Внеплановый сбор был нежданным дополнением к нашей повседневной рутине. Мои братья и сестры обсуждали это и старались угадать причину сбора. Разводили слухи и теории. Не было ни одного тихого уголка, в котором бы они не разговаривали об этом. Даже на обеде, сидя рядом со своими братьями и сестрами, я выслушивал их предположения. У них никогда еще не получалось предугадывать новости, которые прошли через уши Первого, да и сам Первый, не говоря уже про весь ряд Старших, не отвечал ни на какие вопросы за столом. Мне самому стало интересно узнать… что нас ждет? Сколь серьезная вещь, или даже событие, ждет нас? Судя по лицу Первого, сидящего за самым дальним столом, он… не был доволен. Либо днем, либо новостями. Раз уж нас настигнет серьезная тема, то она будет довольно плохой. Или же… я ошибаюсь?
«Как думаешь, братик?» — Девяносто восьмая, нежным, но звонким тоном, привлекла мое внимание своим вопросом, передавая мне упаковку с надписью «Ростбиф». Ее улыбка говорила мне о том, что она нашла в этом внеплановом сборе что-то хорошее. Возможно даже… в ее голове витают предположения о хороших новостях. — «Что нам расскажет Первый? У наших братьев и сестер не очень хорошее воображение… Но может у тебя есть какие-то идеи?» Раздумывая над ее вопросом, я открутил крышку от упаковки и сделал из него пару глотков. Остальные братья и сестры, сидящие с нами за длинным столом, услышавшие ее вопрос, обратили на меня внимание, прислушиваясь к моим словам.
«Честно… Я не думаю, что нас ждут хорошие новости. Старший брат выглядит не очень счастливым…» — упомянув Первого, сестра обратила на него внимание, а за ней — сидящие рядом братья и сестры, услышавшие меня.
«Ты преувеличиваешь. Старший брат всегда такой хмурый, ведь быть „Старшим“ среди такой большой семейки быстро надоест, верно ведь?» — мой брат — восемьдесят девятый — махнул на меня рукой с улыбкой, слегка подшучивая. Некоторые улыбнулись или даже усмехнулись, услышав подобное возражение, но я и Девяносто восьмая даже не придали этому особого значения, продолжая рассматривать нашего Старшего брата.
«Даже если это так, мы не узнаем этого, братец. Лучше подождать сбора. Тогда все станет явным.» — восемьдесят восьмая, что сидела напротив меня, спокойно высказала свое мнение. Она была права. Мы только пугаем друг друга, создаем какие-то теории и просто тратим силы. Сбор начнется через несколько минут. Лучше подождать эти несколько минут, чем забивать свою голову предсказаниями.
В нужный час, отобедав, все мои братья и сестры собрались в зале. Образовав равные ряды, встав на нужные места. Каждый брат, каждая сестра… Все с нетерпением наблюдали за Первым. Выжидали момента, когда он произнесет первое слово. Когда он начнет делиться с нами новостями. Оглядев нас с планшетом в руке, он улыбнулся. Его улыбка… неужели у нас хорошие новости?
«Срочные новости достигли моих ушей. Доклад от „белых“, достойный нашего общего внимания. Новость, которая освятит наши дни.» — его звонкий голос буквально пронзал стены зала. Серьезность в его голосе заменилась радостью, и многие удивились подобному тону. Это значило, что нас ждало что-то совершенно невообразимое. После небольшой паузы, оглядев своих братьев и сестер, Старший брат раскинул руки в стороны. — «Семью ожидает пополнение!»
Зал наполнялся радостными криками, хлопками и свистами. Мы все были в восторге от подобной новости. Да и… кто бы не был рад? Если многие были рады очередному свежему лицу, за которым каждый будет ухаживать и приглядывать, то я был рад тому факту, что хоть для кого-то я стану «старшим». Нашей радости не было предела, но первый не особо радовался этому, оглядывая нас. Наверное он уже успел выплеснуть из себя весь восторг от подобной новости.
«Неужели это будет первый „трехзначный“ ребенок в семье?» — одна из моих сестер задала этот вопрос Первому, когда все братья и сестры в зале немного успокоились и утихомирились.
