Верю в истины простые
Жизнь считаю не по дням.
Я корнями —
из России
Я корнями —
сквозь Россию…
Сколько лет стоит Россия,
Столько лет
моим корням.
Столько лет смеюсь и плачу
И живу
не наудачу,
Столько —
что-нибудь да значу,
И не значить
не могу.
Верю
в светлые истоки, -
Не в изъяны,
не в пороки, -
И, впитав земные соки,
В сердце
веру берегу.
(Александр Андреев)
Так же входит утро в наши города,
И большое солнце светит нам всегда.
И людей всё так же улицы полны,
Что ж вы лжёте, будто нету у меня страны.
Живёт страна, необъятная моя Россия.
Живёт страна, где встречали с мамой мы рассвет.
Живёт страна, где влюблялся я под небом синим.
Живёт страна, что ж вы лжёте, говоря, что нет.
(Вариация на стихи Л.Дербенёва)
Необычный был в лесу воздух. Густой, вязкий, словно сосновая смола, которой он так пропах. Казалось, что его ножом резать можно. В родной Тоскане у Паоло никогда такого ощущения не возникало, хотя пиньи ведь тоже сосны, но только совсем другие.
— Эй. Паоло, ты чего тормозишь, — прикрикнул Валерка.
— Я не торможу, я притормаживаю, — весело откликнулся Паоло, с наслаждением вдыхая полной грудью этот замечательный воздух. Они бродили по лесу уже не меньше часа, а он все никак не мог надышаться этим пьянящим ароматом.
— Ты не тормоз, ты медленный газ, — не удержался от подколки Валерка.
А Никита, естественно продолжил, нарочито растягивая согласные:
— А этто поззор всегго финсккого народа Тойво Лехтенен.
— Лехтенен уже ушел из гонок, там теперь Яри Хаппалайнен феерит, — поправил Валерка.
— Да я за "Формулой Один" особо не слежу, — пробурчал в свое оправдание двоюродный братец. — Просто Лехтенен как-то в память запал.
"Ещё бы не запасть", — подумал Паоло. Пару лет назад финского гонщика чествовали от Венеры и до Пояса Койпера за выигрыш восьмого сезона в карьере. Только вот сейчас у поклонников «Формулы» уже новый кумир, но тоже финн. Ну что тут поделаешь, в самых престижных автогонках Финляндия так же традиционно сильна, как Бразилия в футболе или Канада в хоккее с шайбой. Поэтому Паоло на всякий случай уточнил:
— Я не финн, а итальянец.
— Просто к слову пришлось, — в голосе малыша прозвучали виноватые нотки, и Паоло поспешил ему улыбнуться: ещё не хватало, чтобы Найк решил, что гость обиделся. Было бы на что тут обижаться. Мальчишка решил срочно сменить тему и поинтересовался:
— Валер, а почему этот поселок так называется: Солотча? Что это значит?
— Ну, спросил… — протянул Валерка. — Откуда мне знать. Это вот у Никиты спрашивать нужно, может он…
— Знаешь, Найк?
Валерка не любил, когда Паоло называл его Валерио. Не протестовал, не обижался, но чувствовалось, что ему такое обращение не нравится. Поэтому Паоло, если не забывал, всегда старался назвать его именно «Валерка». А вот Никите, наоборот, прозвище «Найк» явно пришлось по душе, и можно было не задумываться над тем, как к нему обратиться.
— Вообще-то этого никто не знает, — подчеркнуто важно произнес Никита. — Ученые выдвигают несколько вариантов. Например, если вы заметили, по берегу старицы много родников.
— Да уж, до сих пор зубы ломит, — хмыкнул Валерка.
Родниковая вода была удивительно чистая и вкусная, но и холодная до невозможности. Насчет "до сих пор" мальчишка слегка преувеличил, но сразу после глотка зубы и вправду ломило.
— В старые времена их называли «солодцами», вот отсюда и Солотча.
