Однажды Ольгерд говорит:
- В своих ошибках я всегда иду до конца.
И Геральт чувствует: он понимает Ольгерда.
Да, его грудь не пронзали мечи, его голова не летала с плеч - но шрамов на теле Геральта не меньше, чем тех, что выставлены напоказ за широко разведенным воротом дворянской рубахи, и тех, что сокрыты дорогим кунтушем. От взгляда на одежды Ольгерда, которые, черт его дери, больше демонстрируют, чем укрывают, иногда появляется доля здорового спортивного интереса - у кого на теле отметин больше? Вот бы помериться, вот бы посостязаться, как когда-то, тысячу лет назад, с Эскелем, они мерились силой в дружеском поединке на стальных мечах. Он едва не отхватил Эскелю кисть, а Эскель свернул ему нижнюю челюсть. Холера… было же время, когда это казалось забавным! Ламберт, глядя на них, закатывал глаза так сильно, что, наверное, ему каждый раз от этого жеста делалось больно.
Сейчас Геральт даже взгляд не поднимет, чтобы поглядеть на что-то подобное. Он чувствует душную и неиссякаемую усталость, когда дело доходит до того, что сейчас называют развлечением. Сложно объяснить это состояние. Ему кажется, что именно он был человеком, который запустил отсчет времени тринадцать столетий назад. Что он прожил каждый из последующих дней и продолжает, продолжает их мучительно проживать.
Эту усталость… её сложно объяснить тем, кому ещё не перевалило за сто.
Сидящий напротив Ольгерд молча пьет туссентское вино, глядя в горящий камин из-за закинутых на край стола ног в тяжелых сапогах. Он тоже думает о чём-то своём, чем не хочется делиться, но о чём не подумаешь в одиночестве, наедине с кувшином и можжевеловой кружкой. Слишком горько, слишком тяжело.
Когда Геральт впервые навещает Ольгерда, он хмыкает и говорит:
- Ты представляешь себе его цену? Этот напиток нужно пить из богатого кубка.
Ольгерд молча доканчивает свою порцию и толкает по гладкому столу вторую кружку - такую же здоровенную и грубую, но пустую, - в сторону Геральта. Она останавливается у самого края. Приковывает к себе взгляд.
Геральт не собирался пить. Откровенно говоря, он даже заходить сюда не собирался. На его шее висит хороший такой заказ, который принесет как минимум пару сотен крон, если будет выполнен в срок, да и вечер у него занят - он планировал связаться с Трисс; планировал узнать последние новости; планировал подковать Плотву в Оксенфурте, но… эта дурацкая кружка. Так что он садится в удобное кресло, придвинутое к столу у камина - пустующее, словно специально для него.
Тепло от огня тоже, как специально, манит присесть и согреть озябшие руки. На дворе метёт мелким снегом, редким для Новиграда. Здесь не Скеллиге, но всё же - зараза, - метёт.
Туссентское вино широкой бордовой струей наполняет сосуд.
Ольгерд встречается с Геральтом взглядом и усмехается краем губ:
- Знал бы, что нагрянут гости - прикупил чего-нибудь съедобного.
- Я не голоден.
Ольгерд будто не слышит.
- В следующий раз, - говорит он, отставляя тяжелый кувшин в сторону и откидываясь на спинку кресла, - предупреди меня о визите заранее. Так уж повелось в наших дворянских кругах, но тебе-то невдомёк, так что можешь не извиняться.
- Я могу уйти, - спокойно говорит Геральт.
“Так будет даже лучше”. В конце концов, я сам всё ещё не понял, почему забрёл в эту глушь.
- Нет, - так же спокойно отвечает Ольгерд.
После чего молча продолжает пить своё вино.
И чёрт знает, что значило тогда это “нет”. То ли: “нет, не можешь”, то ли: “нет, ты сам знаешь - лучше не будет”.
В ту их первую встречу после заварушки в святилище Лильвани Геральт проводит единственный спокойный вечер за последние несколько лет. Они больше не говорят - молча пьют из можжевеловых кружек и это, на удивление, действительно в разы вкуснее, чем пить из безжизненных железных кубков.
Слишком не по-дворянски, думает он, прикрывая глаза.
Ведьмачья чуйка подсказывает, что разбойник в Ольгерде давным-давно одержал победу над дворянином. Остались только все… эти вот… тряпки. Балаганистая высоковкусная мишура. Цирк. Ведь, оберни падальщика в дорогую ткань - он вельможей не станет. У Ольгерда взгляд дикого зверя, а не вельможи.
