Сердце в ладонях

https://ficbook.net/readfic/2478909

Направленность: Слэш

band!AU Многие просили написать фик об уходе Лухана, чтобы обрести надежду и ХЭ хотя бы так, поэтому текст получился несколько… своеобразным.

Посвящение:

Всем КайЛу-шипперам с любовью, Кайхань ♥

Запрещено

На песню http://pleer.com/tracks/12661952k0xZ

========== Сердце в ладонях ==========

Комментарий к Сердце в ладонях

От автора: Сразу хочу расставить точки над I, потому что всё ещё свежо и не успело зажить у многих.

Меня там тоже не было, и я не знаю правду. Это всего лишь фанфик, придуманная история, фантазия, поэтому не нужно видеть в ней больше, чем в ней есть.

Как традиционно пишут ― в этой истории правда всё, кроме вымысла.

Задыхаюсь в этой тишине,

Хочу закричать, но никак.

Ты покидаешь меня,

Ты покидаешь меня ―

Мне снится, как я

Пытаюсь тебя удержать.

Estopa ― Cuando Tu Te Vas

☆☆☆

Сложно лучезарно улыбаться, когда у тебя на ноге кто-нибудь стоит, а руки оттягивает тяжесть. Но если ты айдол и вообще звезда первой величины, ты должен улыбаться даже тогда, когда падаешь в пропасть.

Хань лучезарно улыбался почти целую минуту и, не переставая улыбаться и стараясь не двигать губами, он прошипел:

― Бэкхён, сойди же ты с моей ноги, больно… а-а-а…

― Шаг назад, Тао, ― пробормотал Чонин, вроде бы удобно устроившийся на руках у Ханя. На самом деле он ещё держался за плечо Тао, чтобы Ханю было полегче, а Бэкхён страховал всю троицу.

― Хён, побольше жизни и улыбку пошире, ― велел Бэкхён. ― Или выкинь Чонина куда-нибудь, чтоб вид не портил, и встань в красивую позу.

― Ещё чуть шире ― и у меня лицо пополам треснет. Ты стоишь на моей ноге, сойди. И… эту тяжёлую тушку нельзя ронять и, уж тем более, выкидывать куда-нибудь. Или ты сам за него танцевать будешь?

― Вовсе и не тяжёлый. Я почти сильфида, ― обиделся теперь Чонин.

― Эй, «сильфида», может, ты тогда без моей помощи будешь в воздухе парить? ― проворчал Тао, сбиваясь на китайский. ― Тяжёлый, как сто собак…

― Да всё уже!

Хань с блаженным выдохом отпустил Чонина и перевёл дух. Устал или нет, но он должен был улыбаться так же солнечно, как делал это всегда. Если улыбаться не на все сто, фанаты заподозрят неладное и распустят такие слухи, что мало не покажется.

Из зала продолжали скандировать: «КайЛу!»

Косой взгляд Чонина, едва заметная дрожь в уголках губ, прячущая намёк на улыбку. У Чонина слегка потёк грим, и Хань с трудом удержался ― хотелось коснуться кончиками пальцев резких линий и аккуратно поправить всё, что удалось бы поправить. Пустая трата времени, ведь у Чонина грим всегда быстро размазывался и «плыл». Вечно мокрый в танцзале, на сцене и в постели Чонин. И тёмная прядь красиво прилипла к виску.

― Давай лучше я тебя подниму, ― быстро шепнул Чонин, наклонившись к его уху.

― С ума сошёл? А потом будешь валяться в клинике со спиной?

― Всё в порядке.

― Ври кому-нибудь другому, ― отрезал Хань и осторожно прикоснулся к спине Чонина. Ткань под пальцами была влажной от пота.

В зале заорали и активнее стали вопить по поводу «КайЛу». Скорее всего, кто-то заметил руку Ханя на спине Чонина и отпустил фантазию на волю. Ну да ничего ― фансервис тоже нужен.

― Да всё хорошо, ― вновь шепнул Чонин и помахал фанатам, заставив их вновь разразиться дикими воплями.

Хань помрачнел, но привычно замаскировал мрачность улыбкой. Он помнил «всё хорошо» Чонина, когда тот умудрился остаться на сцене после своего номера. Ладно ещё, что Чонин никогда не терялся и отлично умел импровизировать, но в тот вечер Хань смотрел на него с болью в сердце. И уже привычно поражался. Он не представлял, откуда Чонин черпает энергию. И откуда у него такая сила воли, чтобы танцевать даже тогда, когда ни один нормальный человек шелохнуться бы не смог.