— Тогда уж было бы Солодча, через Д, — не удержался от замечания Валерка.
— А она раньше и называлась через Д. Вывеску на железнодорожной станции видел?
— Не, внимания не обратил, — честно признался старший брат. Младший довольно улыбнулся.
— Вот назад будем возвращаться, посмотри. Там как раз через Д и написано: станция «Солодча».
— Кстати, насчет назад… — Валерка вытащил из карманов бермуд коммуникатор. — Народ, уже четверть шестого. Пора домой, наверное.
— Может, ещё раз искупаемся? — предложил Паоло, кивнув в сторону видневшейся среди деревьев синей ленты старицы Оки.
— Идти далеко, — лениво произнес Валерка. — На озере вечером искупаемся.
— На озере мы и завтра можем искупаться, а сюда я теперь неизвестно когда попаду, — настаивал гость.
— Да ладно, хочешь, завтра опять сюда мотнемся?
— Нет, не надо. Если завтра мы сюда поедем, то, значит, куда-то уже не успеем. У меня всего неделя осталась…
— Десять дней, — уточнил пунктуальный Валерка.
— Пусть даже десять. Вы мне сколько всего обещали показать…
— Это точно, — Валерка поскреб пятерней лохматую макушку. — Ладно, куда плавать пойдем?
— На мысок, конечно.
Широкая долина Оки в этом месте была испещрена остатками от многочисленных старых русел, которые река за сотни лет поменяла множество раз. Два из них сливались недалеко от того места, где разговаривали ребята. При этом от одного из русел отходила в сторону небольшая заводь, так что между ней, устьем и второй старицей образовался небольшой мыс, покрытый мелким чистым песком. Лучшего пляжа придумать было невозможно, так что, хоть хороших мест для купания по берегам было навалом, всё равно и местные и многочисленные отдыхающие в первую очередь тянулись на мысок. Разве что когда он был переполнен, приходилось искать что-то другое, но сейчас свободного места на нём было более чем достаточно.
— Ладно, пошли! — решил Валерка и решительно зашагал в сторону пляжа.
— А какие ещё есть версии? — продолжал расспрашивать Никиту Паоло. — И зачем они нужны, ведь с родниками всё так хорошо объясняется.
— Как зачем? — удивился польщенный вниманием Никита. — Это же история, там должно быть так, как на самом деле, а не как кому-то там логично кажется.
Если Валерка в свои четырнадцать ещё сомневался в выборе профессии, то двоюродный братец, не смотря на то, что ему совсем только недавно исполнилось одиннадцать, определился со всей детской решительностью, что непременно станет физиком-теоретиком и будет заниматься, как и родители, квантовой физикой. И как полагается настоящему ученому, был дотошен до занудливости.
Иногда это приводило к совсем неожиданным проблемам. Например, на уроке истории учитель обмолвился о какой-то "Велесовой книге", как о великом достижении древнерусской литературы, а Никита не нашел ничего лучше, как вступить с ним в спор, доказывая, что эта книга — подделка, написанная в начале двадцатого века, а потому никаким достижением быть не может. К удовольствию всего класса «дискуссия» затянулась до самого звонка, зато потом родителям Никиты пришлось изрядно поволноваться по поводу итоговой отметки сына, впрочем, совершенно напрасно.
К счастью, это случалось с ним не часто, а если и происходило в присутствии Валерки, то тот быстренько переключал внимание братика на что-нибудь другое.
Но сейчас мальчишка решил не вмешиваться: раз Паоло добровольно вызвался на промывание мозгов, то так тому и быть.
— Другая версия говорит, что название происходит от солеварен: в старые времена их было в этих местах очень много. Соль — Солотча. Тоже ведь логично. Правда?
— Правда, — согласился Паоло.
