Игра
Перевод Курлаевой А.В., 2018 год
Эта книга – для Фрэнсис
Глава 1
Когда растерянная, попавшая в немилость Гэлли добралась до большого дома в Ирландии, шел дождь и почти стемнело. Кузен Меркер назвал это место просто «Замок». Насколько Гэлли могла понять, вглядываясь в него, задрав голову, пока кузен Меркер оплачивал такси, здание представляло собой сбивающую с толку смесь дома, замка и сарая. Она видела башенки и крутые скаты крыш, высокие дымоходы, деревянную стену с каменной частью с одной стороны, которая была на скорую руку подправлена новыми кирпичами. А потом, брызнув грязью из-под колес, такси уехало.
Кузен Меркер – который всю дорогу смущал Гэлли тем, что оказался взрослым молодым мужчиной, а не кузеном ее возраста – подобрал маленький старомодный чемодан Гэлли и быстро провел ее в дом, где она смутилась еще больше.
Они вошли в просторную столовую с каменным полом, полную людей, столпившихся вокруг громадного обеденного стола, или входивших и выходивших из кухни позади него. Большинство из них были детьми, но старше и выше Гэлли, в то время как казавшиеся рассеянными леди, которые, вероятно, являлись тетями, пробирались между ними туда-сюда со стопками тарелок и корзинками с хлебом.
Никто не обратил на Гэлли ни малейшего внимания. Правда, кто-то заметил:
- Хорошо. Она здесь. Теперь мы можем, наконец, поесть.
Но никто не посмотрел на нее по-настоящему. Кузен Меркер оставил Гэлли стоять рядом с чемоданом и протолкнулся на кухню, крича:
- Мама! Извини за это. Самолет задержался, а водитель такси заблудился!
Гэлли стояла. Ее руки с бесполезно покачивающимися ладонями немного вытянулись вперед и застыли навесу. Ни разу в жизни она не бывала в одной комнате с таким количеством людей. Она привыкла к тихой и уединенной жизни с бабушкой и дедушкой, когда никто не бегал и не смеялся, и никто никогда не кричал. Эти люди были такими живыми и такими шумными. Она не знала, кто из них кто, если не считать кузена Меркера, который привез ее сюда из Англии, и она тосковала по своему другу Флейте, даже несмотря на то, что, вероятно, именно Флейта был виноват в ее ссылке. Она до сих пор не понимала, чем так разозлила бабушку.
Гэлли вздохнула. Кроме того, все эти высокие, бегающие, кричащие дети были одеты в поношенные джинсы или длинные мешковатые брюки со множеством карманов по бокам и яркие полосатые рубашки. Гэлли с грустью осознала, что ее аккуратное платье в цветочек и блестящие туфли из лакированной кожи совсем не подходят для этого места. Хотела бы она тоже иметь джинсы и кроссовки, но бабушка не одобряла брюки на девочках.
Непривычность усиливало и то, что мальчиков здесь было больше, чем девочек. Большинство были светловолосыми и тонкими, как девочки (а девочки – такими хорошенькими и уверенными в себе, что Гэлли снова вздохнула), но двое мальчиков выделялись темными волосами. Один из них – высокий спокойный мальчик, не кричавший, как остальные. Он явно пользовался авторитетом, поскольку остальные постоянно пытались привлечь его внимание.
- Трой! – кричали они. – Пойди посмотри на мой новый фокус!
Или:
- Трой! Что ты думаешь об этом?
Трой всегда улыбался и любезно подходил посмотреть.
Второй темноволосый мальчик был помладше и произвел на Гэлли впечатление маленького чудовища. Он занимался тем, что ловко дергал девочек за красивые струящиеся волосы, или наступал людям на ноги, или пытался украсть что-нибудь из карманов в мешковатых брюках. Гэлли узнала и его имя тоже, поскольку чуть ли не каждую минуту кто-нибудь кричал:
- Толли, еще раз так сделаешь, и ты покойник!
«Все эти люди – мои родственники! – изумленно подумала Гэлли. – А я до сих пор и не подозревала об их существовании!»
Тут она обнаружила, что Толли издевательски встал перед ней, вытянув руки точно в таком же бесполезном жесте, как у Гэлли, и точно так же неуверенно расставив ноги на шесть дюймов.
- Тьфу! – сказал он. – Ты жалкий изгой!
