Крылья Эжена

***********************************************************************************************

Крылья Эжена

http://ficbook.net/readfic/3058625

***********************************************************************************************

Автор:саша соболь (http://ficbook.net/authors/894226)

Беты (редакторы): knigofilka

Фэндом: Ориджиналы

Персонажи: Эжен и те, кого он полюбил

Рейтинг: NC-17

Жанры: Гет, Слэш (яой), Романтика, Драма, Фэнтези

Предупреждения: Насилие, Underage

Размер: планируетсяМиди, написано 45 страниц

Кол-во частей: 8

Статус: в процессе

Описание:

Завораживающая иллюзия рассеялась. Воздух ударил в нос запахом вчерашнего неумеренного пьянства. А рядом, как большая самка касатки, мирно посапывала девушка. Они заснули в одной постели, впрочем, как обычно, на их ночь желающих не нашлось. Эжени, как мама-медведица, приютила на себе легковесное дитя. Причем не только в прямом смысле легковесное, — паренек слыл юрким прилипалой, но похвастаться близостью с ним могли только два человека на земле. Раньше их было больше…

Посвящение:

Изредко посещающей меня скуке

Публикация на других ресурсах:

Запрещаю;)не стоит даже пробовать

Примечания автора:

Работа не закончена, будет правиться и вычитываться. Комментарии читаю, отвечать пока не готов.

Бета правит и делает это хорошо, поэтому если уж что-то вопиющее то милости прошу в личку или в комментарии. По стилю не общаюсь и ничего не меняю. Это моя территория, что хочу, то и ворочу.

В ближайшее время обещаю три главы. Не больше.

========== Эжен и Эжени ==========

Комментарий к Эжен и Эжени

Отредактирую остальные части в ближайшие пару дней. Спасибо тем, кто читал эту работу на дайри.

<right>Терпение и время дают больше, чем сила или страсть.

</right>

Сон накатил волной, мягкой, упругой, не сшибающей с ног, а зовущей за собой в глубину. Он раскачивался на волнах под полуденным солнцем, широко раскидывая руки в стороны. Море было спокойным. Оно баюкало мальчика на своей спинке, как маленького шаловливого дельфиненка, утомленного утренними играми и погонями за мамой, которая уплыла подальше за скалы, в тень. Иногда она подавала ему знак: “Обгоришь, плыви ко мне”.

Но недавний шалунишка почувствовал себя совсем взрослым. Они охотились на косяк, и он поймал свою большую рыбу.

Так и мальчик — нежился, посматривал сонным глазом на заботливую матушку и лишь изредка переворачивался и подставлял то бочок, то спинку под дневное бешеное светило. Близилось время обеда, и чуткое ухо стало улавливать шевеление под собой. Возня и всхлипы сменялись бурлением и смачным почавкиванием. Видно и морская вода почувствовала дневную жажду и попыталась сбросить его на берег. Причем на все его попытки сопротивляться, она отвечала храпом и громким сопением.

Большое, теплое, морское чудовище подхватило его к себе на спину и мягко въехало на песчаный берег с очередной волной. Но слезать совсем не хотелось, и тогда животное перевернулось в накатившей воде и освободилось от легкой ноши. Он остался один. Без тени сожаления потянулся, широко и радостно улыбаясь миру. И при попытке подняться был сбит с ног.

Завораживающая иллюзия рассеялась. Воздух ударил в нос запахом вчерашнего неумеренного пьянства. А рядом, как большая самка касатки, мирно посапывала девушка. Они заснули в одной постели, впрочем, как обычно, на их ночь желающих не нашлось. Эжени, как мама-медведица, приютила на себе легковесное дитя. Причем не только в прямом смысле легковесное, — паренек слыл юрким прилипалой, но похвастаться близостью с ним могли только два человека на земле. Раньше их было больше… Гораздо больше. Мальчик слыл веселым карапузом с легким нравом. Он обрастал друзьями, как причал ракушками. Где бы ни появился, чем бы ни занимался — за ним следовала ватага ребят. Дети соседей — маленькие дворянчики и местные принцесски, дворовые ребятишки (их тоже с радостью принимали в шалости).

Все было не так, и все было давно. Словно тысячелетия выморозили в нем мягкость и счастье, заменили сердце осколком взорвавшегося от остатков воздуха пушечного чугуна — процесс пошел не так, с нарушением инструкций и дозировок. Кто-то, слишком нежадный, отмерил ему целую чашу раскаленного свинца. Тугой металл не сжег все дотла, а закупорил сосуды, и лишь в самой глубине теплилась остывающая темная жидкость — так глубоко забилась его жизнь, его кровь. Но сердце захлебнулось на вдохе, захлопнуло оплавленные металлом клапаны и запретило себе вспоминать и верить. Так было легче, и так было разумнее.