«Именно так, Сорок седьмая! „Белые“ сообщают, что наша Великая мать несет в себе Сотого — первого „трехзначного“ в нашей большой семье! Они еще не выяснили, будет ли это братик или сестренка, но они назвали точную дату появления нашего нового члена семьи. Нашей Великой матери нужно еще три месяца, чтобы родить.» — строгость в его голосе разделялась с восторгом, а руки его жестикулировали в разных манерах и позах, словно он пытался показать нам все, что выходило из его губ. Я же был очень рад и удивлен подобному, ведь не каждому суждено стать таким «редким» в нашей семье. Он или она… будет младшим «первым» среди остальных «Трехзначных», и этому можно долго гордиться. Рассказав все детали… Первый замолчал, а его улыбка пропала. Глаза опустились, разглядывая братьев и сестер около себя. Увидев подобное, вся радость пропала и у моей семьи. Мы не понимали причины, по которой он так разочарован или расстроен, но после долгого молчания, он все же поднял свой взор на нас.
«Эта была не единственная новость, пришедшая к нам сегодня. Хорошая новость ударила по нам в этот момент, но вторая ударит сильнее. Горестная весть шла следом за счастливой.» — его голос буквально потух, а тон стал тише. Мы прониклись его печальным взглядом, с волнением разглядывая своего Старшего брата, ожидая неприятных новостей. Вздохнув, он поделился с нами ею. — «Для Великой матери это будет… последним ребенком. Она умирает. „Белые“ все еще надеются на то, что она покинет нас только после того, как даст жизнь своему очередному ребенку. Если „трехзначный“ погибнет в утробе… Вместе с ней… это будет трагедией.»
Новость была не столько печальной, сколько шокирующей. Переглядываясь и перешептываясь, братья и сестры пытались понять причину подобной вести. Найти ответы на вопросы, или вопросы, на которые нужны ответы.
«Но ведь… мы даже не увидим ее, если это так. Мы… обязаны ей…» — Девяносто восьмая… Моя сестра… Я стоял за ее спиной и слушал ее шепот, медленно превращающийся в тихий плач. Мне самому становилось грустно от одной лишь мысли, что мои мечты… увидеть мою мать… Вопрос настигнул меня, и я набрался смелости и духу, чтобы задать его. Это запрещено, но я должен был это сделать.
«Можем ли мы увидеться с ней в последний раз?» — сказал я громким тоном, и мой вопрос эхом прошелся по залу, заставив всех моих братьев и сестер обратить на меня внимание… кроме Первого. Он лишь произнес: «Нет», продолжая смотреть куда-то вдаль. Его отказ был для меня… шокирующим. Теперь в моем голосе звучал гнев, и я не мог усмирить его. — «Она умирает, а ты даже попрощаться с ней не дашь? Взглянуть на ее лицо в последний раз? Ты обещал нам увидеться с ней, когда настанет время!»
«Я сказал нет, Девяносто девятый! Это не просто запрещено, но и опасно!» — гнев Старшего брата не влиял на меня, как и его слова. Я не видел смысла в его оправданиях. Он просто хочет огородить меня от матери!
«Чем может быть опасна встреча с моей матерью?! Я хочу ее видеть!» — даже не думал, что смогу кричать так громко, заглушив Первого своим яростным тоном, и мои братья и сестры начинали поддерживать меня в этом вопросе. Тем не менее, я лишь сильнее разозлил его этим. Он со всей силы ударил кулаком по лекторной стойке, заставив ее издать громкий хлопок, сопровождающийся глухим звоном.
«Довольно!» — крикнул он в мою сторону, пронзая меня своим взглядом. Его глаза были наполнены гневом, но он едва сдерживал его в себе, стараясь не повышать свой тон слишком сильно. Мои братья и сестры были готовы поддержать мой вопрос, но его поступок… он заставил всех испугаться. Занервничать. Замолчать. — «Никто из нас не должен приближаться к матери в этот момент, и я готов пойти на все, лишь бы никто из вас не оказался рядом с ней! Она умирает не от старости, но от болезни, с которой „Белые“ не могу разобраться. Ее жертва не будет напрасной, ведь она не только родит, но и поможет в разработке лекарства для этой болезни!» Я все еще не видел смысла в подобных предосторожностях и запретах, и я был не единственным. Мои сестры, стоящие неподалеку, иногда перешептывались между собой, не веря словам Старшего брата, но он не остановился на этом. Он положил планшет на стойку и продолжил свое объяснение, не сбавляя тона.