Больно было и от воспоминаний о выступлениях с Overdose, когда Чонин просто отключался после танца. Хань в последнее время всё чаще задавался вопросом: хотел бы он тоже уметь так жить ради сцены? Жить только для того, чтобы выйти, выступить, а потом «на время умереть» до следующего выхода на сцену. В этом весь Чонин, но он один такой. Ещё, наверное, немного Бэкхён, но Бэкхён помешан на пении и никогда не скрывает своих амбиций. У Чонина амбиций нет, у него есть Кай ― воплощение его любви к танцу и музыке. Не маска и не образ, а именно реальное воплощение, концентрированная любовь.

Но если разобраться, все они уникальны так или иначе, по-разному. Правда, некоторые в этом усомнились, и теперь этим некоторым больно так же сильно, как тем, кто всё ещё уверен в себе.

― Три или пять? ― Обычный вопрос, что всем прочим казался глупым и одним из элементов старой детской игры*, но один человек точно знал, о чём спрашивал Хань.

― Да или нет, ― тихо отозвался Чонин так, что понял его тоже лишь один человек.

― Я что-нибудь придумаю.

― Не нужно, лучше отдохни как следует.

Хань промолчал, но не удержался от улыбки. Он не помнил, когда они стали играть в эту игру, однако она здорово облегчала жизнь и позволяла испытывать чувство превосходства, ведь никто не понимал, о чём они говорят с Чонином, и что всё это значит.

Когда они уходили со сцены друг за другом, Чонин поравнялся с ним на секунду. В течение этой секунды горячие пальцы коснулись бедра, провели линию по внутренней стороне ладони. Хань на миг ухватился за большой палец Чонина, удерживал лишь какое-то жалкое мгновение, чтобы неохотно отпустить и проводить Чонина жадным взглядом.

Шум, беготня, кучи одежды, долой грим с лица, и суматоха опять. Вместо грима ― лёгкий макияж, инструкции от менеджера, затем выпросить бутылку воды, забиться в машину, с сожалением отметить, что нужного человека в этой конкретной машине нет и не будет. Улыбаться только потому, что в памяти осталось «три» и «да».

― Ты в порядке? ― Тао протянул ему бутылку с водой. Непочатую. Хань забрал её и свинтил крышку, потом выдавил из себя улыбку и кивнул. Он пил воду, глядя в окно. И видел прокативший мимо фургон. Там, за стеклом, закатным отблеском промелькнула слабая улыбка Чонина.

Если бы они жили иначе и встретились при других обстоятельствах, на что это походило бы? Или этого не существовало бы вовсе?

☆☆☆

В последнее время Хань задавал себе слишком много сложных вопросов.

☆☆☆

«Лучше вопросы, чем сожаления», ― так сказал ему Чонин в конце мая, когда им удалось остаться наедине на три с половиной минуты.

Сейчас Хань всё ещё не видел разницы между вопросами и сожалениями. Разве это не одно и то же? Наверное, нет. Потому что так сказал Чонин, а Хань доверял его суждениям.

Хань вообще считал Чонина одним из самых умных и трезвомыслящих людей в своём окружении. Парадоксально, но, тем не менее, именно одержимый танцами человек чётко расставлял акценты в жизни, хоть и жил на свете меньше, чем Хань.

О трезвомыслии Чонин забывал лишь тогда, когда уходил в танцы с головой. И, кажется, только Хань знал наверняка, что Чонин продумывает всё наперёд. Например, он подозревал, что «Камон» уже окупил себя, хотя обычно на это уходит в среднем год, подозревал, что это не единственное, к чему Чонин приложил руку, потому что Чонин прекрасно знал о себе всё и понимал, насколько зыбок мир шоу-бизнеса ― он в этом мире варился куда дольше, чем Хань. Он вообще знал слишком много такого, что обычно не выносят за пределы компании, да и в самой компании тщательно скрывают и умалчивают. Иногда Ханю казалось, что Чонин знал об изнанке шоу-бизнеса больше, чем Чунмён. Ну или они оба знали всё, только Чонин никогда не отличался наивностью и легковерием, и ничего не пускал на самотёк. А ещё он слишком мало говорил. Точнее, он никогда и ничего не говорил о том, что знали он сам и Чунмён.

