Вернемся, однако, в Каир. Здесь, в недавно отреставрированной и украшенной Нектарием Свято-Никольской церкви, патриарх и папа Александрийский Софроний совместно с архиепископами Синайским и Корфуским посвящают во епископа Пентапольского архимандрита Нектария. Происходит это 15 января 1889 года. Знаменитая митрополичья кафедра Пентапольская уже не существует в наше время. Речь идет о Киренаике, которая вместе с Ливией составляла Александрийский Патриархат. Епископы Египетский, Ливийский и Пентапольский считали первым среди них, в соответствии с рангом и канонами Второго Вселенского Собора, епископа Александрийского.
Нередко бывает, что даже смиренные люди при изменении своего положения и достатка становятся высокомерными и чванливыми по отношению к вчерашним друзьям и к своему окружению. Власть порой может вскружить голову. Почести оказываются нелегким испытанием, и смирение, когда оно недостаточно основательно и подлинно, легко уступает место тщеславию и гордыне.
В Послании к Евреям Апостол Павел говорит, что никто и никогда не должен относить подобную честь на свой счет, считая лишь, что он призван к этому Богом. Преподобный Никодим Святогорец в “Наставлении об укрощении чувств” пишет своему двоюродному брату епископу Иерофею, что в былые времена никто не мог стать епископом по своему желанию. Епископ должен быть избран либо Самим Богом, Который являет Свое избрание через Духа Святого, либо народом. Преподобный советует выбирать епископов из среды монахов, потому что прежде чем очищать других, следует очистить самого себя и, прежде чем просвещать других, самому просветиться, равно как и совершенствовать самого себя, а затем уже призывать к совершенству других... Епископ должен исполняться благодатью Духа Святого. По словам св. Дионисия Ареопагита, епископ должен быть исполнен благодатью обожения, чтобы стать таким, каким его призывает быть Апостол Павел: епископ должен быть непорочен (1 Тим. 3, 2).
Нектарий удовлетворял всем этим требованиям. Его указал перст Божий. Он был избран из числа нескольких кандидатов именно за свое непорочное и добродетельное житие.
Епископское достоинство никак не изменило образа его жизни и поведения. Вот что он говорил вскоре после своей хиротонии: “Господи, почему Ты возвел меня в столь высокое достоинство? Я просил Тебя соделать меня всего лишь богословом, а не митрополитом. С малых лет я молил Тебя удостоиться стать простым тружеником на ниве Твоего божественного слова, а Ты испытываешь меня теперь в таких вещах. Господи, я смиряюсь перед волей Твоей и молю Тебя: взрасти во мне смирение и семя иных добродетелей так, как только Ты это знаешь. Удостой меня прожить всю мою земную жизнь согласно словам блаженного Апостола Павла, сказавшего: уже не я живу, но живет во мне Христос” (Гал. 2, 20).
И вот что еще он писал одному монаху в ответ на поздравительное письмо: “...Ваше смирение внушает вам чувство неравенства между собой и мною из-за моего епископского сана. Этот сан поистине велик, но в самом себе и для самого себя. Он возвеличивает носящего его в силу своей объективной ценности, но он ни в чем не меняет взаимоотношений между облеченным в это достоинство и его братьями, братьями во Христе. Эти взаимоотношения всегда остаются теми же самыми. Вот почему нет никакого неравенства между нами. Кроме того, носящий епископский сан должен служить примером Смирения. Если епископ призван быть первым, то именно в смирении, и если он первый среди смиренных, то, следовательно, он должен быть последним из всех. А если он последний из всех, то в чем же его превосходство? Конечно, сан делает честь тому, кто им обладает, но он никогда не устанавливает различия между ним и его братьями во Христе. Среди братьев во Христе, вне всякой зависимости от сана, отличаются лишь те, кто подражает Христу, ибо они несут в себе образ Прообраза и благодать Духа Святого, украшающую и возносящую к вершинам славы и чести. Только такая честь привносит различия и неравенство. Преуспевший в добродетели выше непреуспевшего, а тот, кто не полностью стал добродетельным, значительно ниже того, кто живет в добродетели. Беззаботный и неусердный человек, будь он даже епископом, значительно ниже того, кто прилежен и предупредителен, даже если он простой монах.
Сан не возвышает своего обладателя, одна лишь добродетель обладает силой возвышения. Она — задаток совершенной славы. Где же превосходство от сана? Где неравенство?..