«Помимо этого, у меня есть еще одна причина, по которой вам лучше не видеть ее в подобные часы! Вы испытаете меньше стресса от ее смерти, ведь ее лица никто из вас не видел и не увидит. Смиритесь с этой потерей! Тема закрыта!» — с этими словами, он осмотрел нас всех с огнем в глазах. Он словно ожидал чего-то, то никто не решался сказать и слова. Братья и сестры в страхе наблюдали за ним, тихо перешептываясь со своими соседями. Даже моя сестра — Девяносто восьмая — едва сдерживая слезы, старалась не отрывать от него взгляда. Она хотела обнять меня, но боялась повернуться. Спустя момент, Первый молча повернулся к лестнице и начал двигаться к ней, произнеся — «На этом все.»
Новость Первого стала настоящим… катализатором, смешивающим все наши чувства. Кто-то обсуждал хорошую новость, кто-то плохую, и так моя семья разделилась на две палаты, в котором оптимисты думают о жизни «трехзначного» и готовят ему подарки, а пессимисты… Они просто молчат. Говорить о своей матери, которая скоро покинет их, а также про утерянные возможности увидеть ее — бессмысленно в эти моменты. Девяностый все еще искал мне места, в которых пригодится моя помощь, и я был благодарен ему за это. Тем не менее, я должен был как-то проводить остаток своего времени, и это было превосходной возможностью уделить мое время моей сестре-близнецу. Девяносто восьмая очень любит стрелковое оружие, практикуясь на определенном участке полигона.
Полигон представлял собой большую комнату, разделенную на несколько частей. Эта была одна из тех комнат, в которой стены были покрыты не сафиритовыми пластинами, но нанопластидном — гибким и прочным сплавом из трех металлов, представляющим собой широкую, сероватого оттенка, пластину, закрывающую собой стены полигона. Подобный материал не оставлял на себе следов от пуль, царапин, грязи, не горел и всегда оставался гладким, словно его никто… и не трогал вовсе. Девяносто восьмая сейчас находилась в одном из отделений полигона, практикуясь в стрельбе. В одиночестве. Я мог слышать глухие хлопки, издаваемые ее пистолетом. Она стояла в одной из пяти кабинок, метко стреляя по округлым целям из нанопластида. Датчик издавал легкий звон, когда она попадала по цели, отображая детали на экране слева. Я стоял за ее спиной и наблюдал за отчетом на экране. Сестра не сразу заметила меня и была сильно удивлена моему появлению, резко повернувшись ко мне лицом. Повернулась она не полностью, так как пистолет, который она держала в руке, не мог пройти через барьер-анализатор. Эти меры безопасности не раз доказывали свою пользу в подобных случаях.
«И-извини. Я не ожидала увидеть тебя за моей спиной.» — с этими словами, повернувшись обратно, она аккуратно положила пистолет на стол, заранее вынув обойму и разрядив его. Только потом она повернулась ко мне и встретила меня с теплыми объятьями. — «Рада тебя видеть, братик.»
Время шло незаметно рядом с моей сестрой. Мы практиковались в стрельбе и даже соревновались друг с другом. На точность, скорость, экономность, попадания… И даже когда мы сосредотачивались на стрельбе, у нас получалось поговорить друг с другом и задать парочку вопросов на какие-то определенные темы. Сестра была очень хороша в стрельбе и не раз одерживала победу надо мной, выходя вперед на последних секундах. Я не удивлен этому. Пока я читаю книги, она днями сидит в полигоне. Это было единственное оправдание ее точной и быстрой стрельбе.
«Я снова обогнала братика! Хаха~! А говорили: „мальчики рождены для оружия“. Доказала обратное! Снова!» — с улыбкой на лице и радостными речами, прыгая от радости, она взглянула на меня через полупрозрачную панель, разделяющую наши кабинки. Она не видела на моем лице улыбки и тоже перестала радоваться своей победе, разглядывая мой угрюмый вид. — «Ну не расстраивайся ты так, братик. Это ведь всего лишь… игра. Развлечение.»