- Ты мой кузен, - произнесла Гэлли – ее голос прозвучал высоко и чопорно из-за того, что она нервничала.
- Бе-бе! – передразнил ее Толли. – Я тебе не кузен на самом деле! Меркер – мой папа, и это он – твой кузен. Но ты всего лишь жалкий изгой в платье с оборками.
Гэлли почувствовала, как в ней начинает закипать нечто, чего она предпочла бы не знать. Ей захотелось прыгнуть на Толли и оторвать от него что-нибудь – уши, нос, пальцы, волосы, ей было почти всё равно что, лишь бы хлынула кровь. К счастью, в этот момент торопливым шагом подошла крупная леди и обняла Гэлли, прижав к большой мягкой груди, увешанной множеством жестких ниток бисера.
- Моя дорогая! – воскликнула леди. – Прости меня. Я делала соус, а ты знаешь, как он весь становится комковатым, если отвлечься. Я твоя тетя Мэй. Толли, исчезни и перестань быть такой головной болью. Ты должна простить Толли, дорогая. Большую часть года он здесь единственный ребенок, но сейчас как раз неделя, когда собирается вся семья, и он чувствует себя подавленным таким количеством. А теперь пошли – я представлю тебя всем.
Оказавшись прижатой к множеству ожерелий тети Мэй, Гэлли растаяла от облегчения, но от этих слов снова напряглась. Теперь все начнут презирать ее.
Хотя никто вроде бы ее не презирал, от представлений замешательство Гэлли нисколько не уменьшилось.
Шумные светловолосые кузены являлись детьми разных тетушек. Но помимо понимания, что некоторые из них были Лакстонами и принадлежали тете Гете, а остальные – Тайсами, что делало их сыновьями и дочерями тети Целии, Гэлли не имела ни малейшего представления, кто из них кто – не говоря уже о том, как их всех зовут.
Тетя Гета немного выделялась, будучи высокой, светловолосой и одетой с безупречной аккуратностью – словно картина, четко раскрашенная внутри намеченного рисунка. Бабушка одобрила бы тетю Гету, подумала Гэлли. Но тетя Целия представляла собой размытый тип личности. Тетя Алиса, у которой, похоже, не было детей, походила на кинозвезду – настолько совершенная, что казалась ненастоящей. А высокий спокойный Трой оказался сыном другой тети, которая осталась дома в Шотландии. Самым же сбивающим с толку было то, что стройная леди с каштановыми волосами, чьи маленькие жемчужные сережки отражали изгибы ее высоких скул и сияние больших темных глаз, оказалась вовсе не тетей, а старшей сестрой Троя Гармони. Учитывая, что Гармони хлопотала совсем как тети, накрывая на стол и одергивая Толли, Лакстонов и Тайсов, чтобы вели себя прилично, Гэлли подумала, что это естественная ошибка. Но всё равно она заставляла ее чувствовать себя глупой.
- Ужин готов, - объявила тетя Мэй, заправляя растрепанные седые волосы обратно в распустившийся свободный узел. – Садись здесь, Гэлли, дорогая.
Все бросились к громадному столу. Стулья заскрежетали по каменному полу, и стало еще шумнее, чем раньше. Гармони и тетя Алиса помчались на кухню и вернулись с чашками, кастрюлями и тарелками, в то время как тетя Мэй спешила за ними с гигантской коричневой индейкой на громадном блюде. Когда тетя Мэй ставила птицу на стол, ее волосы окончательно распустились, и ей пришлось отодвинуться и снова заколоть их. Тем временем кузен Меркер вернулся оттуда, куда он исчезал, и принялся разрезать индейку.
Нервно скользнув на стул, который ей указала тетя Мэй, Гэлли подумала, что тетя Мэй – самый неопрятный человек из всех, что она когда-либо видела. Ее одежда представляла собой хлопающие, переплетающиеся, перекрывающиеся слои домотканой шерсти, украшенные спереди по меньшей мере тремя ожерельями и множеством пятен от подливки. На ногах у нее были поношенные меховые тапочки, а что касается волос… Помня слова кузена Меркера о том, что тетя Мэй – старшая дочь бабушки, Гэлли заинтересовалась, как, ради всего святого, бабушка управлялась с тетей Мэй, когда та была ребенком. Бабушка всегда говорила, что Гэлли неопрятная, и целыми часами пыталась заставить крутые завитки ее волос лежать гладко и аккуратно.