Геральт уходит из обиталища фон Эверека далеко после полуночи.
Коротко прощается и отправляется в ближайшую корчму, где не задолжал пару десятков крон. В “Гусиной гузке” он должен всего пятак - корчмарь то ли сжалился, то ли позабыл: выделил спокойную и тихую комнату под самой крышей. Геральт вырубается, прежде чем успевает накрыть плечи одеялом.
В окна метёт.
Наутро он всё ещё не связывается с Трисс и теряет пятьдесят монет за выполненный с опозданием заказ - чёртовы гули и их разворошенное невнимательным охотником гнездо! Нежить будто чует своими поросячьими носами запах вчерашнего алкоголя - швыряются агрессивно, хрипят, как придушенные цепью псы. Меч лежит в руке крепко и уверенно - придаёт каких-никаких сил. Отвлекает. Лишает голову тяжких мыслей. Этот день больше напоминает катание на карусели - круг, ещё круг, ещё круг. Бесконечное множество чёртовых кругов.
Отпускает лишь к вечеру - словно медленно начинает разжиматься сжатый кулак.
Геральт возвращается в “Гусиную гузку” и отдаёт старый долг кронами - покрывает его с лихвой. Остальное за пару часов просирает в гвинт какому-то старому низушнику без левой ноги. Имени не запоминает - но низушнику эти кроны, однозначно, нужнее. Корчмарь доволен - наливает им бормотухи до самых краев. Вино кислое, кружки не можжевеловые. Но спасибо ему.
Ещё одна ночь проходит без снов.
Заказ на полуденницу он выполняет вовремя, даже раньше. Кружит вокруг неё, накладывает знаки и зубы сжимает от призрачного холода этой твари. Пронзает серебряным мечом эфемерное тело, морщится от страшного предсмертного воя и думает: Плотва всё ещё хромает.
Думает: всё же нужно заглянуть в Оксенфурт.
По пути в город лошадь спотыкается и грузно падает на передние ноги. Седельные сумки валятся на дорогу.
…он опускает взгляд на свои блестящие в полумраке перстни и криво усмехается, когда Геральт, мягко ступая по деревянному полу, входит в комнату.
Сегодня он не придвинул второе кресло к камину. Возможно, никого не ждал, а возможно, в прошлый раз от него едва ушёл гость, чьё место сразу же занял Геральт. Сегодня Ольгерд даже не за столом - сидит на брошенной на пол шкуре, вытянув ноги практически до каминной решетки. В руке у него книга, а огненные отблески собираются в рубинах на узких пальцах, бросая на иссеченную грудь красные блики, будто мишени для арбалетных болтов. Есть в нём что-то неуловимо гипнотическое, что-то, от чего хочется задержать дыхание и смотреть, не отрываясь. Как на поток воды или на закатывающееся в облака солнце. Ольгерд похож на закат. Безразличный и обезумевший от усталости закат - вот-вот превратится в холодную ночь, что живёт в его тёмно-синих глазах.
Смотреть на него… спокойно. Геральт поражается, осознавая это.
- Какая же ты печальная история, - улыбается Ольгерд. - О страннике из Ривии, которому не с кем коротать зимние вечера.
- Опрометчиво не запирать дверь в такое время, - говорит Геральт в ответ, отводя глаза и осматривая просторную комнату, будто впервые.
- Полагаю, ты по делу.
За окнами холодная ночь, а здесь тепло. Огонь с треском поедает сухие поленья. Так же спокойно иногда бывало в Каер Морхене. Это были редкие вечера, когда Весемир позволял всем собраться вместе и отдыхать за книгой или игрой, не заучивая учения и трактаты. Цитаты из старых книг до сих пор крутятся в голове, и не выжжешь их оттуда огнём, не вымоешь алкоголем.
Это помещение похоже на спальню Ирис. Возможно, ему просто кажется - дом сам по себе небольшой, до недавних пор стоял брошенным в лесах за поместьем Вегельбудов. Непривычно, должно быть, дворянину жить в таком доме, после громких гулянок и десятка сожженных да разгормленных Кабанами поместий. Но Ольгерд, судя по всему, справляется.
Выглядит довольным, расслабленным и уставшим. Ничуть не иначе того дня, когда они увиделись впервые.
