Я увлекался кино. Сходил с ума, ревел, если мне не разрешали досмотреть фильм. Вкушал дары киноиндустрии все и без разбора. Ужасы и комедии воспринимались мною одинаково однобоко. Я просматривал фильм за фильмом и вскоре понял, что в мире достойных кинолент настолько мало, что даже плакать хочется. И вот с тех пор задался целью исправить положение. Поступил на режиссёрский с первого раза. Мне казалось, что я уникум, гений и смогу изменить мир. Кстати, мне так кажется до сих пор.
Не вижу смысла писать о своих подростковых годах, потому что они были абсолютно стандартными, как у всех. С всплеском гормонов, Тунисом летом и половым созреванием. Нет ничего особенного в моём взрослении, что я хотел бы вспомнить. Единственное, конечно, как понял, что мне нравятся мужчины. Мне было лет 14, наверное, я точно уже не помню. Мы с родителями поехали на Канарские острова отдыхать. Портье в гостинице был жгучим испанцем. Я удивлялся тому, что испанцы не говорят по-английски. Они любят свой язык и, кажется, вообще не в курсе, что за пределами страны люди говорят на других языках. А этот мужчина, а точнее юноша, был образован. Он мне понравился сразу. К концу отпуска я понял, что хочу его поцеловать. Родители пошли к такси с чемоданами, я подтянулся к стойке и чмокнул его в губы. Он покраснел. Я же убежал. Наверное, именно с того дня осознал, что мне нравятся два пола. А когда исполнилось 17, окончательно решил остановиться на мужчинах.
Шае я встретил на одной из вечеринок. Этот рэпер был своеобразен и хорош собой. Настолько хорош, что уже через 10 минут любования им я понял, что хочу раздвинуть перед ним ноги. Прошла неделя – Шае стал моим. Он был в восторге от такой домашней шлюхи как я. А мне нравился его здоровенный х#й и пухлые тёмные губы. Мы трахались, как кролики, по несколько часов подряд, и нам это не надоело даже через год. Совместная жизнь с ним была не дурна. Конечно, я исполнял обязанности верной и послушной жены, стирал ему носки и готовил ужин, а он пел про меня и для меня свои песни, где через каждое матное слово называл «малышом». Я приходил в восторг от каждого такого трека, в котором Шае хвастался «своей девочкой», которая была его «личной проституткой с длинными ногами». И так прошло 5 с лишним лет, пока эта кобелина не сказала мне, что моя задница для него устарела. Мне было 23, мать его. 23! Как в 23 задница могла устареть?! Я послал этого урода на хер и стал жить своей жизнью...»
- Простите, - от дневника меня отвлёк водитель. – Там пробка, мы практически наглухо застряли.
- Я не тороплюсь, - улыбаюсь ему и возвращаюсь к чтению.
«Том встретился мне давно. Конечно, многие считают, что мы впервые пересеклись на хоккее, но это не так. Мне было 17, когда впервые я узнал о нём. Этот паренёк с дредами и пирсингом в губе будоражил моё воображение. Я увидел его по телевизору, в обзоре спортивных новостей. И всё... мозг мой уехал. Я тронулся умом. Каждую долбанную ночь представлял, как этот парень долбится в меня, трахает и стонет, смешивая свой пот с моим. Я знаю, что влюбчивый и не скрываю этого. А ещё блудливый. Шае это знал, поэтому изменял мне, а я ему... с Томом. Толлер подвернулся мне под руку уже через год, когда мне только-только стукнуло 18. Я снял короткометражку для учёбы о новостях. Там мы и познакомились. Ненавязчиво намекнув ему о том, что он симпатичный и нравится мне, получил отворот-поворот. Причём жёсткий. Нет, Том не хамил, не матерился, не плевался ядом. Просто сказал, что я красивый, но он не заинтересован в нашем общении. Естественно, я был не блондинкой, понял всё тут же. Во второй раз мы пересеклись на дне рождении одного канала, когда мне было 21. Вышло 2 моих фильма, я становился значимой фигурой. Этот олух стоял со своей якобы невестой, даже не замечая, что она глазами ищет себе партнёра на ночь. Может, он был влюблён в неё безумно... не знаю. Я, как добрый самаритянин, решил открыть парню глаза, за что получил по челюсти в мужском туалете. Вид собственной крови на ободке унитаза так меня впечатлил, что я даже включил этот момент в один из фильмов. Том был зол.