- Ты приводишь меня в отчаяние, Гэлли, - всегда говорила бабушка. – В полное отчаяние!
С тетей Мэй бабушка должна была приходить в еще большее отчаяние. Однако, подумала Гэлли, переводя взгляд с аккуратной тети Геты на красавицу тетю Алису, младшие дочери, наверное, служили бабушке немалым утешением.
Но тетя Мэй была доброй. Она села рядом с Гэлли, и пока Гэлли сражалась с тарелкой, наполненной таким количеством еды, какое ей ни за что не съесть, тетя Мэй объясняла, что Замок когда-то принадлежал дяде Юлиону, но теперь это гостиница, за исключением одной недели в году.
- Я даю персоналу отпуск, - сказала она, - и собираю всю семью. Даже твоя тетя Элли иногда приезжает. И, конечно, у нас уйма комнат. Я выделила тебе маленькую комнату на лестничной площадке, моя дорогая. Я подумала, что ты будешь чувствовать себя немного неуютно, если я поселю тебя с другими девочками – ты же к этому не привыкла. Просто скажи мне, если что-то не так, хорошо?
Пока тетя Мэй болтала таким образом, Гэлли обвела взглядом стол и заметила, что кузен Меркер, сидевший за остатками индейки, был здесь единственным взрослым мужчиной. «Вся семья? – подумала она. – Разве не должно быть несколько дядей?» Но она побоялась, что спросить об этом будет грубо.
За индейкой последовал пудинг из патоки, который Гэлли уже не в состоянии была есть. Пока остальные пожирали его – до последних липких золотистых крошек, – дождь пошел сильнее. Гэлли слышала, как он колотит снаружи в окна и сбегает по водосточным трубам на стенах. Кузенов Лакстонов это ужасно расстроило. Кажется, существовала некая игра, в которую они всегда играли, бывая в Замке, и они хотели начать ее в этот самый вечер.
- Мы в любом случае не смогли бы играть сегодня, - в своей спокойной манере произнес Трой. – Слишком темно, ничего не видно – даже если бы не шел дождь.
Тогда кузены Тайсы поинтересовались, можно ли играть в помещении. Лакстоны решили, что это великолепная идея, и громко заявили об этом.
- Мы можем использовать большую гостиную, правда? – спросили они Гармони, которая, похоже, была в игре главной.
- Не может быть и речи, - ответила Гармони. – Она должна проходить снаружи. Мы займемся ею завтра, когда высохнет трава на выгоне.
Поднялся такой крик разочарования, что Гармони добавила:
- Если хотите, мы можем поиграть в помещении в прятки.
Предложение было встречено радостным согласием.
- Благослови тебя Бог, Гармони, - пробормотала тетя Гета. – Если сможешь, займи их до отбоя, и мы освободим тебя от мытья посуды.
Так что, пока тети убирали груды тарелок, все остальные, кроме Гэлли, умчались в другие части дома. Тетя Мэй подобрала чемодан Гэлли и проводила ее по лестничному пролету в маленькую белую спальню с восхитившим Гэлли пушистым покрывалом на кровати. Там тетя Мэй задернула занавески, которые всколыхнулись и вздулись под порывами дождливого ветра, а потом помогла Гэлли распаковать чемодан.
- Это вся твоя одежда, моя дорогая? – спросила тетя Мэй, вытряхивая наружу еще два платья в цветочек. – Они не слишком практичные, да и не слишком теплые.
Гэлли стало ужасно стыдно.
- Бабушка сказала, что тетя Элли купит мне одежду в Шотландии, - ответила она. – В которой я буду ходить в школу.
- Хм, - произнесла тетя Мэй. – Надо будет глянуть, смогу ли я откопать что-нибудь, что тебе носить, пока ты здесь, - она аккуратно разложила на белой кровати бело-розовую пижаму Гэлли и снова произнесла: - Хм. Гэлли, извини за вопрос, но что ты такого натворила, чтобы так разозлить бабушку?
Гэлли знала, что никогда не сможет объяснить, поскольку сама с трудом понимала, что произошло. Тетя Мэй наверняка не поймет насчет Флейты и Скрипки. Кроме того, бабушка никогда не видела ни одного из них. Она видела только мальчика с собаками, но почему это так ее разозлило, Гэлли не имела ни малейшего представления. Она смогла только ответить:
- Сначала бабушка сказала, что я выдумщица. Потом она сказала, что я принесла сюда нити и уничтожила всю дедушкину работу. Она сказала, дядя Юлион никогда не простит меня за это.