Ваше возлюбленное преподобие видит некоторое неравенство между собой и мной, но, как мы только что отметили, одна лишь добродетель, а не сан, создает неравенство. Прошу Вас сказать мне, кто может превзойти добродетель — тот, кто проводит жизнь среди удобств и в благополучии, или отшельник, лишенный и самого малого утешения?..
Мы, дорогой мой, мы испытываем ощущение нашего недостоинства и нищеты и не смеем сравнивать себя с последним монахом, ведущим аскетический, святой образ жизни. Уверяю Вас, что ежедневно завидую тем, кто посвятил себя Богу, кто живет, продвигается и существует в Нем. Что может быть поистине почетнее и светлее такой жизни? Это она искусно трудится над воссозданием образа, чтобы сообщить ему его первозданную красоту. Это она ведет к блаженству. Она освящает того, кто обладает ею. Она украшает того, кто владеет ею. Она наставляет в истине. Она заставляет звучать в сердце Божественное Слово. Она уверенно ведет человека к небесам. Она превращает дыхание в непрерывную мелодию. Она соединяет человека с ангелами. Она делает человека подобием Божиим. Она возносит нас к Божеству и делает Его близким. Вот, возлюбленный брат мой, каковы мои убеждения, которые вынуждают меня считать аскета выше епископа, и я исповедую это со всем смирением...”
Стяжать добродетели — вот, в конечном счете, цель христианской жизни, ибо они делают нас подобными Богу. Святитель Нектарий стяжал их во всей полноте. Будучи от всего сердца расположенным к жизни аскетической, Нектарий, тем не менее, предавал себя воле Божией. Он хотел жить и подвизаться в пустынном уединении, но Бог попустил Своему рабу служить и подвергаться испытаниям в пустыне мира... Всецело отдающийся служению своему Небесному Владыке и ближним, Святитель вскоре стал известен всему православному Египту, слава о добродетелях Пентапольского владыки стяжала ему любовь простых верующих людей. Да и сам он был “Нафанаилом с простым и чистым сердцем”, “подлинным израильтянином, в котором нет лукавства”.
“Чистота сердца, правый ум, — писал он впоследствии слепой игумении Эгинского монастыря Ксении, — вот две вещи, которые нам следует любить, которых мы должны испрашивать у Бога и за которые должны бороться. Лишь они ведут нас к совершенству. Сами по себе эти две вещи делают нас образом Божиим. Через них наши сердца соделываются тронами Бога. Через них мы становимся блаженными и получаем задатки и предвкушение будущего”.
Святитель удостоился стать храмом и обиталищем Духа Святого и обладателем благодатных дарований именно благодаря тому, что сумел очистить свое сердце от страстей.
Лукавый, диавол, которого наша эпоха либо игнорирует, либо обезличивает, выстраивая из него некую “концепцию”, вроде “концепции зла”, против которого должен был бороться Сам Господь Иисус Христос, не мог не восставать против святого, не нападать на него и изнутри, и извне, играя на струнках человеческих страстей. Он возбуждал к Нектарию зависть, ненависть со стороны влиятельных представителей патриаршего двора, видевших в нем вероятного претендента на престол св. Апостола Марка. Патриарх Софроний находился уже в преклонном возрасте, ему в то время было около девяноста лет. Честолюбцы действовали обманом: дескать, этот “выскочка”, протеже патриарха, которого он так недавно рукоположил во епископы, домогается теперь апостольской кафедры, а на одном обеде принял даже — без всяких протестов — адресованные ему пожелания занять патриарший престол Александрийской Церкви. Вещь вполне возможная и безобидная, ибо совершенно естественно для людей желать тому, кем они восхищаются, продвижения по службе и возвышения. Обед, высказанные на нем пожелания — что в этом странного или предосудительного?
Но затем добавилась и поистине страшная клевета — Святителя за глаза обвиняли... в аморальном поведении, распространяли о нем самые нелепые слухи. Клевета же — вещь тем более отвратительная, что человеку, ставшему ее жертвой, нелегко бывает оправдаться. Престарелый патриарх верил всему, что ему рассказывали о Святителе, и вскоре сменил свою милость по отношению к митрополиту Пентапольскому на гнев. Придворным и советникам патриарха оставалось лишь указать средство — удалить “самозванца” из Египта.
