Игры Боэтии

Игры Боэтии

Глава 1. Механикус

Дождь зарядил пополудни третьего дня, и с той поры не прекращался. Мелкий и частый, он шелестел в иссохшей траве и еловой траве, окутав лес волглой пеленой тумана. Очертания дальних и ближних гор Джерульского хребта размылись, став похожими на льнувшие к земле свинцово-серые тучи. Конец месяца Огня Очага, затянувшееся межсезонье: лето толком не кончилось, а осень не вступила в свои законные права. Время голых полей, с которых собран последний колос и последнее зерно, затяжной мороси и первых заморозков. Время похрустывающего под ногой льда на лужах, частого стука топоров в лесах и ожидания снегопадов.

На обочине проселочной дороги стояла крытая промасленной кожей повозка, запряженная двумя лохматыми пони. Воспользовавшись передышкой, пони увлеченно отрывали листья с куста увядшего бурьяна. Нахохлившийся возница-босмер сидел на передке, держа под рукой взведенный арбалет и настороженно озираясь. Его спутник, долговязый широкоплечий норд, привалился спиной к дощатому боку фургона и, пристроив руки к мотне, отливал в канаву, полную мутной грязи и опавшей листвы.

Вдоль кожаного тента фургона косо тянулась сделанная некогда белой краской, а теперь выцветшая надпись: «Лотар и компаньоны. Полезные товары. Дешево и выгодно». Три с небольшим десятка таких повозок в любое время года неспешно продвигались вдоль южных границ Скайрима по лесным да горным дорогам от Рифтена до Фолкрита и обратно. Навещая удаленные хутора, охотничьи выселки, хижины углежогов и сборщиков дикого меда. Развозя по деревенькам заказанный городской товар, какого не встретишь на сельской ярмарке. Скупая у хуторян мешочки засушенных целебных трав, бочонки с тягучим, черным медом, выделанные шкуры и засоленные медвежьи окорока. Промысел был хлопотливым и тягомотным, но в целом окупался.

Несколько раз лихие люди пытались захватить фургоны Лотара и присвоить выручку себе. Удачливых грабителей вскоре нашли прибитыми к вязам вдоль дороги к ферме Снегоходов. К тому же прошел слушок, что торговый дом Лотара водит близкую дружбу с Серой гильдией Рифтена и самой Матушкой Мавен. Гильдия, хоть и переживала не самые лучшие времена, еще могла показать клыки и пребольно куснуть обидчика. Грозная Мавен Черный Вереск и ее семейство держали в железном кулаке весь Рифтен с окрестностями. С той поры фургоны, поскрипывая и качаясь на ухабах, невозбранно катились с горки на горку, от одной не отмеченной на карте деревушки до другой, через глухие леса, разваливающиеся бревенчатые мосты над безымянными речушками, в дождь, снегопад и летнюю жару.

Норд закончил отливать и затянул завязки на штанах. Обошел фургон, без особой нужды потыкав сапогом колеса и подергав упряжь пони. Колеса и упряжь оказались в полном порядке.

— Да мать твою ети… — раздраженно проворчал себе под нос нордлинг. – Где его носит, гробокопателя недоношенного?

— Придет, никуда не денется, — откликнулся с козел его спутник. Разговаривая, босмер забавно тянул гласные в словах. – В прошлый раз пришел? Пришел. Придет и теперь, — он прислушался к лесному шуму и шелесту дождя, выпростав из складок капюшона длинное ухо, и удовлетворенно кивнул: – Ага.

— Тащится, что ли? – вскинулся норд.

Мокрые кусты куманики на другой стороне канавы размашисто закачались, затрепетали, роняя последнюю листву. Сквозь густое сплетение колючих ветвей целеустремленно ломилось нечто большое и темное. Таинственный зверь оказался человеком в плотной накидке из оленьих шкур и с туго набитым мешком за плечами. Кроме внушительных размеров мешка на нем болтались еще пяток охотничьих сумок и подсумков, внутри которых угловато выпирало что-то острое и ребристое. Тяжело груженый выходец из леса с пыхтением и ругательствами перебрался через канаву, зачерпнув сапогами воды, и выбрался на дорогу. Вернее, попытался выбраться, но заскользил по грязи под тяжестью груза обратно. Нордлинг сгреб его за отворот накидки и одним рывком вытащил к фургону.

— Гарт, — как ни в чем не бывало кивнул гость, с довольным кряканьем сваливая звякнувший мешок на землю. – Фендал. Ну не рад ли я вас видеть, парни. Я успел изрядно соскучиться по вашим унылым рожам! Как поживает почтенный Лотар? Все мается брюхом и подагрой?