Геральт делает ещё несколько шагов, останавливается у бурой шкуры. Кожаные носки сапог касаются густого меха. На них всё ещё остались капли дождя и комья земли. На Скеллиге наверняка заметает, а Новиград вернулся к привычным ледяным грозам и ливням. Ольгерд тоже смотрит на сапоги Геральта, закрывает книгу, закладывая страницу пальцем, и садится ровно, опираясь о колени локтями. Поднимает вопросительный взгляд к его лицу.
- Плотва сломала ногу недалеко от Оксенфурта. Я довел её до конюшен, но конюх сказал - без вариантов. Так случается, они… ломают ноги.
- Ты прикончил свою кобылу? - спрашивает фон Эверек.
- Угу, - мычит Геральт, не разжимая губ. Он не смотрит на Ольгерда, смотрит куда-то в сторону окна, по которому бьют реки небесной воды.
Они недолго молчат.
Затем Ольгерд протягивает руку к кувшину и выливает в кружку, стоящую около него на полу, остатки вина. Красного. Поднимает руку и протягивает Геральту.
- “Кастель Равелло”. Говорят, вкуснейшее в мире.
Геральт не двигается. Лишь возвращается взглядом к освещённому огнём лицу. Оно будто воском вылито, особенно та его сторона, что исписана глубокими шрамами. Невольно думается: как можно было получить этот серп прямо на черепе? Неужели кто-то просто размахнулся и вогнал шашку в кость? Ольгерд расслабленно сидит, смотрит снизу вверх, щурится глазами, в которых - то ли заинтересованность, то ли - утомленное ожидание.
Геральт качает головой:
- Я пришёл не за выпивкой.
- Неужто действительно по делу? Какие могут быть совместные дела у разбойника в отставке и странствующего ведьмака?
- Мне нужен хороший конь.
Ольгерд внимательно слушает и медленно моргает, насмешливо приподняв брови.
- Думал, у тебя остались связи на торговых рынках.
- У меня? - улыбается он краем губ. - Здесь? Боюсь, ты обратился не к тому человеку, Геральт. Не сказать, что мне это не льстит…
- Ну, нет так нет, - коротко перебивает Геральт.
И думает: действительно, что ты несёшь? Какой проклятый бес заставлял тебя шагать пешком от самого Карстена - сюда по проливному дождю? Теперь вода стекает с тебя и срывается редкими каплями с дорожного плаща, как с ожившей в непогоду статуи. Бьётся о деревянный пол. Просачивается между плотно лежащими досками. Холера, ты полный идиот.
- Присядь, - говорит вдруг Ольгерд, кивая на шкуру около себя. - И возьми вино.
- Я не…
- Будь моим гостем, Геральт, и не выебывайся, коль пришёл.
Геральт несколько мгновений молчит. А затем поднимает руки и касается пальцами застёжки на мокром и грязном плаще.
Эти вечера необъяснимы.
Срать на вино, срать на потрескивающий камин, на отдалённую схожесть с далёкой юностью в Каэр Морхене. Не это тянет к заброшенному дому, словно чёрта на приманку. Глубоко вдохнуть не даёт другое: будто удавку на шею нацепили и - тянут, волокут. Всё равно: упирайся-не упирайся лапами в землю, ты уже попался. Будто сам не хотел, но дал себя поймать, явившись сюда впервые. Наверное, так же себя чувствует грифон, летящий на дух крушины. Инстинкты вопят, что сейчас твоё брюхо распорет ведьмачий меч, что дальше - опасно. Не лети дальше, не нужно… Но запах уже вонзил крюк в твоё нутро и волочет к себе, а зверь внутри исходит слюной и пеной, беснуется, рвётся ближе и ближе, пытаясь прогрызть клетку из рёбер, выворачивая себе башку.
Волк в груди хищно прижимает к голове уши, но зубы не скалит. Принюхивается к Ольгерду. Смотрит, не отрываясь, как будто чует похожего на хозяина бродягу.
Как будто даёт ему шанс стать другом.
…Геральт покупает коня в Нильфгаарде за бесценок.
Эмгыр всё ещё благодарен ему за добрые вести о Цирилле, он не может себе позволить отказать своей лучшей ищейке в жеребце. Так он и говорит. Геральт отвечает, что он не является ничьей ищейкой, но жеребца седлает - ему нужен конь. Эмыгр, конечно, остаётся при своём мнении: Геральт им уже куплен. Он уверен, что флорены решают всё. Набитая до краёв казна решает любую политическую проблему. Наверное, он бы рассмеялся, если бы узнал, что у ведьмака, яшкающегося с самим императором Нильфгаарда, всё ещё остаются долги в десятке вшивых таверен Темерии.