Святитель был уволен в отставку, как простой слуга, без малейшего расследования обстоятельств, вопреки церковным правилам и канонам, вопреки святым Отцам и традициям. Одним росчерком патриаршего пера епископ Пентапольский лишился своей кафедры и был изгнан.
“Владыка Нектарий, — говорилось в патриаршем указе от 3 мая 1890 г., — освобождается от должности руководителя патриаршего бюро и церковного управления. Ему, однако, разрешается, по его желанию, продолжать жить в своей квартире (какое снисхождение!) для занятий и писаний, а также участвовать в трапезах за общим священническим столом. Ему также разрешается совершать требы. Ему категорически запрещается под любым предлогом ездить в города, находящиеся в патриаршем ведении, равно как в древний Каир, без специального разрешения”.
Другой указ, датированный 11 июля того же года, повелевал митрополиту Пентапольскому покинуть египетскую землю.
Святитель Нектарий уехал из Египта, не пытаясь оправдываться или защищаться, а лишь повторяя за Иовом: Господь дал, Господь и взял (Иов. 1, 21) — и за Апостолом: мы уверены, что имеем добрую совесть... (Евр. 13, 18). Нектарий обладал такой чистой совестью, и потому ему нечего было страшиться. Ибо говорил он сам в одной из своих проповедей, произнесенной в храме Пирея: “Добрая совесть — это самое великое из всех благ. Она — цена душевного мира и сердечного покоя. Мирный покой совести — это покой духа. Она дает радость сердцу, она придает мужество перед лицом Бога, она делает наши молитвы услышанными, она отверзает нам двери небесные, она передает нам божественную благодать, она расточает нам дары Духа Святого. Она распределяет харизмы, она исполняет во благих желание, она ведает нас к счастью и блаженству. Она соединяет души в Царстве небесном...”
Но вопросы о совести, конечно же, мало интересовали или беспокоили гонителей святителя Нектария, и ему пришлось покинуть Египет. Путь к патриаршему трону оказался открытым для иных претендентов. Удовлетворенные отъездом чуждого им человека, честолюбцы принялись выяснять отно-шения между собой.
Однако прежде отъезда Господь даровал Святителю испытывать великую отраду. Вот письмо, подписанное более чем 900-ми верующих, которое было передано Святителю перед отбытием из Египта:
“Преосвященнейший Владыко, Ваше решение покинуть Египет глубоко взволновало и опечалило нас. Мы рассматриваем Ваш отъезд как невосполнимую потерю. Этим фактом Александрийская Церковь лишается одного из самых замечательных иерархов, а местная община — своего епископа, усилия которого в неутомимом служении добру высоко ею ценились. Ваше четырехлетнее присутствие в Каире служило для всех ощутимым доказательством Вашей преданности священному делу, к которому Вы были призваны, Вашей самоотверженности и усердия. Не однажды нам приходилось убеждаться в цельности Вашей личности, во множестве Ваших уникальных пастырских добродетелей, благодаря которым Вы сумели многим внушить любовь и уважение. Помощь, которую Вы с готовностью оказывали всем кто бы ни обращался к Вам за нею, украшенный Вами знаменитый патриарший собор и отреставрированные патриаршие покои являются убедительными свидетельствами Ваших добродетелей и способностей.
Ваши писания, вызванные к жизни заботой о созидании христианских душ, свидетельствуют о благородных намерениях Вашего доброго и великого сердца, о истинной любви христианской. Мы еще и еще раз повторяем Вам, нас очень печалит Ваш отъезд. Он привносит в наши сердца ощущение некоей пустоты, и мы считаем для себя великим моральным ущербом разлуку с самым лучшим и активным служителем Церкви и с самым любимым епископом. Пути Господни неисповедимы! Мы посылаем Вам самые добрые и теплые пожелания наших сердец, взращенных Вашими исключительными христианскими добродетелями.
Убедительно просим Ваше Преосвященство никогда не забывать в Ваших святых молитвах нас, искренне любящих Вас друзей...”
Святитель уехал в Афины. Но и там перед ним повсюду закрывались двери, повсюду за ним следовала тенью враждебная настроенность Александрии. Никто не брал на себя смелость защищать опального митрополита. И Святителю оставалось лишь с теплым упованием на Бога повторять в своем сердце слова Пастыреначальника и Подвигоположника Христа: Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать... (Мф. 5, 11).