Статная крупная девица зашуршала юбками и протянула руку к осоловевшему от сна парню. Тихонько, как она считала, потрясла его плечо и потянула на себя, укладывая обратно на платье: — Эжени! Какого черта? Зачем я скормила тебе все свои запасы турецких сладостей? Да и халву ты сожрал. А розовое варенье? От меня несет потом и перегаром, а ты благоухаешь утренними цветочками. Почему ты опять не раздел меня? — суровые слова никак не сочетались с поглаживаниями, которыми она награждала волосы парня. — Эх, ну неужели так трудно было хотя бы юбку стянуть? У меня болит все тело. И на груди словно вмятина. Кто на мне спал? Опять ты забыл закрыть дверь, и пустил блохастых кошаков? Королева я, блять, или не королева? Ну, не королева, это я загнула, конечно. Но ведь буду же! — Девушка с рукой среднего гренадера толкнула давно пришедшую в себя особь мужского пола. — Так, пиши. Эжен, я кому говорю? Пиши, у тебя почерк получше.

— Я не могу, — осклабился парень, — последний раз в канцелярии сказали, что я подделал указ и присвоил себе сотню дукатов. А ведь это вы, милая Эжени, велели мне выдать небольшую материальную помощь для поддержания статуса дворянина. Вот. Король меня выпорол, сказал, что я обокрал его Величество. А мне тогда на колбасу денег не хватало. — Мальчишка тряхнул смоляными вихрами и подул на пальцы, стряхивая только ему одному видимую пыль с мерцающих на пальцах сапфиров. Темный камень давно превратился в его страстный фетиш, о чем многие знали, и кое-кто даже пользовался.

— Бедняжечка, — скривилась девица, стряхнула с себя парнишку и, ловко подскочив на кровати, попыталась покружиться вокруг него, задевая и стряхивая на пол содержимое туалетного столика пышной юбкой, и от ее прыжка тонкое тело придворного, а заодно и закадычного дружка, чуть не слетело вслед за расческами и пудреницами. Эжени поморщилась, разглядывая опухшую физиономию в отражении оконного стекла и, видимо, оставшись вполне довольной, разогнула затекшую спину.

— Садись, пиши. Ой, нет, Жени! Помоги мне раздеться. Хотя, вот я иногда думаю, что даже если выползу в сад в затрапезном виде, никто не обратит на меня внимание. Они как будто совсем не замечают меня. Что бы я делала без тебя, Эжени? — В комнате кронпринцессы не было ни одного зеркала. Не подумайте, никто не боялся, что они неожиданно треснут от вида своей хозяйки и, рассыпаясь в мелкие осколки, поранят и без того унылое лицо. Это было ее решение. Давным-давно она закрыла эту тему для всех. И люди перестали замечать ее, иногда даже и не здоровались. А ведь это будущая королева! Никто не понимал выбор королевской семьи — за девушкой не стояли несметные горы сокровищ, и династические игры не объяснили это решение. Вышло, как вышло.

Кажется, они познакомились с Эйнаром Эхо в университете. Вместе посещали лекции по философии у одного профессора. Схлестнулись в споре о дружбе, чуть не подрались. И когда крепкая и скорая на расправу мужская рука взмыла вверх — ударить захотелось с небывалой остротой, то натолкнулась на восхищенный взгляд оппонента. Именно в тот момент девушка с распахнутыми навстречу глазами, приоткрытым в ожидании ртом, вселилась в его сердце навсегда. Никто не мог тогда в худенькой высокой барышне рассмотреть монстра. Ее так и прозвали за глаза — Королева Уродов.

— Эжени, подружка, давай я поучу тебя писать. Теперь уж точно получится. Дети перерастают своих обидчиков и неприятности, — колючий, в обычном своем репертуаре Жени, был мягок и терпелив с подругой. Он потихоньку передвинул к ней лист и перо. - Давай-ка поступим так. Ты берешь в руку перо и переписываешь за мной. Я ведь не всегда буду рядом, рыбка. Когда-нибудь я отправлюсь в ссылку за свой поганый язык. Или того пуще, и повод не понадобится. Принц найдет новую симпатичную игрушку с острым язычком.