— А мы-то как по тебе истосковались… — хмыкнул Фендал-босмер. – Ночей не спали, днями недоедали. Хозяин в порядке. Что полезного раздобыл, что хорошего приволок?

— Разуй глаза да сам посмотри. Гарт, где мое барахло? — потребовал говорливый лесовик, сгружая прочие сумки. На первый, мимолетный и невнимательный взгляд, он смахивал на обычного хуторянина, причем не из зажиточных. Штаны в заплатах, растоптанные сапоги порыжелой кожи, облысевшая безрукавка волчьего меха и пояс с тусклыми бронзовыми бляшками. Однако что-то в нем вызывало подозрение, не укладываясь в цельную картину лесовика-отшельника, пришедшего к странствующим торговцам за своим уговоренным товаром. Слишком правильные и четкие черты лица, пусть и заросшего темной бородой, живой и ехидный взгляд, бойкая, гладкая речь – речь горожанина, не фермера и не охотника.

Нордлинг, откликавшийся на краткое имя Гарт, откинул заднее полотнище фургона. Неспешно вытащил несколько узких и длинных ящиков из сосновых дощечек, большой тюк с меховой рухлядью, а еще — пару зимних сапог добротной нордской работы. Фендал, отложив арбалет, увлеченно рылся в принесенных гостем мешках. Их содержимое любому показалось бы удивительным, а стражникам — крайне подозрительным.

Были там заполненные разноцветными жидкостями стеклянные флаконы. Был мешочек с пригоршней иссиня-черных, гладких камней и прозрачно-голубых кристаллов. Связка нанизанных на прочную бечевку, точно свежие бублики, зубатых шестеренок тускло-желтого металла. Берестяной короб с пучками резко и пряно пахнущих трав. Серебряные и золотые перстни с камнями. Два закрытых шлема, разрозненные детали тяжелого доспеха и маленький кинжал, целиком отлитый из стекла цвета морской волны. В отдельном ящике покоилось нечто вовсе несусветное, отчасти смахивающее на металлическое насекомое с длинными суставчатыми ногами.

Окажись поблизости случайный патруль блюстителей порядка, они немедля кинулись бы брать в железа всю теплую компанию. За злонамеренное и продуманное нарушение императорского закона, запрещающего подданным самовольную добычу и перепродажу любых предметов двемерского происхождения. Право на таковые изыскания уже которое десятилетие принадлежало Восточной Имперской компании. Факторы держались за свою привилегию когтями и зубами. Свирепо, расчётливо и жестоко карая любого, осмелившегося посягнуть на дарованное им право единолично процветать и богатеть, грабя двемергские катакомбы.

Но в здешней глуши на десяток лиг в округе не сыщешь внимательных дознавательских глаз и ушей, и посредники жадно разглядывали трофеи охотника за сокровищами.

— Как насчет центуриона, Тони? – вкрадчиво поинтересовался Фендал, захлопнув крышку ящика с механическим скакунцом. – Большого, могучего двемерского центуриона? Пускай не целенького, без руки там или головы. Хозяин в любом случае готов щедро заплатить за эдакую диковину.

Тони почесал кончик носа и возвел глаза к затянутому серыми облаками небу:

— Фендал, дружище. Ты это знаешь, и господин Лотар знает. Даже белки в лесу, и те усвоили – у меня есть принципы. Я не торгую оружием.

— Твои принципы – что флюгер на ветру, — не унимался босмер. – Они совершенно не мешают тебе варить и продавать отнюдь не лекарственные зелья, изготовлять отмычки и гнать балморскую синь, неотличимую от настоящей! Смотри, ты притащил нам кучу отличного двемерского железа. Как ты думаешь, что мы из него выкуем? Ножницы, иголки и столовые ножи? Конечно, нет! Прекрасные клинки, ради обладания которыми покупатели выстроятся в очередь длиной отсюда до Солитьюда!

— Этот выбор целиком и полностью за вами, — упрямо мотнул головой Тони. – Вы можете сработать из этой стали добрые плуги и продать крестьянам. Мои зелья излечивают каменную лихорадку и песью водобоязнь, а не только дают вам возможность невидимками шнырять по чужим домам. Я поставляю материалы. Что вы из них сработаете и как ими распорядитесь – дело не мое.

— То есть центуриона ты нам не притащишь, — подвел неутешительный итог Фендал.