Пожалуй, лучшее время было, когда Хань и Чонин вдвоём появлялись на публике и оставались «лицами» EXO. Приходилось трудно, потому что Чонин сам по себе замкнутый и не особо разговорчивый, закрытый. Хань тоже мог похвастать скрытностью, но он хотя бы умел дарить комфорт и располагать к себе людей. С Чонином это почти не работало. Чтобы его расшевелить, Ханю пришлось приложить усилия, зато потом они окупились. Молчаливая, но надёжная поддержка Чонина стоила всех затраченных на налаживание отношений сил. Чонин оставался тихим и спокойным, казался отстранённым, но он понимал Ханя лучше, чем кто-либо ещё. И лучше, чем кто-либо ещё, он вёл Ханя за собой через лабиринт СМ и шоу-бизнеса, минуя капканы и ловушки, не позволяя сделать неверный шаг и оступиться.

Поначалу Хань не всегда это понимал, понял примерно год спустя, когда вдруг осознал, насколько Чонин безупречен в глазах всех, кто смотрел на EXO. Никаких серьёзных зацепок ни в сценическом, ни в реальном образах, никаких тёмных пятен, с помощью которых можно вывалять в грязи имя айдола. Никаких эксцессов и скандалов, ничего такого, на чём можно сыграть против Чонина и EXO в его лице. «Идеальный Кай». Все попытки навредить ему были высосаны из пальца, не стоили выеденного яйца и лишь веселили всех. Умело расставленные компанией акценты и безупречное поведение Чонина позволяли СМ играть им и выигрывать. Точно так же, как они играли каждым из двенадцати.

С одним это, правда, не прокатило.

«Мы все ― камешки на доске для игры в падук*», ― так тоже говорил ему Чонин. Для себя Хань перевёл падук в вэйци и принял это как данность.

«Ты любишь сражаться? Это всё равно что придумать стратегию и выигрывать бой за боем. Нет мечей и стрел, нет солдат и кровавой мельницы, внешне всё по-другому… Это лишь антураж, но суть остаётся той же, понимаешь? Просто пока нужно в этом жить. Жить внутри игры».

Хань научился понимать. Заодно и сообразил, что у него есть союзник, которому он мог доверять. Следовало поблагодарить судьбу или случай за то, что он когда-то не согласился с прочими и не посчитал Чонина отталкивающим и мрачным, не испугался тяжёлого проницательного взгляда и решил наладить отношения.

☆☆☆

Изнанка ― это всегда девять десятых истины. Одна десятая ― версия для публики.

☆☆☆

Этот урок Хань усвоил во время работы с Тэмином, когда они снимали клип MAXSTEP, как и совет Тэмина держаться ближе к Чонину, потому что «тебе труднее, ведь ты не кореец, но Чонину можно верить всегда и во всём».

В самом начале любого пути трудности меньше ожиданий и эйфории от осознания, что мечты могут сбываться. В таком состоянии многие вещи кажутся более приемлемыми, это потом люди начинают ужасаться содеянному или поражаться тому, что смогли это сделать. В самом начале пути Хань сравнил былую реальность с нынешней, принял законы шоу-бизнеса и пересмотрел собственное отношение ко всему. Достаточно для того, чтобы оценить близость и надёжность Чонина и позволить себе доверять и чувствовать.

А чувствовал он только тогда, когда рядом был Чонин. Чувствовал поддержку, восхищение, радость ― чужие. Он нравился Чонину, и у Чонина плохо получалось это скрывать. Он всегда приходил и оставался рядом, когда Хань нуждался в компании или помощи. Несмотря на разделявшее их расстояние или же фактическую близость. Несмотря на тысячи глаз, что преследовали их каждую секунду во время той игры, в которую превратилась их жизнь с первым выходом на сцену EXO ― от тизеров и до нынешнего мига. Ощущать плечом плечо, видеть сообщения на дисплее телефона, слышать голос в трубке, ловить взгляд на сцене или отблеск улыбки… Неважно, как именно, но это было. И Хань точно знал, когда это для публики, а когда только для него. Он научился чувствовать Чонина кожей точно так же, как Чонин чувствовал его самого. Почти фантастика, но это грело, придавало силы. И Хань никогда прежде ― ни с кем ― не ощущал такого родства и взаимопонимания. В итоге они с Чонином стали друг для друга необъяснимой необходимостью.

Даже сейчас ― в эту самую минуту ― они находились в одном городе, близко, но в разных машинах, и Хань чувствовал себя разделённым. Как половина целого.

А началось это гораздо раньше. Ещё до того, как… До первого осознания, что «давайте любить» ― это не просто формальность. Не для них двоих.

☆☆☆

Хань прислонился головой к стеклу и прикрыл глаза, чтобы не видеть, как рушится его мир, а войска проигрывают очередное сражение на воображаемой доске для вэйци.

