Одинокий красавец‑единорог галопом скакал через поле к Голубому Замку. Это был самец с блестящей, глянцево‑синей шкурой, в красных гетрах на задних ногах и с изящно изогнутым рогом. Из полого рога, вырываясь и опережая галоп, неслись по равнине низкие, мягкие и сочные, как голос саксофона, звуки.
Стайл подошел к парапету, посмотреть вниз. Небольшого роста, ладный, худощавый и стройный – этакий жокей в прошлом, продолжающий носить униформу. На нем была голубая рубашка и голубые джинсы. Кое‑кто считал, что подобное одеяние не приличествует общественному положению Стайла, и тем не менее его положение в обществе позволяло не оглядываться на чье‑то мнение.
– Клип! – воскликнул он, узнав единорога. – Эй, Нейса! Твой брат совсем близко!
Но Нейса уже давно слышала цокот копыт, ибо ее слух был тоньше человеческого. Она устремилась к Клипу, рысью выбежала из ворот Голубого Замка и, встретив брата неподалеку от парадного въезда, нежно скрестила свой рог с его рогом. Затем последовал обычный для этих существ ритуал встречи. Нейса и Клип загарцевали рядом, из рогов в унисон полилась музыка, и Стайл услышал редчайший дуэт. Рог Нейсы, заиграв подобно губной гармонике, естественно и плавно слился с грудным низким голосом саксофона.
Стайл впал в состояние не то безмерного восторга, не то глубокого транса, – так подействовало на него зрелище встречи. Нет, не силой магии вошел Стайл в экстаз – он просто любил лошадей, а уж волшебных единорогов вообще считал совершенством.
Возможно, он преувеличивал их достоинства, но так уж случилось, что в новой жизни первым другом для него стал единорог – кобылица Нейса. И была им до сих пор.
А те двое, брат и сестра, погрузились в, танец встречи, отбивали такт. Шли они сейчас пятитактным аллюром – главной поступью единорога, – и музыка, которую источали их рога, органично сливалась с ритмом поступи.
Стайл не выдержал, вытащил из кармана губную гармонику и присоединился к дуэту, отбивая такт каблуками. У него было прирожденное чутье музыканта, абсолютный слух, но дело было даже не в охватившем его азарте. Таким образом он совершенствовал свое мастерство мага, Адепта, ибо когда он играл, вокруг возникало магическое облако. Сейчас оно было едва уловимым. Стайл не хотел, чтобы оно уплотнялось: магия должна становиться реально осязаемой лишь тогда, когда появится для этого основательная причина и в ход будут пущены специальные заклинания.
Когда единороги закончили свой восхитительный танец встречи, они рысью вбежали в ворота Голубого Замка и превратились в людей – красивого молодого человека и маленькую, точно ребенок, и все же очень привлекательную девушку. Стайл поспешил от парапета, чтобы принять гостя во внутреннем дворе Голубого Замка.
– Приветствие тебе, Адепт, и послание от Жеребца! – торжественно провозгласил Клип. Он держал за руку взволнованную, стоявшую в молчании сестру. В отличие от нее Клип был экспансивен и не боялся выказывать своих чувств.
На обоих была одежда, похожая на ту, что носили древние с планеты Земля, но все же что‑то нечеловеческое проглядывало в наряде людей‑единорогов. Возможно, потому, что в нем преобладали оттенки натуральных лошадиных мастей.
– Твое приветствие, Клип, созвучно настрою моей души! – тоже торжественно, в тон гостю, ответил Стайл. – Да будет послание Жеребца, что прозвучит из уст твоих, миротворным!
– Послание такое, Адепт. В этом сезоне Жеребец вызывает кобылу Нейсу в табун. – Он помолчал и добавил уже от себя: – Вернется она не скоро.
– Замечательно! – воскликнул Стайл. – После трех сезонов бесплодия у нее наконец‑то будет жеребенок! – Он бросил взгляд на сестру Клипа и обнаружил, что Нейса не разделяет его восторженных чувств.
– Разве ты не рада, моя верная подружка? – В его голосе прозвучало не то удивление, не то беспокойство. – А я‑то думал, что жеребенок – твоя заветная мечта.
Клип также взглянул на сестру в замешательстве.
– Разве я не обрадовал тебя своей вестью, Нейса?
Девушка‑оборотень, все это время пристально наблюдавшая за ними, отвела взгляд. Она была хорошо сложена, на дюйм, или около того, ниже Стайла. Фигура ее нравилась ему, хотя он и понимал, что все это вздор: Нейса была единорогом.
Из кобылиц‑единорогов она выделялась чрезмерно маленьким ростом – всего четырнадцать ладоней
Ему не хотелось, чтобы она так его называла. И не потому, что он не был ее господином, и она прекрасно это знала! Ее ирония, ядовитые намеки и легкие уколы мешали ему вжиться в другое "я" на Фазе. Она, вероятно, считала его самозванцем, относилась к нему как к неизбежному злу, которое было сотворено без ее желания.
– Леди, – он употребил это обращение, выполняя ее волю, – нашего друга Нейсу вызывает к себе жеребец. Она должна произвести потомство, но, кажется, кобылица не очень‑то рада этому.
Голубая Леди сделала шаг к Нейсе, обняла. И намека на формальное радушие не было в этом ее жесте. Она спросила девушку‑оборотня:
– Мой верный друг Нейса дарует мне согласие объяснить все моему господину?
Нейса молча кивнула.
– Пусть это будет ее личным делом, – коротко сказала Леди Стайлу и невозмутимо прошествовала по внутреннему двору к себе, не позвав Стайла, но заранее зная, что он придет следом. И тут же, бросив на ходу: «Я сейчас вернусь!», он кинулся за нею. Они оставили в стороне показную вежливость, как только оказались наедине.
Стайл спросил:
– Отчего Нейса не захотела быть со мною откровенной? Она мне друг больше, чем тебе.
Леди пожала плечами.
– Если оставить тебя без охраны единорога, тебя ждет печальная участь. Согласись, что ты еще не достиг совершенства в магии.
– Возможно… – Внешне Стайл согласился легко, хотя в душе его покоробило. – Но, к счастью, – интонация его голоса стала ироничной, – хотя ты, Нейса и Халк отлично заботитесь обо мне, скоро мне не понадобится ваш надзор. Я избавлюсь от опасности, о которой ты знаешь.
По мере того как Стайл говорил, выражение лица Леди становилось все жестче. Благородство, чистота и нежность ее облика благополучно соседствовали с грубым душевным шрамом, который появился после гибели ее мужа. В воспоминаниях Леди о нем не было мягкости или нежности.
– Пусть будет так, как должно быть – сказала Леди. – Единорог не может сейчас оставить тебя, потому что Халк собирается уехать, а я не связана с тобою волшебством.