По вечерам, когда все зеки, кто как мог, укладывались спать, они, глядя сквозь дымовую завесу на тусклый свет одинокой лампочки, вели долгие философские беседы. Думали и рассуждали, спорили и дискутировали. Эти выброшенные на обочину жизни, убогие и никому ненужные люди говорили о Боге, о высшем Разуме, о судьбах страны и народа, о своём месте в этом мире… А потом, убаюканные этими беседами, мирно засыпали, чтобы утром проснуться, встать и дальше нести свой крест по сумраку повседневности, не видя ни света белого, ни спасительного маяка вдали.
Два месяца пролетели незаметно, как один день. Осень вступила в свои права. Жара спадала. Арбалет всё больше приходил в себя, восстанавливая физическую форму. Сначала он заставлял себя, а потом это вошло в привычку, выходить на часовую прогулку, заниматься спортом и потом в камере обливаться холодной водой. Он уже строил планы на весь предполагаемый срок заключения. Конечно, спорт и книги, и чем больше, тем лучше. Тюрьма в этом смысле – идеальное место для духовной жизни. Материальный мир с его мелкими проблемами и постоянной бестолковой гонкой за миражами находился где-то далеко и не беспокоил его.
Приближался день его рождения, но Арбалет и позабыл об этом. Но именно этот день рождения он запомнил навсегда.
Пока Арбалет, не обращая никакого внимания на тяготы тюремного бытия, увлечённо читал очередную книгу, Коваль, оказывается, готовился к дню его рождения. Утром, проснувшись, он как обычно, начал с крепкого чая, потом посидел некоторое время в задумчивости, уставившись, как в трансе, в какую-то неведомую точку. О чём он думал, одному богу известно.
– Арбалет, брат, с днём рождения тебя, родной. – начал Коваль.
Вся камера сразу оживилась, и все стали подходить к герою дня с подарками. Каждый бедняк старался поздравить его от своей богатой души: кто носки подарил, кто ручку, чётки, нарды и много, много ещё разных милых вещиц. На свободе такие подарки стоят недорого, а тут, подаренные от души и с чистым сердцем, они были умилительно трогательны и могли растопить самую зачерствевшую душу.
Коваль подарил «Новый завет», даже подписав его на память.
– Брат, пусть эта мудрая книга всегда будет с тобой. Пусть она научит и поможет тебе в трудную минуту.
Каждый пытался подбодрить своих сотоварищей добрым словом. Настроение сидельцев было на высоте. Праздник получился для всей камеры. Все были трезвые и радовались от души. В обстановке искренней теплоты, братства и радости они и не обращали внимания на то, что, все они, восемнадцать человек, толпятся в маленькой прокуренной четырёхместной камере. Они уже знали, что все невзгоды в этой жизни – временные, надо только научиться крепко стоять на ногах.
Накануне этого дня отец Арбалета приходил с передачей, тоже спешил, наверное, поздравить и порадовать своего непутёвого сына, от которого он никогда не отворачивался, которого ни разу не предал и всегда был его Ангелом-хранителем. Наши родители – это наши земные Боги. Вот и его отец всегда был для него кумиром, образцом для подражания. В тюрьме он никогда не был, но жил строго по каким-то своим понятиям. По-человечески!
Арбалет всегда гордился своими родителями. Их забота постоянно согревала его многострадальную душу и, как бальзам, лечила и оживляла её.
Внимательные сокамерники Арбалета вручную слепили праздничный торт на весь общак. Арбалету даже показалось, что ничего вкуснее этого кулинарного шедевра он никогда не ел. А может быть, каждый вложил в этот торт частицу своей тоскующей по дому души, своего уважения к товарищам по злосчастной доле.
Потом с большим удовольствием и замечательным аппетитом слопали этот торт, запивая его несколькими литрами крепкого тюремного чая.
Сидели на протёртых матрасах, дружески балагурили, смеялись, травили байки и анекдоты, похлопывали друг друга по плечам в знак взаимной приязни. Вся эта братская обстановка, эти бескорыстные отношения, уважение, теплота и забота о ближних своих создавали ощущение присутствия в их кругу чего-то невидимого, высшего. Как всем нам, живущим на свободе. Не хватает этого обаяния взаимной искренности и доброты!