- Никогда больше не смей ко мне подходить, шалава.
Естественно, он знал, что я встречаюсь с Шае. Что ж, я улыбнулся, вытер рукавом кровь и удалился. Никто не знал об этом инциденте. Через 2 месяца Толлер попросил о встрече. Мы зависли в одном баре и выжрали столько алкоголя, сколько я в жизни-то не видел. Очень много. Наутро, когда разлепил глаза, понял, что лежу на животе в кровати, а сверху меня придавливает некое тело... голое тело! Том был в ужасе. Я тут же понял, что мы не переспали... Он был уверен в обратном. Я сидел на кровати, укутанный в простыню, курил и смотрел на его аппетитный член. Мне нравилось это тело. Парень, вереща, гонял по квартире, потом успокоился. Он попросил у меня прощения ещё в баре за тот удар, подтвердив, что Себила - бл#дь. Мы выпили по бутылочке пива и по 3 чашки кофе. Начали общаться. Встречались через день. Я понимал, что обманываю его. Моя влюблённость, появившаяся ещё в 17, никуда не делась. Я ловил его улыбки, смех, жесты и представлял, как этот парень будет любить меня, как будет ласкать и трахать, задыхаясь, говорить, что я самый классный его любовник. Время шло, мы стали корешами. Он был рад общаться со мной... а мне было тяжело. Я не контролировал себя иной раз, когда мы смотрели фильм на его огромном диване в квартире. Если он сидел рядом, смеялся и жевал попкорн, облизывая губы, то я возбуждался. Да, знаю, я озабоченный, но... это было сложно, невыносимо. Закрывая глаза, думал о чём-то отвратительном, чтобы возбуждение спало. Так я спасался месяцев 5. На мой день рожденья Том спросил, что мне подарить, то я ответил:
- Подари мне себя.
Томно, страстно, облизывая губы, стоя в паре сантиметров от парня. Он шарахнулся и ушёл. Я не видел Толлера 2 месяца. Мы не общались. Я ревел, а Шае не мог понять, что со мной, вроде и не ПМС, и не климакс. На празднике, когда гулял весь город, я встретил его на площади. Он смеялся и с кем-то беседовал. Нацепив капюшон, пошёл к нему, потом бесцеремонно схватил, утащил в подворотню и там припёр к стене. Мы смотрели друг на друга несколько секунд, пока я не впился в его губы и не навалился. Начал тереться, стонать сквозь жёсткий поцелуй. Том снял с меня капюшон и схватил за волосы.
- Шлюха.
- Хочу тебя, - шептал я, будто в бреду, как собака, трахал ширинкой его штаны.
Толлер был груб. Он целовал меня дико, засасывал кожу на шее, так же тёрся. Наваждение улетучилось, когда мы кончили в штаны. Кое-как переведя дыхание, вновь начали целоваться.
- Пошли, - взяв меня за руку, он побежал сквозь переулки, улицы, скверы и дворы.
Я бежал рядом, не разрывая контакта ладоней, улыбался, как идиот. Мы примчались к нему домой, отдышались в лифте, спокойно прошли по коридору. Он открыл дверь...»
- Приехали, - сказал водитель.
Я выплыл из ирреального мира моего возможного отца. Посмотрел в зеркало. У меня горели щёки. Да, многое из написанного меня смущало. Отдав деньги, достав чемодан, пошёл домой. Приготовив кофе, я вырубил все телефоны, забрался с ногами на диван и с остервенелым любопытством мечтал узнать, что же у них случилось дальше.
«... в квартире вкусно пахло, кажется яблоком. Я вошёл и встал у стены. Том закрыл дверь, обернувшись. Глаза в глаза. Мои и его, практически одинаковые, карего цвета, с искрами и жаждой. Одновременно срываемся и начинаем целоваться. С полок к чертям летит всё на пол, если мы их задели. Я стукался об каждый угол, пока мы кружили по коридору. Потом выбрали одно направление, попутно срывая друг с друга одежду. Зашли в ванную. Толлер поднял меня и посадил на бортик, врубая воду на ощупь. Я соскользнул в неё. На мне джинсы, которые тут же мокнут. Быстро достаю из кармана мобильный, а потом уже снимаю сам предмет одежды. Том оголяется, смотря на меня яро. Лютый парень. Я улыбаюсь, ложусь, раздвигаю медленно ноги, дотронувшись до своей промежности, поглаживая ягодицы. Упираюсь ступнями в стенки ванной, показывая всё, чем владею, всё, что могу предложить. Ласкаю член и живот.
