Дорога сражений
Посвящается Руте
Я, будучи третьим и последним отпрыском в своей семье, отправился в Афганистан по примеру моих старших братьев. Правда, те, покинув дом, стали кавалеристами. Я попал в пехоту.
Впрочем, довольно скоро выяснилось, что где-где, а в Афганистане различие между конницей и пехотой далеко не столь велико в сравнении с тем, каким оно было во времена прежних кампаний, что велись Александром в Малой Азии, Месопотамии, а также Персии. Здесь, на Востоке, каждый из пехотинцев должен всегда быть готов вспрыгнуть на спину любого животного, способного выдержать его вес, — коня, мула, осла, низкорослой ябу (афганской лошадки) — и скакать сломя голову к месту сражения, а уже там, спешившись, биться с врагом. Или не спешившись, это по обстоятельствам. Точно так же и конные воины, даже из пресловутых царских «друзей», может быть, и покряхтывают, но не ропщут, когда им приходится вместе с простой пехтурой месить сапогами дорожную грязь.
Мой отец тоже сражался в Афганистане, где и погиб, точней сказать, умер от заражения крови в военном госпитале города Сусия (провинция Арейя, самый запад страны). В отличие от меня и моих братьев он не был конником или пехотинцем, а служил сапером в осадной команде, то есть принадлежал к тем парням, которых в армии кличут корзинщиками, ибо при рытье траншей и возведении укреплений землю переносят в плетеных корзинах. Звали его, как и меня, Матфеем.
Отец дрался на реке Граника, под стенами Тира, в Газе и при Иссе. Всюду он вел себя героически. Мои братья тоже. Однажды, когда мне только-только исполнилось шестнадцать лет, домой пришло армейское обязательство на четверть таланта золотом. Его прислал нам отец. На эти деньги мы купили вторую усадьбу с двумя амбарами и круглый год бьющим ключом — хватило даже на то, чтобы обнести наши владения камнем.
Самым горячим желанием моего родителя было, чтобы я, младший в семье, не ходил на войну. Более того, моя мать решительно восставала против любого шага, который увел бы меня от земли.
— Ты волен считать это своим невезением, Матфей, но раз в нашем выводке ты последыш, то лелеять мою старость и управлять всем поместьем придется тебе, — говаривала она. — Отец твой сгинул, да и братьев к хозяйству теперь не приманишь. Жажда славы погубит их: после себя они оставят лишь громкие имена, но ничего больше.
Мать очень боялась, что в заморских краях меня тут же обольстит какая-нибудь иноземная шлюха и я, женившись на ней, уже никогда не вернусь в Македонию.
Однако дни шли, мне стукнуло восемнадцать, и слава манила меня не меньше, чем любого другого восторженного юнца в стране, чей двадцатипятилетний государь Александр, сын Филиппа, всего за каких-то четыре года сумел разгромить самую могущественную империю в мире, заставив всю нашу родину бредить завоеваниями, боевыми свершениями и сокровищами.
В македонской армии время воинской выслуги принято измерять не годами, а циклами, или толчками. Один такой толчок составляет восемнадцать месяцев, а минимальный полный срок службы состоит из двух толчков, подготовительного и непосредственно строевого, но предполагается, что по их истечении солдат, особенно если он хочет побывать за морем, продлит вербовку и на третий цикл. На практике это выглядит так: первоначально новобранец направляется в домашние войска, оставленные Александром в Греции и Северной Македонии для поддержания порядка. Люди тянут армейскую лямку неподалеку от родных мест, дожидаясь, когда Александру в Азии потребуется пополнение. Иногда он вызывает к себе целые формирования, конные или пешие, а иногда у него возникает необходимость в определенных категориях воинов, обладающих теми или иными навыками: в разведчиках, механиках, стрелках, а то и в простых рядовых. Этих счастливчиков посылают к нему либо по старшинству, либо в порядке очередности, то есть по длительности томления в ожидании.
Правда, по первости для нас в Аполлонии все это не имело особенного значения: наши края издавна поставляли царям Македонии верховых, и самый блестящий, самый прославленный эскадрон царских «друзей» — ила, или гиппархия, Сократа Сафона — был набран именно здесь. В этом конном подразделении, первым ринувшемся в атаку при Гранике и ставшем правой рукой Александра при Иссе и Гавгамелах, служили и оба моих брата. Ни один другой кавалерийский отряд, включая и личный царский, не дал отечеству стольких героев, достойных того, чтобы их статуи украсили Диум.
Потому не удивительно, что я и мой лучший друг Лука, как и все помешанные на войне юнцы нашей округи, чуть ли не с колыбели тянувшиеся к мечам, страстно мечтали о наступлении дня, когда и мы, подобно нашим доблестным землякам, тоже удостоимся чести занять свое место в рядах царских «друзей».
Увы, мы с Лукой опоздали. К тому времени, когда подошел наш черед, армия Александра вторглась в Азию столь глубоко и вобрала в себя такое количество побежденного люда, что у нашего государя отпала нужда в расширении легендарного подразделения, и он лишь изредка стал заменять в нем убитых, раненых или вышедших в отставку кавалеристов, а вся остальная подвластная ему конница уже состояла главным образом из персов, сирийцев, мидийцев, лидийцев, каппадокийцев и прочих разноплеменных наездников, которых нанимали прямо на месте, в завоеванных восточных царствах. Ясное дело, что в эти варварские отряды ни один македонец, даже появись у него такое желание, вступить не мог.