Арбалет с улыбкой смотрел на эти светлые изнурённые лица, стараясь навечно запечатлеть их в своей памяти (Вы, наши читатели, может быть скажете: «Ну что может быть особенного в этих серых однообразных зековских физиономиях?!» Мы понимаем вас, идущих по другому жизненному пути. У каждого – свой путь). А наш многострадальный герой хотел на всю жизнь запомнить эти прекрасные одухотворённые лица, едва различимые в тумане тюремной камеры.
А под вечер со всех концов тюрьмы начали приходить по дороге, через кобуру, поздравительные малявы. Полночи ушло у Арбалета на ответы своим многочисленным знакомым, землякам и друзьям.
Отдавая дань уважения имениннику, загнали в камеру и анаши. Забили, покурили, и веселье продолжалось дальше. Не спали до утра. Их жизнерадостный гогот слышен был по всему продолу. Такая свежая, чудная, осенняя и, может быть, звёздная ночь! Вся камера веселилась от души.
Подошёл к двери заспанный корпусной, недоумевая про себя: «Чёрт знает, какие условия! Как они там вообще выживают!» Открыл кормушку, попытался успокоить неугомонную публику.
– Ну, ребята, хватить ржать! Вся тюрьма спит, а вы гогочете как гуси перелётные.
– Ладно, ладно, командир. Всё. Молчим. – и тут же взрыв хохота. – Иди спать, старшой. Мы тебя услышали. Сейчас будем спать.
Спать, конечно, никто и не собирался, просто убавили громкость, чтобы не привлекать к себе оперативного внимания. Только под утро усталость свалила всех на половые матрасы. Потихоньку братва разлаживалась и засыпала.
– Хороший получился у тебя день рождения, братан, – бормотал Коваль, засыпая рядом с Арбалетом, – будь здоров, родной! – вырубился сосед и присоединился к разноголосому хоровому храпу.
Только Арбалет долго не мог заснуть: он размышлял о жизни (Впоследствии это станет его любимым занятием: размышлять о жизни. И вы тоже, дорогие наши, отвлекитесь от чтения, подумайте о своей мимолётной жизни).
На душе было хорошо. Рядом с ним лежали его побратимы по духу и удовлетворённо похрапывали, не замечая тесноты, духоты и других временных узилищных неудобств. Ничего, братья, всё – временно.
Много чему позитивному научила камера нашего героя за эти три долгих месяца. Он не только приспособился достойно переносить тяготы тюремного быта, он в корне изменил своё отношение к людям, стал больше уважать и ценить их, заботиться обо всех, не ставя кого-то выше, кого-то ниже. Именно здесь он увидел воочию подтверждение мудрому изречению: «Все люди – братья». После длительного наркотического анабиоза душа его жила новыми чувствами, вернее возрождающимися старыми, просто давно позабытыми. Каждое неожиданное переживание, каждое новое впечатление как бы наполняли новыми чувствами его душу, оживляя её и возрождая к новой жизни. Он смотрел на окружающую его ужасную обстановку… и не видел её. Он благодарил Бога за то, что он просто жив, что он – для чего-то необходимая частица этого неразгаданного мира! С каждым днём всё больше восстанавливал силы и оживал наш герой. От всего ему было хорошо, всё его радовало, ему хотелось быть.
За чтением книг время летело незаметно. Он научился жить жизнью своих книжных героев, мыслить и чувствовать вместе с ними, улетая в мечтах в далёкое сказочное прошлое… Он был один. Ночную тишину даже не нарушало сладкое похрапывание сокамерников, сморённых круглосуточной духотой. Время вообще пролетает быстро. Настал и день суда.
Суд его не пугал, тем более на этот срок он въехал добровольно и своевременно с мыслью, что судьба на этот раз спасла его тюремным наказанием от самого худшего, от преждевременной смерти. Он хотел быстрее осудиться и, сколько бы не дали, идти дальше за своей причудливой судьбой, которую он, как это ни странно, начинал понимать.
Он был уверен, что сейчас именно здесь его место, радовал его и его нелёгкий жребий со всеми испытаниями и мытарствами, доставшимися ему, а не кому-то другому. А так как Арбалет считал себя воином Духа, он понимал, что самые трудные испытания, которыми щедро одарил его Отец духовный, ещё впереди.