- И она свалила проблему на нас, - резким сухим тоном произнесла тетя Мэй. – Как типично для моей матери! Как будто мы можем успешнее, чем она, противостоять Юлиону! А твой дед совсем не возражал?
- Да, но он тоже расстроился. Он сказал, я вырасту из этого, а бабушка ответила, что у меня не будет шанса вырасти. Она позвонила кузену Меркеру, чтобы он приехал и забрал меня. Она сказала, вы будете знать, что делать.
- Да будь я проклята, если знаю! – возразила тетя Мэй. – Думаю, лучше я спрошу Гету, как она справляется. Или, может, от Элли будет больше помощи. Гармони, наверное, была таким же наказанием, когда была младше. Ну да ладно. Беги вниз и поиграй с остальными, и больше не беспокойся об этом.
Гэлли предпочла бы остаться в маленькой комнате. Она чувствовалась надежной, даже несмотря на жутковато вздувающиеся занавески. Но бабушка приучила ее делать, что велено. Так что она послушно спустилась на первый этаж и отыскала большую гостиную в центре дома. В эту комнату вело по меньшей мере пять дверей. Зайдя в нее, Гэлли обнаружила, что кузены с воплями вбегают и выбегают, в то время как Трой, закрыв глаза руками, стоит в центре и считает до ста, а Гармони кричит:
- Не забудьте! На кухню и в кабинет не заходить!
После этого все с грохотом умчались. Вскоре Трой проревел:
- Сто! Иду искать, кто не спрятался – я не виноват! – и тоже умчался.
Гэлли осталась стоять, где стояла, снова растерявшись. Она никогда не играла в подобные игры со множеством участников и не имела представления о правилах. Она оставалась на месте, пока Толли не выкатился из-под дивана, чтобы издевательски посмотреть на нее.
- Ты размазня, - сказал он. – Даже для изгоя. И слабачка. И ты никому не скажешь, что видела меня.
И прежде чем Гэлли успела придумать, что ответить, Толли вскочил на ноги и выбежал через ближайшую дверь.
Гэлли опустилась на другой диван, рядом с очень реалистичным плюшевым котом, и сидела, грустно пытаясь решить, является ли плюшевый кот подушкой или игрушкой, или же просто украшением. Бабушкино и дедушкино воспитание совершенно не подготавливает к жизни, подумала она.
Время от времени кузены, хихикая, на цыпочках проходили через комнату, но никто из них не обращал на Гэлли ни малейшего внимания. «Они все знают, что я размазня и изгой», - подумала она.
Глава 2
Гэлли была сиротой. Единственное, что она знала о родителях – свадебная фотография в серебряной рамке, которую бабушка поставила в центре каминной полки в спальне Гэлли, предупредив, чтобы Гэлли ее не трогала. Естественно, Гэлли проводила немало часов, стоя на стуле и внимательно изучая фотографию. Мужчина и женщина на ней выглядели такими счастливыми. Ее мать обладала тем же утонченным типом внешности, что тетя Алиса, только она выглядела более человечной, менее идеальной. Она смеялась, откинув назад голову, отчего ее фата разлетелась – неуверенным, почти виноватым смехом. Отец Гэлли смеялся в ответ гордо – он гордился матерью Гэлли, гордился самим собой. Гордость чувствовалась в посадке его кудрявой черноволосой головы, в сверкающих темных глазах и в том, как его большая смуглая ладонь сжимала белую ладонь матери Гэлли. От него Гэлли унаследовала упрямые кудри и смуглый цвет лица. Но оттого, что ее мать была такой светлой, волосы Гэлли получились вроде как беловато-каштановыми, а глаза – большими и серыми. Она думала о себе, как об идеальном сплаве обоих, и всем сердцем желала, чтобы они были живы и она могла узнать их.
Бабушка и дедушка жили в большом доме на краю Лондона – одном из домов, окруженных множеством кустов, с витражными стеклами почти во всех окнах, так что внутри всегда царил полумрак. В нем имелась кухонная часть, где жили повар и горничная. Гэлли видела эту часть, только когда последняя горничная водила ее гулять на пустырь и они возвращались через кухню. В остальное время ей запрещалось появляться там, чтобы не мешать повару.