Министр по делам религии, до которого он неоднократно пытался “достучаться”, в конце концов стал недоумевать. Он затребовал через сотрудника греческого консульства в Каире дополнительную информацию по “делу” митрополита Пентапольского и получил в ответ следующее письмо (датированное 28 января 1894 года):
“Господин Министр!
По поручению Министра иностранных дел имею честь направить Вам некоторую информацию, касающуюся Его Преосвященства Владыки Нектария, бывшего епископа Пентапольского, и причин, вынудивших его уехать из Египта. Г-н Иоанн К. был знаком с этим епископом еще в бытность его простым монахом в одном из монастырей Хиоса. Он взял его под свое покровительство и представил Его Блаженству Патриарху Александрийскому. Благодаря пожертвованиям некоторых людей он был направлен в Афины для изучения богословия, где прошел обычный курс обучения и получил диплом нашего национального Университета. Затем он вернулся сюда и Патриарх возвел его в сан архимандрита, назначив проповедником и секретарем Патриархии. Исполняя свои обязанности, он проявил себя усердным и верным тружеником и вел по-настоящему аскетический образ жизни. Впоследствии он был командирован Патриархом к его каирскому представителю, епископу Ливийскому, который также вследствие некоторых разногласий с Патриархом удалился в Смирну. Тогда Нектарий получил титул Патриаршего легата, который он сохранил за собой и после его хиротонии во епископа Пентапольского.
Поначалу Патриарх был вполне удовлетворен служением епископа Пентапольского, который отличался прямотой и активностью. Однако этот епископ начал раздражать Патриарха своей тенденцией к самостоятельности, личной инициативе, что не понравилось Патриарху, посчитавшему такую позицию мятежной. Его Блаженство счел нужным удалить его из Египта. По данным из патриарших источников, к обвинениям в мятежности добавились и обвинения в аморальности.
Однако я считаю своим долгом сообщить Вам, что, по другим достоверным источникам, митрополит оказался жертвой интриг и оклеветания.
В заключение я также считаю своим долгом сообщить Вашему Превосходительству, что святитель Пентапольский пользуется у всех, в том числе и среди служащих Патриархии, репутацией прямого, активного и безукоризненного священнослужителя...”
Вскоре после этого и сам святитель Нектарий, до определенного момента никак не реагировавший на клевету, счел нужным написать патриарху и внести в вопрос ясность, когда его дело перешло уже в официальный план:
“Святейший Владыко, почтительно лобызаю Вашу десницу. Министр по делам религии и народного образования был проинформирован сотрудником консульского отдела Греческого правительства по моему вопросу и по причинам, вынудившим меня покинуть Египет. Вот ответ консульского работника...”
Дальше он цитирует вышеприведенное письмо, исключив из него те места, в которых содержится похвала ему. Сделал он это из смирения, деликатности, а также не желая вызывать раздражения у престарелого патриарха. Затем Святитель продолжает:
“Неужели я остался в глазах Вашего Святейшества гадким до такой степени, что, спустя четыре года после моего несправедливого изгнания из Египта, в течение которых я влачил жалкое существование в поисках хлеба насущного, разделяя его порой с нищими, и оставался глухим к бесконечным атакам в мой адрес, люди из Патриархии позволяют себе давать такие сведения обо мне Греческому правительству, обратившемуся с официальным запросом?
Когда, Ваше Святейшество, усмотрели Вы во мне тенденции к непокорности? В каких делах я проявил ее? Где доказательства, которые позволяли бы обвинять меня в святотатстве и называть мятежником, предателем, замыслившим крамолу против церковных властей? Какой Церковный суд осудил и приговорил меня, доказав мою аморальность, чтобы Патриархия имела смелость информировать политического сотрудника Греческого правительства, запросившего у нее сведения, о том, что я якобы был изгнан за мятежничество и аморальность? Где же протоколы? Где мои обвинители? Где свидетели? Где состав преступления? Откуда идут эти обвинения, обрекающие меня на моральную смерть? Какое великое зло совершил я по отношению к Вашему Святейшеству или к кому-либо из Патриархии, чтобы я обрекал себя на смерть? К чему такая злоба, преследующая меня и стремящаяся полностью меня уничтожить? Чем же я мог навредить Вам? В чем заключается моя великая вина перед Вами? В чем мое лукавство?
