Подготовительный курс по химии был просто полным надувательством, и Джам Фишер это знал. Средняя школа «Ридль» представляла собой отстойную яму всей системы образования округа. Но кому-то из чиновников пришло в голову совершенно логичное, на их взгляд, решение: коль статистика именно по этой школе показывает самый высокий уровень поступивших в колледж и самый высокий балл выпускников, то, значит, все учащиеся «Ридля» должны пройти через подготовительные курсы.
Стоит ли молча мириться с подобными выходками начальства? Очевидно, стоит, если ты хочешь по окончании средней школы «Ридль» поступить в колледж, получить ученую степень и устроиться на хорошую работу.
Среди учащихся школы «Ридль» Джам, пожалуй, был одним из немногих, кто возлагал хоть какие-то надежды на дополнительные занятия по химии. Но теперь понял: вместо того чтобы оказаться в одном классе с детьми, желающими хоть чему-нибудь научиться, он попал в класс, полный профанов, идиотов и даунов.
Конечно, он отдавал себе отчет, что не вполне справедлив. Да, они не дураки безмозглые, просто серьезно отставали в начальной подготовке. Не у каждого же мама окончила колледж, а книг-то у них в доме, поди, маленькая полка в гостиной, и на той валяются ни разу не раскрывавшиеся подарки от родственников.
Справедливо или несправедливо, а результат вполне предугадывался. Чтобы дать надежду отстающим, учебный план составили с откровенно заниженными требованиями. Таким образом, Джаму пришлось вдвое больше заниматься самостоятельно, чтобы рассчитывать на успешную сдачу тестов по окончании подготовительных курсов. Мама сошла бы с ума, если бы он упустил возможность набрать достаточный балл для перехода в колледж: «Не наберешь очков для получения стипендии, останешься с дипломом школы „Ридль“, а значит, возьмут тебя только на должность поломоя».
И вот в первый день начального курса обучения он сидел и слушал преувеличенно дружелюбного учителя, пытавшегося излагать химию в шуточной форме.
— Что я хочу вам показать? — вещал мистер Лодон. — Философский камень. Давным-давно алхимики думали, что он способен превращать любой металл в золото. — Он вручил камешек Амалю Пирси в первом ряду. — Поэтому, прежде чем мы двинемся дальше, я хотел бы, чтобы каждый из вас познакомился с ним — посмотрел, потрогал, понюхал. Что угодно делайте, мне все равно…
— Если надо нюхать, то я отказываюсь после Амаля, — заявила Сина Робльз.
В классе засмеялись, в то время как Амаль, не расположенный к веселью, просто пощупал камень и, пожав плечами, передал его дальше.
Образец породы переходил из рук в руки, вперед и назад по рядам парт. Насколько Джам успел разглядеть, он очень походил на янтарь — желтый и полупрозрачный. Но никто не заметил ничего необычного, пока камень не попал к Ронде Джонс. Прикоснувшись к нему, она завизжала и уронила на пол. Камешек закатился под соседнюю парту.
— Жжется! — воскликнула девочка.
«Не жжется, а током бьет, — подумал Джам. — Янтарь накапливает статический заряд».
По всей видимости, именно эту шутку и задумал сыграть мистер Лодон.
Но мальчик держал язык за зубами. Заиметь в лице учителя врага Джам хотел бы в самую последнюю очередь. Он уже проучился год, постоянно конфликтуя с преподавателями, и хорошего в этом было очень мало.
— Подними! — приказал Лодон. — Нет, не ты. Она. Тот, кто уронил.
— Меня зовут Ронда, — сказала девочка. — И я не собираюсь его поднимать.
— Ронда… — Учитель заглянул в длинный список. — Джонс. Ты поднимешь камень и сожмешь его как можно крепче.
Она ответила упрямым взглядом и сложила руки на груди.
Смирившись, Джам Фишер заговорил, чтобы отвести от нее гнев:
— Это какой-то опыт?
Лодон впился в него взглядом. Отличное начало, Джам!
— Я сейчас разговариваю с мисс Джонс.
— Я только хотел бы узнать, насколько это важно, — сказал Джам. — Думаю, что это вовсе не философский камень. Это всего-навсего янтарь, который накапливает статическое электричество. Когда она притронулась, ее ударило током.
— Ох, прошу простить меня, я должен кое-что проверить. — Мистер Лодон снова уткнулся носом в список. — Нет, все правильно, учитель здесь я. А ты кто такой?
— Джам Фишер.
— Джам? О, нашел! Полностью тебя зовут Джамайка Фишер. Первый раз вижу мальчика по имени Джамайка.
Послышались смешки, но редкие и негромкие, поскольку в младших классах Джам дрался до крови с каждым, кто смел утверждать, будто Джамайка — девчачье имя.
— У вас перед глазами все данные, — ответил он. — Разве в классном списке нет указаний рядом с именами — мальчик или девочка?
— Очень джентльменский поступок, мистер Фишер, попытка выручить мисс Джонс, но она все-таки поднимет этот камень.
