========== Пролог ==========
«Кто сказал, что писать мемуары легко? Не верьте! Мне объяснили – садишься, вспоминаешь и записываешь. Но это не так. Если вы намерены серьезно отнестись к процессу изложения фактов, при этом оставаясь предельно честными, то будьте готовы снова пережить все – и хорошее, и плохое, и триумф, и поражения, случившиеся в вашей судьбе. Я поддался на уговоры и не устоял перед искушением поведать правду о событиях, в которых принимал непосредственное участие. Однако очень скоро понял – моя память гораздо лучше хранит то, что я не решусь представить на суд посторонних людей, но и остановиться уже не могу, подхваченный невидимым ветром времени. Что ж, пусть эта история, доверенная страницам толстой тетради, найдет свой приют на полке семейной библиотеки».
Гарри исправил пару слов в начале вступительной главы к своему труду «Хроники. Гарри Дж. Поттер», который будет существовать в единственном экземпляре. Гарри нравилось выбранное им название, несмотря на то, что звучало оно несколько пафосно для его любительских записок.
Вообще-то, это была идея Гермионы Грейнджер – к десятой годовщине победы во Второй магической войне выпустить сборник воспоминаний главных героев тех событий. Ей на удивление легко удалось уговорить Поттера написать несколько страниц для книги. Приступив к работе с неподдельным энтузиазмом, Гарри весьма быстро сообразил, что память непредсказуема и порой заводит в такие закоулки, из которых трудно выбраться, не окунувшись в их призрачный мир с головой. Не став сопротивляться, он принялся записывать все подряд, намереваясь позже просто отсеять лишнее, сохранив те отрывки, которые подойдут для задуманного подругой проекта.
Глядя сейчас на толстую тетрадь, уже почти наполовину исписанную его немного корявым почерком, Гарри мысленно насмехался над своей наивностью. Ему пришлось приложить массу усилий, выбирая подходящие фрагменты из сотни страниц текста, вышедшего из-под его пера, чтобы Гермиона осталась довольной его старанием – подводить ее не хотелось. Выбросить все то, что оказалось слишком личным, являлось криком души или пристрастным мнением, выставлявшим его в неприглядном или нелепом свете, оставаясь при этом неотъемлемой частью прошлой жизни, Гарри не осмелился. Мало того, он продолжил записи, перенося на бумагу свои боль и радость, неудачи, сомнения и безмерное счастье, сопровождавшие его в послевоенные годы.
Время от времени, когда память упрямилась, Поттер перечитывал отдельные моменты, попутно заменяя слова более удачными или всего-навсего подправляя уж очень криво написанные буквы.
Гарри бегло просмотрел текст, опускаясь взглядом к последним строкам вступительной главы.
«Моя память похожа на перекидной календарь. На его страницах разное число дней, месяцев или даже лет – никакой закономерности, лишь незримый дух внутренних изменений во мне самом делит мою жизнь на неравные отрезки, каждый из которых по-своему важен и, несомненно, дорог мне опытом, сделавшим меня таким, каков я есть. Стоит взглянуть на очередной разворот этого воображаемого календаря, и я окунаюсь в мир, наполненный отзвуками прошлого. Многие прожитые мной дни подернуты дымкой забвения, и я уже не скажу, случалось ли тогда что-то стоящее. Но некоторые я вижу в своем сознании с предельной четкостью, будто все произошло только вчера. Мне кажется, что я еще слышу собственные шаги в пустых коридорах Хогвартса и смех друзей, чувствую боль, сжимавшую мое сердце, и упиваюсь радостью выпавших мне мгновений счастья. Именно эти воспоминания я спешу доверить чистому листу, чтобы бережно и заботливо сохранить их дыхание ушедшей реальности».
Гарри на минуту задумался – стоит ли оставить эти несколько высокопарные слова или лучше просто отметить, что записывал все приходившее ему на ум. Потом мысленно махнул рукой, решив, что все равно никто не станет оценивать его писательский талант, так как вряд ли кто-то прочтет этот «великий труд», кроме, возможно, Северуса. Гарри и сам не мог бы сказать, зачем он тратит время, но остановиться, как уточнил об этом в первых строках своих Хроник, уже не имел сил. Жажда выплеснуть на бумагу горечь неудач и воскресить в памяти самые желанные моменты своей жизни стала достаточно сильным стимулом для того, чтобы не забросить начатое.