Свидетельствую перед Богом, что я никогда не замышлял никакого зла против кого-либо. Я всегда желал лишь добра, став его другом и делателем. Я полагаю, что сумел предоставить Вашему Святейшеству самые яркие доказательства моих добрых намерений. Но к чему все это! Удар нанесен, ненависть удовлетворена, лукавый раб примерно наказан. К чему мне приносить ставшие излишними оправдания? Конечно же, ни к чему. Разве что для того, чтобы сообщить Вашему Святейшеству о том, что Ваше негодование несправедливо.
Бог, являющийся моим Свидетелем, да будет мне Судьей”.
Это патетическое письмо не нуждается в комментариях. Разумеется, престарелый патриарх не ответил на него. Нектарий не роптал против своих врагов. Он совершенно вверил всего себя Богу. Сердце его было чистым, а тот, “у кого чистое сердце, — писал он, — кто не испытывает обвинений со стороны своего сердца, кто творит добро и то, что угодно и совершенно в глазах Божиих, кто тщательно соблюдает заповеди Божии, тот имеет смелость предстать перед Богом. Все, о чем он просит, он получает от Бога. Имеющий чистое сердце является возлюбленным чадом Божиим. Дух Сына живет в его сердце, он получает все, что просит, находит все, что ищет, и ему открываются двери, когда он стучит. Кто может быть блаженнее такого человека! Какого блага он может быть лишен? Разве в такой блаженной душе не собраны все блага, все харизмы Духа Святого? Чего ей не достает? Ничего! Да, ничего, возлюбленные братья во Христе!”
Исполненный всеми благами Божиими, Нектарий был лишен в греческой столице всякого человеческого утешения, лишен даже хлеба насущного, влачил, по его собственному выражению, жалкое существование.
Однако Бог воздал ему за терпение в испытаниях. Однажды, обойдя коридоры Министерства по делам религий в поисках назначения на любое, самое незначительное, место проповедника, он спускался по министерской лестнице в слезах и в печальном расположении духа, когда по этой же лестнице поднимался мэр города. Встретившись с ним, Святитель поведал ему свою историю: “Я просил министра назначить меня проповедником куда-нибудь в провинцию. Он ответил мне, что, несмотря на огромную нужду в хороших проповедниках, он не мог удовлетворить мою просьбу, поскольку у меня нет греческого подданства”.
Действительно, родившийся во Фракийской Селибрии, Нектарий был турецким гражданином и не мог претендовать на греческое подданство. Однако мэр отправился вместе со Святителем к министру. И в тот же вечер Нектарий был назначен проповедником.
Великий иерарх, украшение Церкви Александрийской, стал простым провинциальным проповедником в провинции Эвбея. Но он был счастлив, а сердце его — умиротворено. Но и здесь его ждали тяжелые испытания. Обратившись к пастве со словом проповеди, возвышенной, божественно вдохновенной и святой, он встретил в ответ решительное неприятие, более того — неприязнь. Клевета предварила его и здесь, и говорил он перед аудиторией индифферентной и иронически настроенной. Святитель дошел до кульминации моральных страданий, но не отчаивался, помня о словах Апостола Петра: Радуйтесь, поскорбев теперь немного, если нужно, от различных искушений, дабы испытанная вера ваша оказалась драгоценнее гибнущего, хотя и огнем испытываемого золота, к похвале и чести и славе в явление Иисуса Христа, Которого доселе не видя, но веруя в Него, радуетесь радостью неизреченною и преславною, достигая наконец верою вашего спасения душ (1 Пет. 1, 6–9).
Держа в памяти эти боговдохновенные слова, Святитель в следующее воскресенье вновь поднимается на кафедру, вновь проповедует, увещевает, советует, наставляет. Мягкий и спокойный, он противостоит той буре, которая волнует собравшихся из-за слухов, распространяемых клеветниками. Святитель молится за них, за этих начальствующих, увле-кающих за собой народ; он помнит, что рано или поздно ...кто неправо поступает, тот получит по своей неправде (Кол. 3, 25), хотя и не желает этого своим врагам. И на этот раз ему не удается убедить своих слушателей. Разочарование его растет, скорбь усиливается. Он говорит себе: “Я вернусь сюда еще раз в следующее воскресенье. Но если мне не удастся пробудить религиозный интерес у паствы, то надо уезжать! Так угодно Господу. Да будет благословенно имя Его!”
Это решение было окончательным. “Еще одна проповедь, чтобы убедиться в воле Божией, и все”, — говорит он себе.