Джам понимал, что совершает классическое самоубийство, но что-то в его душе восстало против хамской выходки учителя. Он поднялся и шагнул вперед. Лодон отступил, должно быть испугавшись, что Джам его ударит. Но мальчик просто заглянул под парту, куда закатился камень, и протянул руку, твердо вознамерившись его поднять.
В следующий миг он осознал, что кто-то хлопает его по щекам. Да что он себе позволяет?! Джам поднял руку, чтобы дать сдачи. Вернее, хотел поднять руку. Из-за странной слабости удалось приподнять ее над полом не больше чем на дюйм, а потом снова пришлось уронить.
От пола? А почему он лежит на полу, лицом к потолку?
— Поднимите веки, мистер Фишер, — приказал Лодон. — Мне нужно посмотреть, расширены ли ваши зрачки.
Это что, какой-то допинг-контроль?
Джам попытался произнести эти слова вслух, но губы не подчинились.
Еще шлепок.
— Перестаньте! — прокричал он.
Точнее, прошептал.
— Подними веки.
С большим трудом Джам открыл глаза.
— Сотрясения нет. Твои мозги не пострадали, хоть ты и ударился головой об пол. Поднимайтесь. А вы двое — помогите ему!
— Нет, спасибо, — пробормотал Джам.
Но двое учеников уже кинулись к нему, опасаясь гнева Лодона больше, чем слабых протестов одноклассника.
— Я сам встану, — сказал Джам.
То есть начал и не договорил. Последние слова вырвались вместе со съеденным ранее завтраком. К счастью, большая часть рвоты попала в проход между партами, но брызги угодили не только на туфли Джама, но и на обувь и одежду стоявших рядом с ним.
— Надо бы его отвести в медкабинет, — заметила Ронда.
— Мне бы прилечь, — успел ответить мальчик, прежде чем нахлынувшая слабость погрузила его в беспамятство.
Теперь он очнулся в кабинете медсестры, которая разговаривала по телефону.
— Да, я могу не звонить в «скорую». Но руководство школы запрещает мне отправлять больных или травмированных учеников в больницу на частных транспортных средствах. Да, я знаю, что вы не намерены предъявлять нам иск, но я волнуюсь не по поводу судебной тяжбы с вами, я просто не хочу вылететь с работы. У вас, случайно, не найдется местечка для уволенной медсестры? Тогда давайте не будем спорить. Миссис Фишер, или я вызываю «скорую», или вы приезжаете и забираете его. Ну или он остается здесь, угрожая инфицировать других учеников.
— Я не болен, — пробормотал Джам.
— А теперь он заявляет, что не болен, — сказал медсестра. — Это при том, что у него рвота на туфлях. Да, миссис. Рвота — официально принятый, но малопонятный жаргон медицинских работников. Вообще-то, мы разговариваем на английском языке, как на самых лучших курсах младшего медперсонала.
— Скажите ей, чтобы не приезжала, — прошептал Джам. — Со мной все хорошо.
— Он говорит, что с ним все хорошо и чтобы вы не приезжали. Он слаб как младенец и явно бредит, но вам ни в коем случае не надо срочно везти его домой.
Через двадцать минут мама прибыла.
С ней вошел мистер Лодон.
— Прежде чем вы увезете его, — сказал учитель, — я хочу получить назад свое имущество.
— О чем вы говорите? — удивилась мама. — Обвиняете моего сына в краже?
Джаму не нужно было даже открывать глаза, чтобы представить, как мама прожигает взглядом Лодона.
— Он поднял кое-что с пола в моем классе, и эта вещь все еще у него.
Джам отметил, что мистер Лодон не хочет произносить при маме и медсестре слово «камень».
— Обыщите меня, — прошептал мальчик.
Мать тут же погладила его по голове, проворковав:
— О Джамайка, дитя мое, не трудись разговаривать. Я знаю, что у тебя ничего нет.
— Он разрешил себя обыскать, — настаивал Лодон.
— Этот ученик — мой сын. Каждый день он возвращается из школы домой, где заботится о брате с ограниченными возможностями и готовит ужин своей маме. И этого мальчика вы хотите ославить как преступника?
— Я не утверждаю, что он совершил кражу. — Лодон снизил напор, но не собирался уступить вовсе. — Он может даже не знать, что эта вещь у него.
— Обыщите меня, — повторил Джам. — Не нужен мне ваш философский камень.
— Что он говорит? — удивилась мама.
— Да бредит.
Джам почувствовал, как пальцы учителя охлопывают его карманы.
Мальчик разжал кулаки, чтобы показать пустые ладони.
— Я могу поклясться, — сказал Лодон, — что эта вещь у него была. И не осталась в классе, когда его вынесли.
— Значит, вам стоит обыскать какого-нибудь другого ребенка, — сказала мама. — Джамайка, дитя мое, ты можешь сесть? А идти? Или я сейчас заставлю мистера Растеряху отнести тебя к автомобилю.