— Ох, ты же знаешь, что он не отпустит тебя. Поэтому не спорь, пиши, что велят. Я научусь, не переживай. Я точно смогу, но не сегодня. Сейчас мне нужно опохмелиться и кого-нибудь съесть. — Принцесса скорчила похабную рожицу, и Эжени почувствовал ее плотоядный взгляд на своей филейной части.

— Я крайне ядовитый, моя королева, поэтому жрать мы будем кого-то другого.

— Пиши и не порть мне аппетит! — “Тебе испортишь”, — прищурился парень и продолжил точить ножичком гусиное перышко: — А ну их нахер, моя госпожа! И законы эти местечковые. Я предлагаю пошалить, — Эжен отбросил в сторону перышко и наклонился к тазу с водой — умылся, — Ну все, чувствую себя готовым на подвиги.

— В купальню, мон шер, а законы про кошек оставим на потом. Или еще лучше — пусть их принимает дражайший супруг.

Распахивая французские окна в сад, Эжени перестала грустить. У ее ног лежал весь мир, а рядом милый дружок Эжен. Вместе они покорят любую вершину, переспорят ее упертого супруга, который не желает слышать о разводе. А он так нужен Эжени — она больше не может дышать дворцовыми миазмами. Сейчас, за городом, она чувствует себя дома. Запах сирени бьется в окно с утра. В озере ночью плещутся рыбки, наверстывая дневное ленивое лежание на дне и редкие подъемы к поверхности. Даже поля окружившие поместья и щедро залитые навозом на пару лет отдыха — живые. Эжени хочет остаться, но друг-муж-король не пускает. Молча, морщит лоб, отвергая саму возможность переговоров. Он заменил себя Эженом. Но это игрушка на двоих и принцесса всегда знает, когда нужно отойти в сторону и промолчать — не защищать, не просить, просто терпеть и ждать. Чего? Он не отпустит обоих! Эжени взвыла от бессилья.

— Я готов, моя крошка. — Дверь парнишка открывал ногой, потому что в руках нес ворох белоснежных пушистых простыней.

— Тебе не кажется, что в доме какая-то странная тишина, — проворковала пышка, поправляя сползающие простыни с плеча Эжена. — Уж не затеял ли милый какую-то пакость? Я жуть, как боюсь его выходок. Как найдет что-то на парня, хочется сквозь землю провалиться.

— Господи, да что ты боишься его. Он совсем не страшный, я бы даже сказал справедливый. Я вот опять к той истории возвращаюсь со ста дукатами…

— Эженчик, что за дела? Ты опять оброс долгами?

— Нет, ты послушай! Он меня выпорол, но ведь было за что! А потом поил чаем и гладил по голове. И … он тогда мне две сотни еще отсыпал, прямо там в спальне. Вытащил у кого-то из придворных, которые подслушивали под дверьми мои вопли, кошельки и сунул в руки — я не отказался.

В купальне они были совсем одни. Пар, источаемый горячими источниками, вырывался со дна, из пробитых в мраморном полу дыр и насыщал воду белой взвесью кальция и тягучей тяжестью. Долго здесь никто не оставался, но плавание среди оплывших жемчугом камней было приятно до одури. Купальщики плутали между разными бассейнами, разглядывали дно на глубине с поваленными статуями и колоннами. Кронпринцесса и ее верный дружок обосновались в небольшой ванной с неглубокой чашей. Эжен панически опасался глубины и поэтому чаще восседал на краешке и делал вид, что плещется. Так и сегодня, он расселся на бережке в одних плисовых подштанниках, болтал в воде ногами, и мысли его были очень далеко.

— Жени, я очень толстая? Меня совсем нельзя полюбить? А? — Девушка с вызовом смотрела на парнишку, всем видом демонстрируя свою крайнюю незаинтересованность. — Он меня никогда не полюбит, как..? — она осеклась и спрыгнула в воду. Тонкая рубашка облепила рыхлое, пышное тело, обнажая красивую грудь, округлые бедра. Волосы поползли ядовитыми змеями и закрутились вокруг шеи.

Мальчик словно очнулся от ее слов. Посмотрел широко открытыми мертвыми глазами и, смахнув навалившийся морок, потянулся к своей подружке:

- Какая чушь! Если бы ты была не замужем, я бы давно оказался с тобой в супружеской постели, и только посмей у меня увернуться от исполнения супружеского долга! — Эжен плеснул себе в лицо воды, и со стороны девушке показалось, что он умылся слезами, но она привыкла к его грусти: “Показалось, показалось…”

========== Памфлет для королевы ==========

<right>Непоправимым оскорбленьям

Приносит время исцеленье.