Поттер принялся листать блокнот, и его прошлое оказалось рядом.
========== Страница 1. По-настоящему взрослый ==========
Наверное, здорово быть обычным студентом Хогвартса, для которого единственной ответственной задачей является учеба, а все неприятности ограничиваются взысканием за несделанное домашнее задание или хулиганскую выходку. Гарри Поттеру такое казалось недоступным: то ли в силу его характера, то ли по прихоти судьбы. Не то чтобы он был особенным волшебником, но жизнь постоянно подбрасывала ему испытания, порой далекие от понятий приятного и занимательного. Гарри, сколько себя помнил, считал, что он взрослый. Да и как иначе? Ведь стоило ему научиться ходить и разговаривать, как тетя Петунья, у которой он проживал, принялась приобщать его к полезному труду на благо семьи. А это значило, что Гарри в меру своих силенок выполнял работу взрослых – боролся с сорняками на грядках с цветами, следил за чистотой в доме, а когда достаточно подрос, ему доверили даже приготовление завтрака. И уж никак нельзя было назвать ребенком того, кто в одиннадцать лет обратил в прах преподавателя с вселившимся в того злым колдуном, а в двенадцать сразил мечом настоящего василиска, одна голова которого была размером как старый Форд дяди Вернона. Так Гарри думал до того, как ему пришлось отправиться на дополнительные занятия к профессору Снейпу.
***
Лето перед пятым курсом выдалось неспокойным. Сначала по ночам Гарри часто одолевали кошмары – он раз за разом видел, как замертво падал Седрик Диггори, сраженный зеленым лучом проклятия. Постепенно сны изменились, они наполнились клубившейся тьмой, прятавшей в своих тенях что-то жуткое и пугавшее до дрожи, Гарри от страха кричал во сне и просыпался с бешено колотившимся сердцем. Скорее всего, из-за хронического недосыпания целыми днями болела голова. Немного отвлекали книги, которые он пристрастился читать еще год назад – это позволяло на время забыться, погрузившись в вымышленный мир, где герои были смелыми и удачливыми, а зло всегда оказывалось наказанным. Но потом в Литтл Уингинг наведались дементоры, и Гарри, несмотря на запрет для несовершеннолетних, был вынужден применить колдовство, чтобы отогнать их от себя и от кузена. У Поттера сложилось очень нехорошее впечатление о законах магического мира, которые заставляли юного волшебника выбирать между вероятностью немедленной смерти, как в его конкретном случае, и заключением в Азкабан за несанкционированное использование колдовства.
После встречи с дементорами Гарри начал чувствовать себя еще хуже – головные боли порой сводили с ума, вынуждая искать уединения, чтобы можно было ни перед кем не притворяться, что с ним все в порядке. Пока он жил у Дурслей, имелся доступ к домашней аптечке, и позаимствованные оттуда таблетки помогали бороться с приступами, но, оказавшись в магическом мире, Гарри потерял и этот шанс хотя бы частично усмирять донимавшую его муку. Миссис Уизли, услышав просьбу дать зелье, только покачала головой и, заботливо улыбаясь, сказала, что лучшее лекарство для подростков в таком случае – это прогулка на свежем воздухе с друзьями. Беспокоить ее во второй раз Гарри не решился.
Приехав в Хогвартс, Поттер обратился к мадам Помфри, пожаловавшись на расстройство сна, но вдаваться в подробности своих кошмаров не стал. Та внимательно его выслушала и тщательно продиагностировала чарами, после чего заявила, что не обнаружила ни малейших отклонений в его здоровье и не видит причин для тревоги. Однако, ссылаясь на возможные последствия пережитого ранее стресса, зелье сна без сновидений она дала, строго-настрого приказав пить его не чаще раза в неделю, чтобы не вызвать неприятных побочных действий. Гарри, конечно же, к ее рекомендациям не прислушался, потому что больше пары бессонных ночей подряд не выдерживал – друзья сразу замечали его отстраненность и доставали вопросами, почему он всех избегает. Снадобья хватило ненадолго, и уже к октябрю Гарри, научившийся профессионально ставить чары тишины вокруг своей постели, проводил почти половину ночей за книгами, тайком взятыми в библиотеке, прячась за плотно задернутым пологом кровати. Как ни странно, чтение по-прежнему спасало его от головной боли, но, к сожалению, не могло заменить сна.