— А третья самая интересная. Когда татаро-монголы разорили Рязань, они дальше двигались южнее. Здесь, на правом берегу были очень густые леса, они сюда не забирались. В Мурмино, говорят, их не было никогда. А вот в этих местах они были. Зимой. Небольшой отряд татарских разведчиков заехал в лес. Командир посмотрел на мохнатые заснеженные лапы сосен и елей, на игру солнечного света на инеи и сказал: "Солот ча…". На их языке это означало "красивое место".
Валерка повернулся и ехидно дополнил:
— А Москва так появилась: ехал князь Юрий Долгорукий по берегу и вдруг говорит свите: "Здесь будет мос…". Хотел сказать, что мост. Но не успел: лягушка как квакнет. "Ква!". Получилось «мос-ква». Москва. И пришлось князю город основывать.
Все трое рассмеялись. А потом Никита пробурчал:
— Да ну тебя.
Но было заметно, что обида у него шутливая.
— А что, на языке этих татаро-монголов действительно "солот ча" означает красивое место? — спросил Паоло.
— В книге было написано, я не проверял. Да и проверить трудно, язык же с тех пор изменился. Я пробовал читать на старорусском языке, ну то есть на церковно-славянском. Так вроде бы почти все понятно, но большинство слов не знаешь, а угадываешь.
— С итальянским такая же штука, — подтвердил Паоло.
— Да с любым языком так…
— Эй, историки, хорош языками молоть. Мы купаться собрались или на конференцию научную. Неужели ничего повеселее придумать не можете?
— Да запросто, ты только попроси, — хмыкнул вредный Никита.
— Ну, попробуй, — снисходительно предложил Валерка.
Малыш на какое то время задумался и ребята шли молча, но едва они вышли из леса на прогалину, как он обернулся и хитро посверкивая глазами объявил:
— Итак, мы с вами находимся на Лысой горе.
Называние вполне соответствовало пейзажу: сосновый бор, густо покрывавший высокий берег долины Оки здесь отступал от склона, образуя изрядную песчаную «залысину».
— А там где есть Лысая гора, должны быть ведьмы, скажи, Паоло? У вас в Италии ведь так?
— Найк, у нас в Италии ведьмы давно повывелись, — уточнил гость, но Никита увлеченно продолжал.
— А ведьмы летают на метле. Но мы ведь мальчишки, а значит не можем быть ведьмами, поэтому вместо метлы… вместо метлы…
По ходу фразы Никита стряхнул с ног шлёпки, нагнулся, чтобы взять их в руку и закончил:
— Вместо метлы мы сделаем вот так!
И раскинув в стороны руки, словно крылья, мальчишка с дурашливым криком «а-а-а-а» помчался вниз по склону. Было такое впечатление, что он вот-вот взлетит.
— Вот сумасшедший, — пробормотал Валерка, и вдруг увидел краешком глаза, что Паоло тоже избавляется от обуви с явным намерением последовать за Никитой. Валерка возмущенно насупился, по его убеждению в четырнадцать лет бегать по склону горы было совершенно несолидно. Не солидно, но очень заманчиво, поэтому спустя несколько секунд оба мальчишки неслись по склону.
По закону подлости у Валерки заплелись ноги, он упал и оставшуюся часть пути проделал уже кувырком.
Никита с Паоло заливались хохотом.
— И ничего нет смешного, — пробурчал мальчишка, поднимаясь на ноги. — Вам бы так полетать.
— Ага, точно, — поймал на лету идею Никита, и тут же рванул вверх по склону почти с такой же скоростью, с которой летел вниз.
— Куда?! Никита, давай назад!
Паоло легонько тронул друга за руку.
— Да ладно, чего ты, пусть подурачится.
— Ага, тебе легко говорить. А я за ним присматриваю.
— И что с ним случится?
— Шею свернет…
Паоло промолчал, не желая спорить со столь вопиющей глупостью.
Добраться до вершины у Никиты терпения не хватило. Примерно на середине склона он кувыркнулся и покатился вниз. По сравнению со скоростным спуском Валерки это было жалким подобием, но у подножия Никита поднялся вполне довольным и с явным намерением повторить приключение.