«Понимаете, всё осложняется вашим графиком, господин Лу. Я уже молчу о вашей фобии, а ведь она тоже влияет ― и сильно. Со временем вы сами заметите. Кардиалгия, сердцебиения, сосудистая дистония, вегетативные дисфункции, дыхательные расстройства и, напоследок, в этом букете будут системно-невротические нарушения. Вы ведь сами говорили, что вас особенно сильно раздражают шумы, вы плохо спите, есть проблемы и со зрением, так?»

― Хочешь ещё воды?

Хань приоткрыл глаза и озадаченно посмотрел на зажатую в руке пустую бутылку. Даже не заметил, как выпил всё. И опять хотелось.

― Да…

Тао великодушно отдал ему свою бутылку.

«Я понимаю, что у вас никогда не было проблем с сердцем, господин Лу, но неужели вы думаете, что проблемы с сердцем есть лишь у тех людей, кто родился с ущербным организмом? Нет, угробить можно любое здоровье, даже самое крепкое. И вы именно этим сейчас занимаетесь».

Мать требовала выбрать что-то одно, как и отец. Они не хотели терять единственного ребёнка. А Хань просто устал ― устал от постоянного давления.

― Слушай, тут вопрос забавный, ― потормошил его Тао ― он увлечённо слушал какое-то китайское шоу по радио, ― спрашивают, если бы человеку нужно было выбрать что-то одно в своей жизни, то что это было бы? Ты бы что выбрал?

― А ты? ― устало прикрыв глаза, поинтересовался Хань, чтобы уйти от ответа.

― Ну… я бы хотел быть в EXO, ― предсказуемо выдал Тао, заставив сидящего напротив Исина заулыбаться. Тот стал уточнять детали, и они благополучно забыли о Хане на время.

Он снова прикрыл глаза и сделал вид, что задремал. В голове же крутился тот злополучный вопрос ― о выборе. Если бы нужно было выбрать что-то одно в своей жизни… Когда надо выбрать одно, сразу многое становится ценнее, чем могло бы показаться на первый взгляд.

Например, ясность, потому что ещё раньше появилось доверие. Они тогда отмечали первый общий успех, веселились от души, пили то, что было гораздо крепче обычной воды, чая, соков и колы. Тогда только Чонин и Исин не пили ― им нельзя было из-за лекарств, ну и Чонин сам по себе не любитель крепких напитков. Хань тогда вовсе не напился, просто действительно радовался, а Чонин постоянно смотрел на него. Смотрел по-особенному, словно «трогал взглядом».

Спали тогда всей кучей рядом с праздничным столом, разве что Исин и Чонин ушли в комнаты, а Ханю приспичило попить обычной воды. В коридоре его поймали за руку и втащили в комнату. Дверь захлопнулась, сухо щёлкнул замок, и его к той самой двери и прижали спиной.

Даже воспоминания об этом зажигали кровь.

Хань тогда стоял неподвижно, но дрожал. Не от холода и не от страха. И тогда он понятия не имел, почему дрожит. Комната тонула в темноте, лишь в окно лился неровный и переменчивый слабый свет ― от уличных огней и неоновых вывесок. В темноте напротив ― тёплое дыхание и расплывчатый силуэт. Хань узнал его по запаху и жару. Рядом с Чонином всегда возникало фантомное ощущение полуденной жары. Он выглядел, как зной, и пах точно так же горячо. И Хань просто верил ему и чувствовал его ― всегда и на любом расстоянии. Чонину даже не обязательно было прижимать дверь ладонью ― Хань не смог бы уйти всё равно.

Он всегда умел думать и оценивать вещи и явления правильно. Если бы он сказал, что не ожидал ничего подобного, то солгал бы. Если бы сказал, что был к этому готов, солгал бы опять. Он… догадывался и подозревал, но старался ничего не замечать, потому что… они оба виноваты ― были, есть и будут. Они оба ― чувствовали и смотрели, и ждали. Быть может, Хань до последнего надеялся, что им обоим хватит сил оставить всё так, как есть, хватит сил… противостоять и сохранить то, что они уже имели. И, наверное, если бы речь шла лишь о нём, ему хватило бы сил остаться на месте, держать всё глубоко внутри под замком, потому что он старше, умнее, заботливее, ответственнее, и его, чёрт возьми, называли «хёном», а ломать чужую жизнь нельзя, тем более, такую яркую и выдающуюся. И… и он хотел только лучшего для человека, придававшего ему сил и оберегавшего его на узкой тропе славы в чужой стране, в чужом мире, на призрачной доске для игры в вэйци, где постоянно шли бои.