Вопреки слухам, курсировавшим по ЩИТу, а в свое время и по ГИДРе, Брок был терпеливым человеком. Правда, только по своему собственному, охуенно бесценному мнению, но все же.
“Очень, очень терпеливым”, — повторил себе Брок, смаргивая алую пелену бешенства, застилавшую взор. — “Я терпеливый и влюбленный. Я терпила”.
Привычная мантра пошла трещинами, стоило запнуться и едва не навернуться по пути в спальню — знаменитый яркий щит за каким-то хуем лежал прямо посередине довольно узкого коридора, и в полутьме чувствительно саданул краем по лодыжке Брока.
“Очень влюбленный. Я их сейчас так возлюблю, куда там ближним и дальним. Сука, опять сбруя на диване”.
Брок ненавидел беспорядок. Пусть хорошо оттраханный Баки с ленивой улыбкой Чеширского Кота заявлял, что все проблемы “командира” от недотраха и постоянного стресса, сам “командир” был с ним в корне не согласен — секса в его жизни было с избытком.
Церебрального, ментального и даже простого, человеческого в раскладке “два суперсолдата плюс один Брок равно долго и счастливо”, тоже хватало. Только вот “долго и счастливо” в основном койкой и ограничивалось.
Потому что вне ее…
— Суки, — все-таки вслух выругался Брок, — на два дня уехал в Вашингтон, вернулся — дом в руинах.
Ладно, не в руинах, даже стекла на месте. Ну мебели под сброшенными вещами не видно. Ну лежит прожженный в трех местах костюм доблестного, сука, борца за американские ценности, на кухне на полу, будто ему там самое место. Ну их смокинги как из химчистки доставили, так они и висят, перекинутые через спинку дивана в гостиной, хорошо, в чехлах. И посуды чистой нет, а грязная в раковине, потому что посудомоечная машина переполнена. Ну холодильник пустой.
Какие, право, мелочи. Разве это цена за обретенное, так сказать, семейное счастье?
— Я дома! — гаркнул Брок на второй этаж. — Суки, спускайтесь, я вас и на чердаке достану! Что за срач опять?!
Наверху что-то грохнуло, звякнуло и покатилось. Брок злорадно понадеялся, что это тарелки из “парадного” сервиза, подаренного Марией, внучатой племянницей Барнса, на его сотый день рождения. У той память хорошая, одной тарелки не досчитается — и пиздец дедушке Баки.
Вдогонку звону раздался забористый мат, из чего Брок заключил, что таки сервиз (как последний аварийный запас чистой посуды), и таки разбился. Хорошее настроение, впрочем, не вернулось — осталось на пороге дома, превращенного супер-свиньями в супер-свинарник всего за пару дней.
— Брок, — встрепанный Барнс свесился через перила вниз, и вид у него был виноватый. — Ты же того… Завтра должен был вернуться.
— А ты мне, вижу, не рад, — Брок закипал неумолимо: полгода беспросветного вкалывания в две смены — на ебаной службе и на фронте домашних работ — сказывались. — Где Роджерс?
Барнс ухмыльнулся и попробовал отшутиться:
— Наверное, в окно вышел, понимая, что мы огребем. Не сердись, а?
— Спускайся, — Брок, послав все нахрен, кинул тяжелую сумку прямо на сваленный на пол плед и закатал рукава лонгслива. Обувь он дисциплинированно снял в прихожей и теперь с отвращением чувствовал мусор даже сквозь плотные форменные носки. Как он это ненавидел — кто бы знал. — Давай, Барнс, тащи свою жопу вниз. Я с места не сойду. Просто боюсь наступить в очередную кучу дерьма. Я вас это все сожрать заставлю.
— Мы ждали тебя завтра, — спокойно заметил Роджерс, бесшумно появляясь за спиной. Реально в окно что ли вышел? — Насколько ты зол?
— Двадцать по десятибалльной шкале, — огрызнулся Брок. У него была мания чистоты, развившаяся почти в фобию, а у обоих его любовников — мания срача. Как жить, а? — Вы же знаете, — с трудом подавив приступ агрессии, сквозь зубы процедил Брок, — как я ненавижу грязь. Я, сука, вас предупреждал, когда мы только съезжались. Я предлагал, — он растер шею — кожа начала противно зудеть, как после недели в ебаной пустыне, — не жить вместе.
— Мы бы до завтра все вылизали.