</right>

— Арфу! Арфу оставь в покое! — Эжени картинно обмахнулась веером размером с хороший хвост павлина. — Эжен, — скрипнула она зубами: - Я тебя умоляю! У тебя совсем нет слуха?! Или ты терзаешь меня специально по чьей-то злой воле?

— Нету ни капли! Мой дорогой единственный покровитель и опекун оторвал слух вместе с ушами в глубоком детстве. Эжени, а вдруг он вернется? — Задумчиво прильнул к инструменту парень.

— Господь с тобой! Чур, меня! Ты о ком? — Кронпринцесса слетела кубарем с кровати и понеслась к окну, сшибая на ходу стулья, кресла, пуфики, разгоняя свору замызганных ленивых болонок, которых давно никто не чесал и не мыл. Их делом было чесаться и отгонять блох от хозяйки. И претендовать на взаимное внимание они не могли.

— Слух Эжени, слух… — Тоскливо обнял инструмент маленький маркиз, и тут же получил смачный удар по хребту от возлюбленной подруги.

— Дурачок, не шути так. Я решила, что ты про кардинальское отродье, которое измучило меня своими нотациями. Ты не забыл, как он распорядился о поездке к святым мощам? Я ПЕШКОМ пойду в монастырь и буду там жить, пока не родится сын! Да никогда! Принц не позволит так издеваться над супругой. Они не дадут мне есть, ты понимаешь это? Я останусь голодной, и, значит, злой как сегодня… — устало ныла Эжени, — я и так похудею, поверь мне дружочек. Не разрешай им отнять тебя у меня.

Она и не заметила, как крепко притиснула к своему объемному телу и мальчишку, и арфу, и даже стул. Эжен задыхался в ее любвеобильном теле, но любовь к подружке и соратнице по шалостям была главной, и он терпел. Теплое дыхание Эжени в затылок иногда успокаивало его.

Эжен вздохнул, и пальцы сами заскользили по струнам, извлекая из памяти свербящие слова, болезненно напоминающие о том, что иллюзия близости должна развеяться. И принц окажется через несколько лет жестоким молодым королем. Он мужчина и ему дозволено все. Он может даже полюбить… Глупой детской любовью. А потом выбросить надоевшую игрушку детишкам из бедных семей. “Поскорее бы…— протянул Жени сладкую мягкую ноту, полоснувшую мысли. — Он не любит и никогда не полюбит”. Дыхание участилось, сердце забилось быстро-быстро от одной мысли об Эйнаре! Чтобы не быть раскрытым, он сбросил руки Эжени с плеч. Грубость, с которой он вырвался из лап Эжени, ее позабавила и ужаснула: Эжен был ей ровесником, но так и остался при дворе маленькой собачкой, которую дозволено пинать и гладить избранным. Иногда ей казалось, что и ее имя будет вычеркнуто из списка, причем, не королевской рукой, а этими самими пальчиками, которые так мило смотрятся на струнах несмотря на ужасную кошачью какофонию. Придворные и даже сам принц предпочитали обходить стороной Эжена за этим занятием: маленький маркиз думает — не мешать! Уродливая паутина звуков перетирается между его пальцами, выстраивается в красивый сильный узор, но не всем и не всегда хватало сил выдержать эту ломку. Он словно изливал свои страхи на струны инструмента, молча, долбил ноту за нотой и, когда рождалась музыка, рядом не оставалась никого. Музицировать ночью вошло в привычку, и он всегда ночевал подальше от двора. Изгонял даже Эжени, но она возвращалась. Он знал, что под утро, проворочавшись в холодной постели, она прибежит к нему. С тоило только веточке хрустнуть в саду, и Эжен понимал, что его друг-медвежонок лезет в окно. И он с улыбкой помогал ей влезть в раскрытый проем — тащил за руки, потом, хохоча, хватался и поднимал юбку и, когда большая принцесса вваливалась под собственной тяжестью в комнату, он вставал над тяжело, загнанно дышащей девушкой и начинал отчитывать ее. Она притворно рыдала, смахивала редкие слезы с глаз. Маркиз складывал руки на груди и делал ей внушение. Так, мол, и так, порядочные замужние дамы не лезут по ночам к молодым мужчинам, и закон однозначен в трактовке её деяния. И как на это посмотрит Эйнар?