— Не притащу, — кивнул охотник за сокровищами. – Увы-увы. Так и передай хозяину. Когда явитесь в следующий раз?

— Доберемся до Фолкрита, и оттуда по первому снегу двинем обратно, — босмер выглядел разочарованным. – Через месяц, наверное, снова будем в ваших краях. Привезти тебе чего?

— Ящик белого вина с виноградников Сурили, — Тони задумчиво пощелкал языком. – Набор инструментов по ювелирному делу. Только не первых попавшихся, а брумской работы. Десять унций лунного сахара.

— Сахар-то тебе зачем понадобился? – Гарт закончил укладывать добычу Тони в потайные ящики фургона. – Ты ж не хаджит какой хвостатый. Только хаджиты от него дуреют. Я как-то лизнул на пробу – гадость первостатейная.

— Для алхимических опытов, — отрезал Тони. – Еще прихвати бутылку настоя на снежноягоднике. Да проверь сперва, чтобы была опечатана как следует и не поддельная!

Фендал безнадежно махнул рукой и вскарабкался на передок фургона, разбирая поводья. Пони дожевали бурьян и перебирали мохнатыми ногами, застоявшись на месте. Гарт замешкался, якобы помогая Тони навьючить мешок на спину, и вполголоса окликнул:

— Помяни мое слово, Тони, в своей берлоге ты скоро вовсе мхом зарастешь. Или обратишься медведем. Будешь носиться по лесам и рычать, пока какой-нибудь удачливый охотник не проткнет тебе брюхо рогатиной. Чего б тебе не уехать в Рифтен? Там у тебя точно не будет отбоя от заказов и покупателей. Ты же любого гильдейского алхимика без труда за пояс заткнешь.

— Мне не по душе города, — хмыкнул Тони. – Напомни-ка, сколько раз ваш хозяин уже предлагал мне перебраться под теплое крылышко Гильдии?

Нордлинг посчитал на пальцах:

— Шесть. Этот будет седьмым. Ладно, я уловил. Но ты все-таки подумай. Поразмысли как следует. Ты не сможешь всю оставшуюся жизнь торчать в лесу. Ну, бывай, — он тяжело протопал к фургону и уселся рядом с напарником. Пони дружно налегли на постромки. Повозка сдвинулась с места и покатилась дальше, к башне Тревской заставы и такому далекому отсюда торговому городу Рифтену. Тони какое-то время задумчиво смотрел вслед удаляющемуся фургону. Попрыгал на месте, проверяя, хорошо ли уложен груз на спине, и вломился в куманику, следуя прихотливым изгибам почти незаметной оленьей тропы.

Хутор Горькая Вода когда-то был многолюдным и оживленным местечком. Но здешняя молодежь частью ушла на Великую войну вместе со скайримскими легионами и сгинула в кровавой мясорубке Красного Кольца, частью подалась в города на поиски лучшей доли. В опустевшей деревне коротали затянувшийся век с полсотни стариков и старух. Они вели безнадежную битву с сорняками, всякий год захватывавшими еще немного земель некогда ухоженных огородов и садов, ухаживали за козами и свиньями, варили мед и яблочный сидр.

Погожим весенним утром лет пять тому в пределы деревушки въехал одинокий всадник на отощалом и спотыкающемся от усталости мерине. Странник был молод годами, угрюм, насторожен и изнурен долгой дорогой. Он походил на преследуемого сворой гончих оленя, напряженного и готового в любой миг сорваться в заполошный бег. Перемолвившись со старостой Горьких Вод, парень остался в деревне. Полудохлого мерина он щедрым жестом подарил старосте, в благодарность за приют.

Поселился чужак в давно заброшенной и стоявшей наособицу охотничьей хижине в Ореховом урочище. Все лето возился с избушкой, чиня прохудившуюся крышу и перекладывая гнилые доски пола. Порой бродил вокруг деревни, расставляя силки и собирая травы.

Осенью выяснилось, что Тони, как назвался приезжий, весьма искушен в лекарском искусстве. Отварами и декоктами он вернул к жизни дряхлую Мэгг, не чаявшую дожить до будущей весны. Срастил кости сломанной руки Тамбы Ворчливого и излечил Яфтора Скалогрыза от сухого кашля, коим тот маялся последние четверть века. Взамен врачеватель просил немного: делиться с ним запасами провизии и не упоминать о нем ни словечка, буде в Горьких Водах объявятся подозрительные гости. Последнее условие было нетрудно выполнить. В уединенную деревушку никто не заглядывал, только раз в два-три месяца наведывалась передвижная лавка господина Лотара.