Вместо ответа Лодон снова потрогал его. Джам попробовал перевернуться на бок и с радостью понял, что у него получилось. Даже сесть удалось! Значит, он не такой уж и слабый. Хотя прежние силы еще не вернулись. Поэтому он опирался на мать, пока та вела его к автомобилю.
— Да уж, задался первый учебный день, — проговорил он.
— А теперь скажи правду: тебя кто-то побил?
— Мама, меня уже давно никто не бьет.
— Ну, лучше б им и не пытаться. А что это за учитель?
— Идиот.
— А почему этот идиот прицепился к тебе в первый же день? Отвечай, а то мне придется сказать директору школы, что учитель неприлично тебя трогал, когда обыскивал, и тот надерет ему задницу.
— Мама, не надо таких слов.
— Задница, задница, задница… Кто из нас родитель — ты или я?
Это был их старинный ритуал, и Джам закончил фразой:
— Должен быть, я, но что-то мне подсказывает, что ты.
— Тогда полезай на сиденье, сынок.
По пути к дому Джам восстановил силы достаточно, чтобы ни на кого не опираться.
— Мама, мне уже гораздо лучше. Может, отвезешь меня в школу?
— Должна ли я сделать из этого вывод, что раньше ты притворялся? Что ты просто от нечего делать подвергаешь опасности свое будущее, пропуская занятия в школе? И чисто из прихоти создаешь мне проблемы на работе, заставляя срываться с места и везти тебя домой?
— Если бы я мог говорить, я попросил бы медсестру не звонить тебе.
— Джамайка, а ну выкладывай, что там стряслось.
— Мама! Он велел нам потрогать дурацкий камешек и рассказывал об алхимии, которая предшествовала химии. Говорил, что это философский камень. А тот, пока переходил из рук в руки, накопил электрический заряд и очередного ученика ударил током. Ронда Джонс его уронила, а мистер Лодон потребовал, чтобы подняла. Прицепился как репей, хотя Ронда перепугалась до смерти. Никакого смысла в этом я не видел, ведь он, скорее всего, просто собирался нам показать, что алхимия никакая не наука, а вот химия — да. Но почему мы все должны были трогать этот дурацкий камень?
— Позволь, угадаю. Ты увидел несправедливость и кинулся исправлять положение.
— Я только наклонился, чтобы поднять камень, и, наверное, упал в обморок, потому что очнулся на полу.
— Но ты его не трогал.
— Нет, мама. Теперь ты обвиняешь меня в краже?
— Нет, я обвиняю тебя в серьезных проблемах со здоровьем и предполагаю, что в следующий раз меня сдернут с работы из-за того, что ты упадешь замертво на баскетбольной площадке, а виной всему будет болезнь митрального клапана или что-то подобное.
— Единственный способ для меня оказаться на баскетбольной площадке — вначале умереть, и чтобы мой прах пошел на разметку.
— Я слишком много надежд возлагаю на тебя, мой бедный малыш. Если бы только… О, лучше бы я убила его, чем выходила замуж.
— Пожалуйста, не вспоминай сейчас о папе.
— Не называй его папой! Он никто и для тебя, и для меня!
— Тогда не вспоминай его каждый раз, когда совершаешь ошибку.
— В нем причина всех моих ошибок. Это из-за него я вынуждена вкалывать как рабыня каждый день. Это из-за него ты должен вывихнуть мозги, чтобы заработать стипендию в колледже. А твой несчастный брат весь остаток жизни будет прикован к постели…
Потом она, само собой, рыдала, отказывалась от утешений, пока Джам не уселся рядом и не обнял за плечи. Он помог маме войти в дом, уложил ее на диван и сделал на кухне компресс из влажного полотенца. В общем, не пожалел усилий, чтобы она успокоилась, взяла себя в руки и вернулась на работу.
После ее ухода Джам опустил жалюзи и закрыл двери. Только после этого зашел в гостиную, где перед телевизором стояла кровать Гэна. Хотя брат почти не смотрел передачи, экран светился целый день. Пожилая соседка время от времени заглядывала к ним и переключала каналы.
— Как делишки, Гэн? — спросил Джам, присаживаясь рядом с братом. — Что-то интересное смотришь? Шоу доктора Фила? А я уже успел поссориться с одним полнейшим дебилом — учителем химии. При этом брякнулся в обморок и приложился затылком об пол. Жаль, что тебя там не было.
Гэн не произнес ни слова, даже не издал ни единого звука, однако Джам догадался, что брату нужно сменить подгузник. Он всегда знал, чего хочет брат, с тех пор как тот получил повреждение головного мозга. Джаму тогда было девять лет, он привык рассчитывать только на свои силы и не беспокоил без необходимости маму и других взрослых. Они только и делали, что восхищались: ах, какой молодец Джамайка — заботится о несчастном братике, угадывает его мысли… А он просто делал то, в чем Гэн нуждался. Проще простого. Все это создало Джаму среди соседок-домохозяек репутацию самого лучшего сына и брата на божьем свете.