У Гарри начал портиться характер – он стал нервным, дерганным, резко реагировал на любые поползновения выяснить у него мотивы его озлобленности на весь мир, все чаще срывал свое недовольство на сокурсниках. С новым преподавателем по ЗОТИ профессором Амбридж он находился в состоянии непримиримой конфронтации, откровенно игнорируя ее замечания и дерзко отвечая на все попытки его урезонить. Поттер знал причину своего дурного настроения, но полагал, что исчерпал все возможности, чтобы что-то изменить – гордость и опасения прослыть «психом» не позволяли ему жаловаться на кошмары и на чуть ли не постоянную головную боль, которая то немного затихала, давая вздохнуть посвободнее, то снова накатывала жгучей волной, вынуждая страдать с удвоенной силой.
Яркий сон, в котором Гарри почувствовал себя его участником, к тому же в роли агрессивной змеи, напавшей на мистера Уизли, в итоге оказавшийся своеобразным видением реальных событий, стал последней каплей. Страх неотступно преследовал Поттера, вгрызаясь в него своими острыми зубами, терзая и мучая, заставляя считать себя виновным и не оправдавшим возложенных на него надежд. Гарри казалось, что он постепенно сходил с ума, и вполне вероятно – это так и было. Никакие объяснения Дамблдора о влиянии на него какой-то запредельной связи с разумом Волдеморта не помогали избавиться от этого гадкого ощущения бесконечного ужаса. Гарри не мог никому признаться, что он трус, а не герой, как думали все вокруг.
Но судьбе, видимо, было мало его мучений, поэтому она послала ему очередное испытание – уроки окклюменции с профессором Снейпом. Самый ненавистный преподаватель – после профессора Амбридж, завоевавшей в этом учебном году пальму первенства в личном рейтинге Гарри – по распоряжению директора обязан был научить его методам защиты разума. С первого же занятия Поттер проклинал свою несдержанность, когда открылся Дамблдору, что и раньше видел странные сны, но не придавал им большого значения, потому что в них не было насилия, как в случае с приснившимся ему мистером Уизли.
***
– Поттер, вы не стараетесь! Вам, похоже, нравится чувствовать себя способным посмотреть на мир глазами Темного Лорда! – сказанные на дополнительном занятии слова Снейпа били наотмашь, поднимая в душе Гарри протест против несправедливости заявления.
– Да! Я безмерно счастлив! Особенно мне нравится наблюдать, как он пытает кого-нибудь! – только выкрикнув в лицо недовольному преподавателю ехидный ответ, Гарри спохватился, что выболтал то, чего не стоило.
– Так-так… Мистер Поттер у нас развлекается по ночам, – несмотря на по-прежнему язвительный комментарий, Снейп стал выглядеть как зверь, подобравшийся для прыжка, а в его взгляде появилась настороженность. – Соберитесь! – Снейп взмахом руки показал, что намерен продолжить урок. – Закройте свой разум! Не дайте мне проникнуть в ваше сознание! Легилименс!
Гарри не мог этому сопротивляться. Он просто не понимал, что следует сделать, чтобы Снейп не хозяйничал в его голове как у себя дома, чтобы тот не вытаскивал из потайных уголков все страхи и не рассматривал с нахальной непосредственностью самые унизительные моменты его жизни. Однако на этот раз Снейпа не интересовали переживания Поттера из-за смерти Диггори или его полнейшее разочарование поцелуем с Чжоу, он целенаправленно выискивал доказательства правдивости слов Поттера о его ментальной связи с Волдемортом – и он их нашел. Подобные сны, которые, как выяснилось, и снами-то практически не являлись, начали приходить совсем недавно, и Гарри после них было безумно плохо, потому что его одолевало чувство удовлетворения от увиденного, словно он не только смотрел глазами проклятого урода, но и ощущал его эмоции как свои собственные. Вот и сейчас, когда Снейп вытащил из глубин его сознания воспоминание о таком видении, Гарри не выдержал и погрузился в благословенный обморок.