— Чего ты? — Барнс ссыпался с лестницы, на корню опровергая слухи о своей ловкости и бесшумности. — Ну, подумаешь, грязно немного, — принялся “утешать” он, стараясь незаметно запихнуть ворох грязных полотенец в нишу под лестницей. — Мы все исправим.
Брок задышал через нос, но слабый пока запах немытой посуды и пригоревшего масла, доносившийся с кухни, не способствовал быстрому обретению самообладания.
— Тебе надо выпустить пар, — сам не зная, на что нарывается, предложил Роджерс. — Ты как-то слишком напряжен.
— Не там, где надо, — поддакнул Барнс. — Хочешь, наверх тебя отнесу, чтобы ты не шел по всему этому?
Он серьезно. Они жили вместе полгода, но трахались дольше, и Роджерс, и Барнс знали, что он не выносит бардак, и в обычное время, когда все были дома, они как-то себя контролировали. Бросали и тут же поднимали. Напоровшись на его взгляд, убирали посуду в посудомойку, а грязные вещи — в корзину для белья. Для щита были специальные крепления в коридоре. Для всего, блядь, было свое место, которое моментально забывалось, стоило Броку выпасть из домашней жизни хоть на сутки. Все моментально шло по пизде и летело в ебеня.
— Я заебался, — честно сказал он. — Думал, приду домой, выпью кофе, пожру и потрахаюсь, но знаете что? Поеду-ка я в гостиницу. У меня от, так сказать, романтической обстановки упало все. И настроение, и хуй, и…
— Брок, — растерянно, как-то даже жалобно позвал Барнс, а Роджерс ожидаемо скрестил руки на груди и оперся плечом о косяк. Брок и раньше разъебывал любовников за грязь, но еще ни разу не озвучивал желания бежать из дома куда глаза глядят.
— Условия? — Роджерс всегда был конкретным, как пиздец, и слепящая, клокотавшая в груди ярость немного улеглась. — Баки, собери необходимый минимум, мы едем в отель. Я позвоню в клининговую компанию “Старк Индастриз”, как собирался, они до завтра наведут тут порядок.
Брок почувствовал, как злость мягко ударила в затылок. Вот как они собирались разгрести весь этот срач. И разгребали, наверное, уже не раз.
— Клининговая компания, — как мог спокойно повторил он.
Роджерс оторвал взгляд от телефона и выгнул бровь. Брок ненавидел, когда тот так делал, будучи виноватым. Видимо, состояние всех горизонтальных поверхностей, загаженных всем, чем только можно, не устраивало только Брока.
— Брок, — начал Роджерс своим самым официальным тоном, и Брока, наконец, прорвало.
— Звони, — почти прохрипел он, чувствуя, как падает планка. Наверняка и глаза кровью налились. Н-да, накопилось долго подавляемое раздражение, и вот-вот даст по голове. — Только ни в какой отель вы не поедете. Умейте отвечать за…
— Брок, только ты считаешь разбросанные вещи концом света, — возразил Роджерс. Конец света, ну надо же.
— Мы готовы понести наказание, — сладко пообещал Барнс, как всегда говоря за обоих — себя и Роджерса. Хреновы парные мечи. Роджерс ожидаемо нахмурился, но кивнул. Барнс прижался сзади, как всегда готовый перевести все в горизонтальную плоскость, решать проблемы еблей он любил и, чего уж греха таить, умел.
Желание разрушить все к черту, вытурить обеих наглых свиней из своей жизни, отмыть все вокруг до скрипа и напиться вдруг тесно переплелось с накатившим возбуждением, и стало понятно, что любовники для него важнее душевного равновесия и привычки к порядку.
— Наказание, — протянул он, с удовольствием ощущая задницей стояк Барнса. — Это мысль. Гостевую тоже засрали?
— Даже не заходили туда, — промурлыкал Баки Броку на ухо, обнимая металлической рукой поперек живота, а живой принимаясь поглаживать заинтересованный в происходящем член Брока через форменные штаны. — Давай же, детка, накажи нас.
Роджерс не любил игры в постели, это было единственным их с Барнсом разногласием в ебле, но стоило Броку вопросительно изогнуть бровь, спрашивая, готов ли он сегодня отступить от привычного сценария и “понести наказание”, Роджерс закатил глаза и, наконец дозвонившись в клининговую службу, вышел из комнаты, чтобы уже начать заглаживать их с Барнсом вину.
— Тебе не понравится, — предупредил Брок.
— Сегодня будет так, как ты захочешь. К тому же это наказание, верно? Мы испортили детке настроение, — он идеально правильно сжал его член и так же вкрадчиво продолжил: — мы готовы его поднять.