Неутомимый внутренний голос настойчиво шептал ему: «Победи себя. Одолей свои слабости. Воин должен быть сильнее наркомана. Это – твой путь, каждый день сражайся на нём и не думай, что ты в безопасной тюрьме и уже одержал победу. Нет, это любящий тебя Господь дал тебе только временную передышку. А пока цени время, отпущенное тебе, ищи силу в самом себе, потому что сражаться тебе придётся всю свою жизнь. Я могу открыть перед тобой пути, но выбор ты должен сделать сам. Думай и готовься к следующим испытаниям».
Арбалет после таких диалогов со своей собственной душой (которая, возможно, напрямую связывает человека с Богом) был рад, что Всевышний всё же дал ему искупительный шанс. Он верил в себя, верил в силу своего духа, верил, что сможет победить в себе свою греховную суть. В таком боевом приподнятом настроении он и поехал на суд, по-прежнему концентрируя всё своё внимание именно на внутреннем диалоге.
После краткой обвинительной речи прокурора и невразумительных прений слово предоставили и нашему герою.
– Да, я виновен. – сухо и лаконично отчеканил Арбалет. – Вину признаю. Срок прошу назначить по усмотрению суда.
Вся эта судебная канитель была ему без разницы, он был уверен, что по его статье много не дадут. Да и мысли его были о другом, он находился как бы в другом, невидимом измерении.
Он видел перед собой постаревшую заплаканную маму, которая всегда мечтала о лучшей судьбе для своего сына. Ему хотелось закричать: «Мамуленька! Это – моя судьба, мой путь. И не страдайте вы за меня. Люблю и благодарю вас за всё. Вы всегда рядом со мной, мои ангелы-хранители». Отец, как всегда, держался бодро и непоколебимо. Вот истинный пример для подражания, настоящий Воин Духа. «Отец, я смогу, я пройду достойно свой путь. Как вас люблю!» В душе Арбалета творилось что-то невообразимое, ему хотелось закричать на весь зал суда: «Я свободен! Я – воин Духа!»
Но безразличный голос Фемиды прервал его внутренние переживания:
– Три года лишения свободы.
Арбалет слышал только обрывки стереотипных судейских фраз. За его спиной весело щёлкнули трудолюбивые наручники. Вот она, всесильная рука судьбы. Но его дух был свободен даже в зале суда, даже в наручниках. Он видел вокруг себя другой, невидимый мир, в котором он начинал жить.
Выходя из зала суда, он ещё успел улыбнуться родным: «Я вас люблю», и пошёл за железные засовы. Это был его выбор. Он уже знал, как и чем будет жить эти три года, подаренные ему Господом. Он про себя шептал слова благодарственной молитвы… Пришёл он в себя только в темноте воронка, безучастно увозившего его от родных и близких. Теперь необходимо было посмотреть на самого себя, правильно использовать предоставляемое судьбой время и достойно пройти свой путь. Держись, Арбалет!
В «родную» камеру он вернулся уже в весёлом, приподнятом настроении: три года – это не десять лет без права переписки. Всю первую ночь после суда он не спал и думал, строил планы на будущее, заглядывал в глубины своей таинственной души, искал то слабое место, которое допустило в его жизнь наркотики. Он скрупулёзно анализировал причины, выискивая своего врага, с которым ему ещё придётся сражаться.
Он вспоминал своих стареющих родителей, дивился их терпению и их силе духа. Как он был благодарен им за их любовь, за мужество и силу их прощения! Они любят его таким, какой он есть, со всеми его недостатками. Он молился за них, за их здоровье, за их долголетие и счастье. Он чувствовал какую-то неразрывную связь между ними и собой, и через этот невидимый портал посылал им свои переживания и добрые чувства… И они отвечали ему: «Держись, сынок. Мы с тобой».
Из областного суда пришло утверждение приговора, и Арбалет стал ожидать со дня на день свой этап. На суде ему вменили также 62-ю статью о наркотической зависимости, режим строгий. Лагерь строгого режима для наркозависимых далеко от дома: на Кузбассе, в городе Ленинск-Кузнецкий. Вот туда Арбалет и ждал этапа. Опять поедет познавать мир, но уже в восточном от родного Урала направлении. Жаль только, что он выбрал не самую светлую сторону этого мира, а самую тёмную и жестокую. Но люди живут везде. Арбалет и не расстраивался: найду своих.