– Идиот! Недоумок! – злобно выплевывая вполголоса ругательства, Снейп силой влил какое-то зелье в рот Поттера, стоило тому едва лишь прийти в себя. Гарри не сумел опознать, что ему дали – большинство магических снадобий имели противный вкус и запах, что и немудрено, если вспомнить из чего их варили. – Вы не стараетесь, Поттер! Темный Лорд воспользуется вашей слабостью, как только поймет, насколько открыт ваш разум для его вторжения!
– Так объясните мне, что я должен делать, – вяло огрызнулся Гарри. Следовало отметить, что его состояние благодаря выпитому зелью моментально улучшилось, но спорить со Снейпом желания не было из-за некоторой странной заторможенности.
– Вы должны сопротивляться, а не приглашать меня в свои воспоминания! На сегодня занятие закончено. Вы ни на что не годны после успокаивающей настойки, – Снейп презрительно скривился, заметив удивление на лице Поттера. – А вы думали, что я дал вам яд? Не надейтесь так легко сбежать от своей судьбы. Вам надо… – в дверь кто-то настойчиво забарабанил, прерывая вдохновенную речь Снейпа, и ему пришлось немедленно отвлечься на выяснение, что кому-то понадобилось, пока тот от усердия не сбил в кровь свои кулаки.
– Профессор, Монтегю нашелся, но он, кажется, ранен, – донеслись до Гарри взволнованные слова какого-то студента. – Профессор Амбридж сказала, что срочно нужна ваша помощь, сэр.
Снейп, даже не оглянувшись, сразу же покинул кабинет, словно забыл о Поттере, оставленном там в одиночестве. Гарри растерянно посмотрел по сторонам, прикидывая, как ему быть. Занятие вроде и завершено, но профессор его не отпускал, а зная мерзкий характер Снейпа, похоже, следовало дождаться его возвращения, чтобы получить разрешение уйти. Взгляд наткнулся на знакомые очертания думосбора. Поттер подошел ближе к столу в углу кабинета, на котором тот стоял. Серебристые нити, кружившие в каменной чаше артефакта, приковывали внимание и манили тайнами, сокрытыми в их туманных прядях. Искушение оказалось слишком сильным, и Гарри не устоял. Он наклонился и коснулся лицом поверхности волшебной субстанции, проваливаясь в воспоминания Снейпа.
Позже Гарри не раз обдумывал этот ключевой момент, когда он мог принять другое решение, и тогда его жизнь наверняка сложилась бы по-иному. Но что сделано, то сделано. Невозможно вернуться в прошлое и переиграть то, что уже произошло, без последствий для реальности.
Возвратившись, Снейп застал Поттера уткнувшимся в думосбор и просматривавшим то, что не было предназначено для посторонних глаз. Проигнорировать такое пренебрежение правилами и требованиями приличий было нельзя. Мальчишку следовало немедленно поставить на место. Пока Снейп пересекал комнату, добираясь до нарушителя, он успел оценить ситуацию с точки зрения извлечения личной выгоды. Известие о том, что разум Поттера по какой-то нелепой случайности практически открыт для Темного Лорда даже на расстоянии, заставило задуматься о собственной безопасности, что рекомендовало срочное прекращение этих бесполезных занятий по окклюменции.
***
Гарри с содроганием вспоминал, как Снейп орал на него за неуемное любопытство: тот рассердился так сильно, что от гнева его лицо пошло жуткими красными пятнами, а голос срывался на фальцет. Банка с сушеными тараканами, пущенная в Гарри, разбилась о стену всего в нескольких дюймах от его головы, чуть не попав в цель. Но самое неприятное – Гарри был согласен с каждым словом, которое яростно выкрикивал в его адрес Снейп. Это был тот редкий случай, когда свою вину осознаешь тут же, как только сообразишь, что натворил. На душе было паршиво и от увиденного в думосборе, и от понимания, что совершил неприглядный поступок, и от догадок, что последствия этой выходки придется расхлебывать еще очень долго. К счастью, на тот момент Гарри не представлял – насколько долго. На ум приходило лишь то, что Снейп – его преподаватель, а поэтому при всем желании нельзя было избежать встреч с ним, как и прекратить посещать его уроки безнаказанно. Несмотря на все трудности, которые преследовали Поттера в магическом мире, он не хотел его покидать, что наверняка пришлось бы сделать, будучи отчисленным из Хогвартса.