — это…
— Рамлоу, — перебил его Стив, потому что спасибо, он знал, что такое голоса в голове и насколько это плохо. — Я видел Рамлоу. Переломанного, обожженного. Он парил над полом, и это на его крови я поскользнулся.
Сэм и Наташа “незаметно” переглянулись и Сэм мягко попросил:
— Одевайся, поехали со мной.
— Я сошел с ума? — без особой надежды на отрицательный ответ спросил Стив.
— Ну, или кто-то толково морочит тебе голову, — ответила Наташа. — Нам нужна лаборатория сна. Думаю, мы быстро выведем этого “Рамлоу” на чистую воду.
***
— Видишь? — произнесла Наташа, отточенным жестом выкатывая один из металлических ящиков холодильника морга. — Он тут.
Сон в лаборатории ничего не дал. Вернее, ничего нового. Стоило Стиву упасть в затягивающую душную темноту, как приборы взвыли, фиксируя активную фазу сна. Очень активную. Давление и сердцебиение указывали на кошмары, хотя тело оставалось совершенно неподвижным. Врачи зафиксировали необычайно длинную фазу быстрого сна, кошмары, трудность перехода от сна к бодрствованию, но и только.
И вот Стив стоял рядом с Наташей в морге и гадал, откуда он в точности знал, какие именно травмы получил Рамлоу, если видел его тело впервые.
Наяву — впервые.
Обгоревшая левая половина лица, голая скуловая кость, изуродованные предплечья, раздробленные голени, мелкие ожоги на зашитой после вскрытия грудной клетке и плечах.
На мгновение ему показалось, что темные обгоревшие губы дрогнули, презрительно изгибаясь, и он смотрел, давя внутри знакомо поднимающуюся панику, смотрел на знакомое до мельчайших черт лицо, силясь уловить движение мертвой плоти, и понял, что тот Рамлоу, из кошмаров, был прав: он медленно сходит с ума.
— Вижу, — сквозь зубы выговорил он. — Я хочу видеть результаты вскрытия.
Наташа лопнула большой розовый пузырь жвачки, демонстрируя таким образом презрение к чужой смерти, и вывела планшет из спящего режима.
— Компрессионный перелом конечностей и грудной клетки, угарный газ в легких, обугливание мягких тканей… Если по-человечески, то умирал он медленно. Когда здание загорелось, он был жив.
“Это было долго, — вкрадчиво, со злой насмешкой произнес Рамлоу у него в голове, — я умирал несколько часов, пока не обуглился достаточно для того, чтобы сдохнуть. И все это время, каждую секунду, которую находился в сознании, я проклинал тебя. Я умер с твоим именем на устах, Роджерс”.
— Я мог этому…
— Он чуть не застрелил Шерон, запустил хэлликэриеры, дрался с Сэмом. Он — больной ублюдок, оставшийся преданным ГИДРе до конца. Почему тебя так заботит его смерть? Именно его? Погибли сотни людей. Миллионы по всему миру спасены. Та девочка-отличница из Техаса, может, станет гениальным биологом или кем она там…
Стив не слушал. Все эти доводы он повторял себе каждый раз, как ложился в постель и знал, что увидит. Каждый долбанный раз, когда слышал: “Ну что, готов начать новый день, Роджерс?”, — стоило открыть глаза.
“Ты уронил на меня дом”, — в который раз повторил Рамлоу у него в голове, и тело на каталке вдруг пошевелилось, уродливое лицо повернулось к Стиву и… все кончилось. Он тяжело дышал на единственном стоявшем тут стуле, а Наташа брызгала ему водой в лицо. Холодильник был закрыт.
— Если бы я не была уверена, что ты самый здоровый человек из всех, кого я знаю, я бы настояла на обследовании у психиатра, — сказала Наташа, давая ему напиться. — Но я просто скажу, что… ты должен разобраться в этом, Стив. Не знаю, что у тебя было с Рамлоу…
— Ничего. Ничего у меня с ним не было.
— У меня есть знакомый медиум. Никогда не верила в такую ерунду, но…
— Я справлюсь. Сам, — пообещал Стив.
Рамлоу в его голове насмешливо фыркнул.
***
Сны с каждой ночью становились все кошмарнее. Самыми страшными для Стива были те, где Рамлоу, обожженный, окровавленный, скользил вокруг кровати, не касаясь ногами пола, наслаждаясь его беспомощностью, невозможностью пошевелиться.
Вел горячими ладонями от коленей вверх, к паху, и ухмылялся. Стив приловчился настраивать будильник так, чтобы он будил его каждые полчаса. На миссии, первой после Трискелиона, смотрел даже не в оба, а выкрутил на предел все органы чувств, пытаясь не подставиться самому и не подвести группу, шедшую за ним, потому что Рамлоу, казалось, решил сделать все, чтобы Стив скорее отправился к чертям, а Стиву было рано — он еще не нашел Баки.
“Налево! Направо! На десять часов, упс, это было на двенадцать?” — Рамлоу страшно мешал, засоряя эфир, норовя подставить, отвлечь, дезориентировать. Стив давно привык к его подначкам, почти перестал реагировать на упоминание Баки, хотя те все еще причиняли боль, но полностью игнорировать помехи не получалось.
— Я беру отпуск, — поставил Стив в известность неожиданно воскресшего Коулсона, поднявшего упавшее знамя ЩИТа. — Я так больше не могу.
Коулсон со странной улыбкой посмотрел ему куда-то за спину, кивнул и без лишних вопросов подписал присланное по электронной почте заявление. В резолюции, выведенной аккуратным мелким почерком, будто в насмешку значилось: “По семейным обстоятельствам. Бессрочно”.
Будто у него и в самом деле была семья, а у той — обстоятельства, которые теперь можно было менять сколь угодно долго.
Он покидал в сумку минимально необходимое: смену белья, пену для бритья, скетчбук, с десяток карандашей, и, заведя мотоцикл, укатил в предрассветную синь. Хотелось остаться одному, вдали от давящего шума большого города, пристального внимания начальства и жалостливого участия друзей. Снять дом на берегу безлюдного озера или у самой границы леса, не видеть никого, ничего и попытаться выяснить отношения со своим прогрессирующим безумием.
Он катил и катил, игнорируя желание спать, утоляя голод на заправках, пока ему в очередной раз заливали полный бак, и снова ехал на восток, огибая попадающиеся на пути городки и поселки. Он хотел одиночества, и он получил его почти сразу, как полотно скоростного 90-го шоссе легло под колеса. Он ехал и ехал, наконец ощущая желанное одиночество, будто прошлое не успевало за ним, будто его уносило встречным ветром поздней весны.
Домик у озера для него нашелся к концу третьих суток, когда без сна становилось опасно продолжать путь. Тогда Стив просто свернул в ближайший городок, в первом же магазине разузнал всю необходимую информацию и уже через час стоял на широкой террасе, вдыхал полной грудью свежий влажный воздух и физически чувствовал, что снова не один.
“Ты же не думал от меня отвязаться?” — снова раздалось в голове, и Стив, вопреки сложившейся у них традиции, ответил:
— И не собирался. Если ты действительно Рамлоу, то должен знать, что я не бегаю от проблем.
— Проблем? — теперь он точно слышал голос наяву, а не в голове. — Ты назвал меня проблемой?
По загривку потянуло холодом, и Стив обернулся, заранее зная, что никого не увидит — Рамлоу или кем там было то умертвие, таскавшееся за ним, не имело физического проявления. То, что осталось от тела, кремировали сразу после опознания и всех необходимых процедур подтверждения личности.