Он бы хохотал до колик, если бы заглянул в кошель Геральта.
Да плевать на него.
Если конём можно вернуть тот небольшой должок, который остался со времён возвращения Цири во дворец - это неплохие расклады. Больше Геральту от императора не нужно ничего. Он холодно отказывается от предложенного слугой тяжелого мешочка - он уверен, - флорен. Заскакивает в седло и пришпоривает гнедого коня.
Конюх Эмыгра поклялся своей матушкой и здоровьем своих детей, что этот скакун не захромает. Что умнее и выносливее его нет во всей Империи!
Животное отказывается отзываться на Плотву.
Аксий решает эту проблему.
Геральт срывает объявление о “злом и страшном лесном призраке”, поселившемся в Урстене. Он думает: если эти долбаёбы снова призвали лешего, нужно выдать им флаера с кратким описанием инструкции пользования разъяренным духом. Он думает: нужно немного поспать; и думает: нормально ли, что о можжевеловых кружках и треске камина за всю поездку до Вызима он думал чаще, чем о комнате Трисс в таверне Новиграда?
Когда корчмарь “Гусиной гузки” жестом приветствует Геральта и подзывает его к себе, волк внутри поднимает голову и напряжённо рычит. Он снял комнату и оставил здесь большую часть своих вещей на время поездки к Эмыгру, поэтому вот этот торопливый жест рукой не вселяет никакой уверенности, что в его отсутствие всё было в порядке.
- Ведьмак! С возвращеньицем!
- Что-то случилось? - с ходу спрашивает Геральт, проходя мимо шумного стола деревенских пьяниц.
Корчмарь мнётся пару секунд, заговорщически глядя по сторонам, а затем лезет под прилавок и появляется оттуда с широкой щербатой улыбкой на небритой морде и каким-то пакетом в руках.
- Вона чего случилось! Гостинцы!
- Не понял?..
- Гостинцы принимай, говариваю. Принимай-принимай. Мне оно под прилавком не нужнό, а то теперича ещё молва пойдёт, что у меня там есть, чего прятать. Тем паче, от ентого! Забирай, забирай!
Пока мужик частит, Геральт смотрит на свёрток из пергамента, как на говорящее корыто. Голова с дороги отказывается впитывать мысль, что Трисс явилась в эту рыгальню из города, чтобы оставить для него подарок.
Да и… с чего бы?
Он поднимает взгляд на помятое лицо корчмаря.
- От какого “этого”?
- От бандита ентого рыжего, какого-какого! С серьгой в ухе и шрамом здоровенным на роже, будто башку ему оттяпать кто хотел. Знавал я про него, мой зять работает корчмарём в “Алхимии”, так ентот… явился со своей бандой развлекаться, они мужика одного в бочку здоровую запихнули да катали по всей корчме, пока тот не помер!
- Да не помер, вроде, - негромко говорит Геральт, чувствуя, как слегка холодеет в груди, а угол рта вздрагивает в подобии неожиданной улыбки.
- Не помер, а мог бы! - знающим тоном сообщает корчмарь.
Геральт тяжело вздыхает и берёт свёрток из торопливых рук. Тяжёлый…
- Мои вещи в порядке?
- Стерёг их, аки Цербер, - важно кивает мужик.
В кармане как раз завалялась монета в пять крон. Ни туда, ни сюда. Тем более, леший на носу - доход будет. Сейчас как раз сезон, зима идёт, люди пытаются призвать добрых духов, чтобы те хранили тепло в их домах и пищу в погребах, а потом все кидаются, сломя голову, за ведьмаком - мужа зарезало, сына утопило! Проклятие на деревне! Эх, холера…
- Держи вот.
Геральт щёлкает пальцами, корчмарь на удивление ловко ловит монету в кулак и счастливо лыбится:
- Благодарствую, благодарствую!
…Это туссентское вино.
Геральт качает головой и ставит бутыль на стол.
- Очень смешно, - бормочет он и со вздохом опирается руками о столешницу. Склоняет голову и усталым движением выгибает спину, разминает плечи. Тело молит об отдыхе после долгой дороги, но голове не до отдыха.