- Ты шлюха.
- Возьми меня.
Буквально плюхается в ванную, подмяв меня под себя. Целуемся, нежимся. Я, наконец, дотрагиваюсь до его члена. Слышу слабый стон. Он не скрывает, что вообще не в курсе, как и что делать со мной. Попутно объясняю. Смазкой нам послужил гель для душа. Такого секса у меня ещё не было. Жёсткого, страстного, можно сказать, с неопытным любовником, но который великолепно трахал меня. Я отдавался ему, как истинная бл#дь и был этому до поросячьего визга рад. Потому что любил... и получил! Он двигался резко, я стонал и выл, а эхо билось об стены комнаты и отдавалось в ушах. Мы кончили быстро, минут через 20. Этого было вполне достаточно для того, чтобы я ощутил такое безграничное счастье за те несколько секунд, что длился оргазм. Мы целовались, лежа в воде. Он гладил моё тело, успокаивал. Бережно вытащил из ванной, вытер полотенцем, потом понёс в спальню, положил в кровать и лёг рядом. Мы разговаривали до вечера, просто обнимаясь и иногда смеясь. Нам никто не был нужен. Затем уснули. Утром он напоил меня кофе и был очень нежен.
- Ты не шлюха и не бл#дь. Ты таким хочешь казаться, думая, что это привлекает кобелей. Но я не кобель. Со мной ты можешь быть собой.
Я сидел с выпученными глазами, а потом даже заплакал, прижимаясь к его груди. Никто и никогда мне такого не говорил, не просил о естественности. Всех моих мужчин устраивало то, что они имели шалаву с дивным ротиком и тугим очком»
«Мы стали видеться и спать вместе. Наши ночи напоминали яркую карусель. Не было ни одного места в квартире Тома, где бы ни была припечатана моя задница, только потолок остался нетронутым. С каждым днём я любил его всё больше, всё страстнее. С каждым днём меня всё больше раздражал Шае. Он был животным, не знающим, что такое нежность и чуткость. Как-то я предложил Тому действительно встречаться. Сказал, что брошу Шае, что хочу быть с ним. А Толлер повёл себя, как трус, хотя сейчас я так не считаю. Он сделал упор на работу. Якобы, если мы станем официально встречаться, это увидит общественность и его карьере хана. Он хотел пригреться, устроиться как надо. В принципе, зла я на него не держал. Самое главное, что он вгонял в меня свой х#й и целовал на ночь, а остальное не важно... Так прошло больше года, и Шае сказал, что я его больше не удовлетворяю. Не было переживаний... у меня был Том. Чего можно было желать? После официального расставания с Шае, я задумал фильм... не просто какую-то познавательную херню, а поистине шедевр, то, чего ещё никто и никогда не видел, что будут любить и ненавидеть, чем будут восхищаться и порицать. Вот ведь странно, что идея теплилась во мне давно, но нашла выход только после слов Шае. Я понял, что этот человек сдерживал меня. Он знал, что я более талантливый, чем он, вот и гасил во мне все творческие порывы. А Том был только рад моим идеям, он поддерживал меня. В ту ночь, когда Шае уехал, забрав все свои вещи, я сидел на коленях у Тома и анализировал свои 5 лет жизни с этим человеком. А потом резко повернулся, поцеловал парня и сказал:
- Я всё это время любил только тебя, Толлер.
Он посмотрел на меня очень странным взглядом и хотел что-то сказать, но я перебил:
- Ничего не говори. Если не любишь, не ценишь, то лучше молчи. Оставь мне маленькую надежду на наше счастье, чтобы я мог жить хотя бы этим.
Журналист засмеялся, обняв меня крепче.
- Ты замечательный.
- Я знаю.
- Поэтому я не имею права не любить тебя.