Все находятся на своих местах и своими мыслями создают свой мир. В своё время и он построил свой, жестокий и грязный, наркотический мир. Мир боли и страданий, мир, уходящий во тьму. Но у него – свой путь. Главным было то, что он верил, что всё пройдёт, всё познает и найдёт ускользающую от него, но спасительную Истину. Может быть, он и пришёл в этот мир для того, чтобы найти сокрытую от людей, завалявшуюся где-то в придорожной грязи жемчужину. Порой ему казалось, что ещё немного, и вот-вот ему всё откроется…
Началась этапная суета: крики, вопли, кипиш, мелькающие озабоченные лица. Приговор утвердили, и отношение надзирателей, соответственно, становится другим. Уголовник сразу становится никем. Он не принадлежит самому себе, его тасуют туда-сюда, из камеры в камеру, гоняют через превратки (камеры предварительного заключения). В них толкутся разные люди, происходят случайные встречи: кто на Сахалин идёт этапом, кто – в Иркутск, а некоторые – и в Москву. Разные человеческие судьбы, но у всех на лицах – серый отпечаток печали, горя и страдания. Арбалет давно уже заметил, что основная масса сидельцев – совершенно случайные люди, посаженные за разную ерунду: кто по-пьяни, кто из-за наркотиков, кто запутался в личной жизни, кого голод толкнул на преступление, а кого и зависть или жадность одолели. Вот с такой разношёрстной публикой и приходилось общаться, пока доберёшься до места назначения.
В этот раз Арбалет заодно и научился ездить по этапу с комфортом.
В камеру зашёл седовласый дедушка. Арбалет тут же встал, уступая ему своё место, так как народу в ожидании этапа накопилось довольно много. Арбалет любезно поинтересовался:
– Дед, по какой статье?
Но дед, спокойно усевшись на предложенное место, поблагодарил, но на вопрос не отвечал. Немного позже он деловито вытащил из ушей вату и, удовлетворяя любопытство окружающих, объяснил Арбалету:
– Сижу уже 17 лет. Надоел этот вечный гул и шум во время этапа. Заткну уши ватой, и ничего не слыхать. Тело везут куда-то, а я в глубоком трансе общаюсь сам с собой. Достал книжечку и, не замечая окружающей суеты и назойливого шума, спокойно общаешься с любимыми авторами, а не с какой-то малокультурной шантрапой. Ты уходишь в себя, и как бы улетаешь от этого назойливого мира, от пустой суеты, от надоедливого мелькания постоянно меняющихся людей, от одинаковых глупых вопросов. Ты просто уходишь глубоко в себя.
Так и Арбалет научился уходить в себя и быть в себе (т.е. быть на Вершине одиночества).
Маршрут заканчивался: Новокузнецк, Ленинск-Кузнецкий. Глубокой ночью столыпин прибыл к месту назначения. Разгрузки пришлось ждать долго. Теснота в вагоне была неимоверная. Народу натолкали плотнее, чем жареную кильку в банку. Все устали от разговоров и ожидания. Почти никто не спал. Одни дремали наверху, другие сидели, сгорбившись и пригорюнившись. Арбалет долго лежал, укрывшись с головой фуфайкой. Потом решил посчитать, сколько же их набито в этом тюремном купе. – Двадцать три человека: «Ха, двадцать три – моё число. Это знак. Но какой?»
Число действительно совпадало с днём его рождения, но в знаках и приметах он не разбирался, в символы не верил, но в том, что человек связан невидимыми нитями с окружающим миром, не сомневался. Арбалет отвернулся к стене, вспоминая последние события…
В день этапа вся камера провожала Арбалета. Обычно спали посменно: одни днём, другие – ночью, так как спальных мест на всех не хватало. Но в проводах Арбалета участвовали все. Надзиратель открыл кормушку.
– Десять минут на сборы.
Арбалет был, как говорится, всегда готов. А вот ребята сразу начали суетиться, собирать его в дальнюю сибирскую дорогу. Общак собирался постоянно, и на этап все уезжали достойно упакованными. Обеспечивали всем: чаем, куревом, консервами. Если была нужда, давали и мыло, пасту, сменное бельё. В общем, зеки помогали зекам, обеспечивая отъезжающих всем необходимым на первое время. Дай бог здоровья и удачи этим бескорыстным людям, придерживающимся суровых, но справедливых Воровских понятий, тем, кому небезразлична судьба любого арестанта.