— И Роджерс?
— Конечно. Мы виноваты. Совершенно не хочется себя контролировать еще и дома.
— А через завалы перебираться, как через противотанковые рвы?
— Ч-ш-ш, давай потом?
Роджерс вернулся, осмотрел “театр боевых действий”, в который они с Барнсом превратили дом за неполные трое суток, и сообщил:
— Ужин будет через двадцать минут, клининговая приедет через полчаса. Отель или гостевая?
Брок уже не хотел никуда ехать: садиться в машину, искать отель, оформляться, пытаться устроиться на чужой неудобной кровати. Взгляд его упал на прекрасную серебряную расческу-щетку, воткнутую в груду беспорядочно сваленных на диване подушек, как флагшток. Подарок Романовой длиннопатлому Барнсу вдруг заиграл для Брока новыми гранями. Особенно его тыльная сторона. Идеально рельефная, покрытая сложным литым узором из листиков и цветочков.
Узором, который отлично будет смотреться в негативе на жопе Барнса. И Роджерса. От мысли о том, как сладко будет пороть этих двоих, расцвечивая идеальные задницы красными отпечатками ладони и щетки, у Брока тяжело потянуло в паху, наконец-то окончательно переплавляя ярость в возбуждение. Они ему позволят. Как он позволяет им превращать его жизнь в хаос.
— В гостевую, — хрипло приказал Брок. — К тому времени, как я выйду из душа, вы оба — голые, жопами вверх в коленно-локтевой. Живо.
Барнс хмыкнул ему в ухо, быстро коснулся губами шеи и исчез — с ним всегда проблем было в разы меньше, он легко перестраивался, подхватывал любой эксперимент и был отходчивым. В отличие от Брока и не готового признавать свою вину Роджерса.
Кстати о Роджерсе. Тот не спешил выполнять распоряжение. Стоял, засунув руки в карманы, и странно на него смотрел.
— Так не может больше продолжаться, — наконец, выдал он, наблюдая за тем, как Брок стягивает через голову лонгслив и с отвращением скидывает с дивана подушки, скомканный плед, пустую пачку из-под чипсов и коробку от пиццы. — Ты нервничаешь.
— По пустякам, да?
— Нет, — неожиданно мягко ответил Роджерс. — Просто в этом мы разные. Надо кардинально что-то менять.
— Либо ситуацию, либо отношение к ней? — спросил Брок, окидывая его взглядом. Роджерс был хорош. Так хорош, что Брок вот уже полгода разгребал за ним дерьмо, почти не жалуясь. Почти. Влюбленный идиот с ограниченным запасом терпения — вот он кто. — Я староват для того, чтобы вдруг полюбить наступать чистой пяткой в свежее дерьмо.
— Ты утрируешь.
— Ну вот на пол вы еще не гадите, а так — полный комплект. Будто у меня не любовники, а трехмесячные щенки. И то щенки не изведут столько посуды. Неужели сложно…
— Я решу этот вопрос, — Роджерс отлепился, наконец, от дверного косяка и подошел ближе. Взял лицо Брока в свои огромные ладони и медленно, чувственно поцеловал. — Прости. Мы правда ждали тебя завтра к вечеру.
Броку захотелось в который раз плюнуть на свои закидоны с этой чертовой чистотой и дать Роджерсу прямо на залитом колой диване, позволить вытрахать из себя усталость, голод и раздражение.
— Сегодня у меня другие планы, — отстранившись, ответил Брок. — Инструкции прежние — жопой вверх вместе с Барнсом. Будешь паинькой, и тебе даже понравится.
— Буду, — Роджерс наконец знакомо, очень по-барнсовски ухмыльнулся и еще раз его поцеловал. — Будешь бить?
— Пороть, — поправил его Брок. — Может, через задницы до вас дойдет разница между домом и хлевом.
— Сомневаюсь, — снова ухмыльнулся Стив, — но чего бы не попробовать, если тебе это доставит удовольствие?
— Доставит, — заверил его Брок.
— Разрешите приступать?
— Приступайте.
Горячая вода смыла остатки ярости, и теперь внутри плескалось лишь предвкушение. Горячий, немного извращенный интерес — как все будет? Похожие чувства Брок испытывал, когда первый раз собирался прыгнуть в койку сразу к двоим суперсолдатам, наплевав на инстинкт самосохранения и шепотки за спиной. На чужое мнение ему всегда было, что положить, а инстинкт он научился затыкать еще в Ираке, так что…
С удовольствием вытершись чистым (неужели в доме осталось хоть что-то чистое?) полотенцем, Брок укоротил триммером щетину, почистил зубы и, решив, что красоту ничем не испортить, прихватил подарок Романовой и отправился в спальню.