Я плакал тогда. Он сказал мне то, чего я не ожидал услышать. Хотелось летать. В ту ночь моё тело обезумило и отдавалось так, как ни разу до этого. Мы чуть не убили друг друга от страсти и похоти. Я вывихнул кисть, а любовник ходил с расквашенной губой. После этого мы стали думать, как бы лучше подать наши отношения общественности. Решили начать как бы заново. Я снял в этот период фильм про домохозяйку-убийцу, по книге, которую раз 10 прочитал. Мне нужно было настроиться на тот проект, что я задумал»
«В конце года мы решили провернуть наше дельце. Спланировали всё тщательно. Хоккей, я и репортаж Тома. Всё идеально. Он как бы натыкается на меня, берёт интервью (ведь я же уже, бл#, звезда). В принципе, всё было не так сложно, как казалось. Никто ничего не заподозрил. Мы пару раз попадались на глаза папарацци, идя вместе. Вот так якобы и развился наш роман, хотя как в реальности я уже не мог жить без Тома, уже грезил им, когда он... да хоть бы в душ уходил. Мне нужен был этот человек. У нас, конечно же, спрашивали, кто мы друг для друга и бла-бла-бла. На премьеру фильма пришли вместе. Мне показалось, что они, весь этот сброд, даже улюлюкали. Уроды моральные... Фильм вышел классным. Я не видел окончательный монтаж.
- Ты просто умница, гений в свои 23. Я горжусь тобой, Билли, - Толлер нежно прошептал мне на ухо, когда пошли титры.
Зрители, что пришли на премьерный показ, аплодировали. Да я и так знал, что у меня всё получилось. Не зря же жертвовал сексом с Томом ради этой мути...
Потом нас затюкали. Я конкретно устал, приоткрыл пиджак и показал принт на футболке, что была под ним. «F*ck you, be*ches». Сосите все, идиоты. Ну, конечно же, эту выходку мне припоминали месяц. На Томе она не сказалась. На работе все реагировали адекватно, лишь порой подшучивали. Но он держался молодцом, как я понимал».
Я отвлёкся, смотря в окно. Было уже темно. Вспомнилось, что мне надо писать отчёт, но хотелось дочитать. Пролистав страницы дневника, понимаю, что за сегодня это нереально.
Мне почему-то стало так остро завидно Биллу, когда я делал себе чай. Ему было 23 года, он любил, стал популярен, имел практически всё. Мне тоже 23, и я ничего не имею, только неплохую работу. Он любил жизнь, любил мужчину, любил эксперименты и ничего не боялся. Был эпатажен, экстравагантен, но, прочитав несколько страниц, я понимаю, что был и человеком, обычным, немного нимфоман, но... его нельзя обвинять в том, что он обожал секс. Рядом с ним был тот, кого он боготворил, но сам поистине был велик. Вот как всё просто. Для того, чтобы стать значимой фигурой, у тебя должен быть человек рядом, сильнее тебя по духу, но для других оставаться незаметным. У Билла был такой. Наверное, в этом был секрет успеха. Мозги + любовь к жизни и творчеству + обожаемый мужчина.
Я пил чай, чесал затылок и рассуждал на эту тему, понимая, что дико устал и пора бы идти спать. В моей комнате, на тумбочке стояла та самая фотография с ними и бабушкой. Я купил одну из самых дорогих рамок. Теперь мне казалось, что я действительно их ребёнок. Стал журналистом, как Том, но не прочь проявить свою творческую натуру, как Билл. Я запутался...
«Помню был денёк, когда Том умотал куда-то там, в Венесуэлу что ли... ко мне приехал Хаген. Я люблю этого парня. Он был лучшим другом Тома, школьным приятелем. Весь на позитиве, такой смешной, с плоскими и пошлыми шутками. Но они мне нравились. Я поделился с ним, что мы с Томом уже живём довольно-таки долго, и мне хочется узаконить отношения. Я хочу быть только его. Хаген охренел, естественно. Он сказал, что в нашей стране ещё не легализованы подобные браки. Короче, это была проповедь. О да... я был грешным аборигеном, который не знает законов Божьих. Началась тёрка между нами. Это было забавно. Мы цитировали Библию, как будто играли в интересную игру. Я верующий человек, и Хаген был такой же. В итоге, когда я привёл ему стих об уничтожении непослушных детей, он заткнулся. Потому что нечего было ответить.