С Лотаровыми людьми у Тони установились свои, особенные отношения.

Начало им было положено, когда во время очередного блуждания по окрестностям Тони наткнулся на айлейдское святилище. Древняя постройка, на три четверти разрушенная и чудесным образом сохранившая воздушную легкость очертаний, привела человека в сущий восторг. Тони облазал развалины сверху донизу, перевернул каждый камень и отважно сунул любопытный нос в подземелья, не убоявшись легенд о мстительных призраках и кровожадных упырях. Он вернулся с домой с пригоршней мерцающих камней душ в кармане, и с тех пор начал целеустремленно искать по лесам старинные руины.

Истинным праздником для Тони стал день, когда он отыскал и расчистил полуобрушившийся вход в двемерское поселение. Обмотавшись веревками, с запасом факелов и сумок с провизией, он протиснулся в щель между скругленными створками кованых ворот и на несколько суток сгинул под землей. Вернулся на удивление бодрым, волоча с собой мешки, доверху набитые разрозненными деталями хитроумных двемерских механизмов.

На любой товар сыщется покупатель. Заезжие торговцы Лотара, к которым рискнул обратиться Тони, быстро смекнули, что к чему. Им было не привыкать промышлять контрабандой, и они охотно приняли предложение охотника за сокровищами. Золото в глухой деревушке ни к чему. Тони обменивал найденные трофеи на вещи, полезные в хозяйстве, ингредиенты для алхимических опытов и инструменты для проведения изысканий. По договоренности с Лотаром часть вырученной за продажу сокровищ суммы оседала на счетах торгового дома Арнлейфа. Тони подозревал, что господин Лотар в последнее время настойчиво зазывает отшельника из Горьких Вод в Рифтен, мучимый осознанием того, сколько денег пропадает зря. Тони с его золотыми руками и талантом алхимика стал бы для Гильдии и лично господина Лотара весьма и весьма выгодным приобретением. Но ему было неплохо и здесь, в скрытом от посторонних глаз урочище, в своем доме.

Была б возможность, Тони бы по кусочкам вытащил на поверхность все уцелевшее наследие двемеров. Но жадность – дурной советчик. Приходилось довольствоваться малой толикой сокровищ, надежно укрытых толстыми слоями земли, камня, металла и пролетевших лет. Изыскатель не унывал, предпринимая вылазку за вылазкой. Добывая и принося в дом новые и новые детали, щерившиеся зубатыми сочленениями и множественными шестеренками, в паутине тончайших проводов и звеньях искусно выкованных передаточных цепей. Тони разыскивал книги двемеров и ветхие, древние свитки, возился с переводами, установив название покинутого городища под землей – Бталфт.

Тянулись дни и месяцы, складываясь в годы. Опадала и вырастала листва. На кладбище в Горьких Водах прибавлялось могильных камней. Единственный молодой житель хутора взрослел, мужал, хлопотал по хозяйству, наведывался в Бталфт в поисках новых открытий. Долина стала его логовом, где он изучил каждую тропу. Он мог пробежать по здешним лесам глухой полночью с завязанными глазами, ни разу не споткнувшись. Местные хуторяне были дружелюбны и ненавязчивы, подручные Лотара забирали добычу и доставляли из города потребные Тони товары.

Осенью и зимой, когда снега заносили звериные и охотничьи тропы, а ветра завывали стаей оголодавших волков, Тони увлеченно возился со своими находками. Разбирал и сортировал сваленные в ящики груды звенящих деталей – шестеренки, скользящие кольца, гайки и болты с косой нарезкой, упругие пружины и цепко схваченные лапками оправ прозрачные кристаллы. Отскребал слои наросшей грязи и ржавчины, шлифовал, гранил, смазывал, обтачивал и подгонял друг к другу, пытаясь разгадать замыслы инженеров давно сгинувшего народа. Порой случалось чудо – затаив дыхание, Тони слегка сдвигал маховик или поворачивал ключ, заставляя причудливую конструкцию оживать. Азартно клацая сочленениями, механизмы шагали по столу, испускали ослепительно яркие лучи, исполняли несколько тактов причудливых мелодий или распускались, как цветы на первом солнце. В эти мгновения Тони ощущал себя по-настоящему счастливым. Безмятежная и гордая радость созидающего творца, чистая и сверкающая. Затмевающая своим первозданным блеском то, что он старался навсегда вытравить из памяти – и что упрямо возвращалось кошмарами во снах.

Дальше