Вид впечатлял.
Только наткнувшись взглядом на две по-разному идеальные — каждая по-своему прекрасные задницы неразлучников, он понял, что в данный конкретный момент порядок, как во всем мире, так и за дверью этой спальни, волнует его меньше всего на свете.
А еще — что не верил, что Роджерс будет вот так стоять, даже после того, как тот произнес “Разрешите исполнять?” весьма многообещающим тоном.
— Хорошие мальчики, — одобрил Брок. — Когда стоите без штанов, молчите и не создаете хаос в отдельно взятом доме.
Барнс покрутил задницей и попытался оглянуться через плечо, но Брок шлепнул его, пока ладонью.
— Не крутись. Вопрос. Пороть от души или для виду?
— Для удовольствия, — хмыкнул Барнс. — В первую очередь — для твоего. Разойдешься — на нас заживет.
У Брока внутри неприятно дернуло, как будто сердце сжала крепкая рука. Они на полном серьезе ждали, что он будет срывать на них зло.
— Будет приятно. И возможно не только мне.
Брок скинул полотенце и натянул штаны Баки. Потом медленно погладил идеальную задницу Стива, молочно-белую, мраморно-твердую и в то же время — горячую. Потрогал нежный розовый вход, от вида которого у него внутри все сладко, предвкушающе перевернулось. Барнс, устроив лохматую башку на покрывале, смотрел на него снизу вверх, быстро, жадно облизывая губы. Его толстый тяжелый член покачивался между бедер, упруго подскакивая к напряженному животу. Баки это все нравилось.
Со Стивом всегда было сложнее. В койке тот был, скорее обжорой, чем гурманом, в какой-то мере консерватором, до конца раскрывающимся только в абсолютной безопасности наглухо закрытой спальни. Раскачать Стива на какое-то сумасшествие было сложно, да и хотелось далеко не всегда, так что сегодня Брок был удивлен, что он так легко согласился на глупое “наказание”, не став даже спорить.
— Ну что, кто все это разбросал? — спросил Брок, с удовольствием поглаживая твердые мышцы. — Ты или Баки?
— Брок, — Стив повернул к нему порозовевшее лицо и ухмыльнулся. — Обязательно все эти “Папочка, я так больше не буду?” Актер из меня никудышный, ты ж знаешь. А смех собьет тебе настрой.
— Я все раскидал, — покрутив задом, “признался” Баки, как всегда вызывая огонь на себя. — Был очень плохим, колу пролил на твое любимое кресло, запихал пачку из-под чипсов под диванную подушку и посуду не мыл. Накажи меня.
— Покомандуй мне тут, — усмехнулся Брок и шлепнул Стива по заднице. — А ты куда смотрел? — спросил он у него.
— В телевизор. Бейсбол, — насмешливо отозвался Стив. — Без тебя. Решающий матч полуфинала.
Это был удар ниже пояса — все решающие игры они смотрели вместе.
— Он врет, — ухмыльнулся Баки. — Мы записали. Посмотрим… ну, как ты закончишь.
Брок хлопнул Стива еще раз, и тот нагло, уничижительно фыркнул, будто говоря: “и вот об этом мы уже полчаса треплемся?”.
Он намеренно нарывался, как и всегда. Оба его любовника были удивительно предсказуемыми, особенно когда дело касалось их двоих.
Брок снова погладил Роджерса по выставленному заду, чувствуя, что заводится. Так, как надо: горячо, но без злости. Что-то темное поднималось в нем, когда, проводя по крепкой спине Стива, он чувствовал под ладонью его мощные мышцы, когда схватил за волосы и потянул на себя, заставляя прогнуться в спине и запрокинуть голову. И Стив послушно прогнулся. Ни перед кем и никогда не прогибался, а вот под ним — да. И черт с ним, с бардаком.
Ладонь снова опустилась на твердую задницу, и Брок с восторгом увидел, как у Стива дрогнули ресницы, как он прикусил губу и сладко, длинно выдохнул. У него стояло. Ладный розовый член, идеально-пропорциональный, все еще девственно-сладкий на вкус, обильно тек на покрывало, задорно вздрагивая от каждого шлепка по идеальной заднице.