«Я не расстроен! Просто…» — мне пришлось убрать от нее свой взгляд, задумавшись над оправданием. Нет, я не был расстроен поражением. Я был расстроен… по другой причине.
— «Новость Первого… Я все еще не верю, что он так бессердечно относится к нашей матери. Отказывает нам в возможности повидаться с ней. Мы должны попрощаться с ней и уделить ей время, ведь мы — ее дети, разве нет? А он…» Мои слова заставили Девяносто восьмую задуматься. Подобная тема изменила ее настрой, но она не прекращала улыбаться мне. Этим она поддерживала меня. Грела меня.
«Я не знаю… как воспринимать его слова, братик. Может он и врет, но для этого у него должна быть серьезная причина, ведь он не будет врать своей семье, верно?» — ее тихий и спокойный тон никак не повлиял на ее слова. Они не успокоили меня, не заставили задуматься… Я уже знал, каким вопросом покрыть их и как отреагировать.
«А если он просто не хочет подпускать нас к маме? Если вся эта… болезнь и прочие его отмазки — просто ложь, а увидеть ее — не составит труда?» — ответа на мой вопрос не последовало. Сестра лишь отвела свой взгляд на пистолет, перезарядив его и коснувшись панели пальцами, запустив очередную волну целей. Я последовал ее примеру и сделал все, что сделала она, дополнив свой вопрос несколькими словами. — «Я бы сделал все, чтобы увидеть лицо моей мамы. Поговорить с ней. Даже если я рискую заболеть ее болезнью…»
«Даже если тебе придется пожертвовать жизнями своих братьев и сестер?» — вопрос моей сестры прозвучал внезапно, заставив меня промазать по цели. Она сказала это в серьезном тоне, не отрываясь от своих задач. В ее голосе… не было того привычного тепла. Тем не менее, я серьезно задумался над ее вопросом. Наше молчание длилось несколько секунд, и за эти несколько секунд я успел сосредоточиться и догнать ее по счету. Мой ответ был окончательным в этот момент, и я серьезно ответил на ее вопрос, разрядив пистолет. — «Жизнь одного не стоит жизни многих… Но… Я бы пошел и на это.»
Я проводил свои дни рядом с Девяносто восьмой. Сестра все еще нуждалась в моем присутствии, пока Девяностый ищет нам работу. Семья успела забыть про новости Первого спустя пару дней, медленно приготавливая подарки для нового члена семьи, который должен вот-вот появиться на свет. Все шло, как обычно. Завтрак, сбор, развлечения, обед, чтение, ужин, сон. Порой я даже задавался вопросами о моем окружении. Где сейчас Великая мать? Как ей помогают «Белые»? Кто они вообще такие? Иногда вопросы заводили меня так далеко, что я не мог ответить на них, не нарушив пару правил, чего я… не буду и не собирался делать. Великая мать… Она дала нам жизнь, собрала нас вместе, дав нам возможность вырасти среди всех остальных. К сожалению, я не помню ничего из моего раннего детства. Никто не помнит. Я помню только… как я был в окружении своих братьев и сестер, и я даже не знал их в то время. Тогда я был напуган и едва сдерживал слезы. Потом я начал заливаться слезами, а сестры пытались успокоить меня, обнимая, целуя и поглаживая. Мне тогда было… примерно пять лет. Хотелось бы вспомнить что-то более раннее и важное, но я просто не мог. Я был не в состоянии вспомнить свое прошлое.
Очередное утро, очередной галдеж моих полусонных сестер и братьев. Девяносто восьмая и Девяностый разбудили меня, открыв капсулу, вытаскивая меня со словами: «Подъем, сонная голова!». Я шел вслед за ними, прислушиваясь к словам сестер и братьев, проходящих мимо. Все, как обычно. Умывшись, я составил компанию Девяносто восьмой, делясь с ней очередной упаковкой с десертом.
«Братик… А где Первый? Я не вижу его в столовой.» — ее слова заставили меня оглядеть столовую, пристально наблюдая за всеми, выискивая до боли знакомое лицо моего Старшего брата. И он был не единственным, кого я не смог найти.
«Где весь Старший ряд?» — спросил я. На мой вопрос отреагировала не только Девяносто восьмая, но и мои братья и сестры, сидящие рядом со мной. Ответ не заставил себя ждать. Динамики издали легкий гудок, после чего все затихли, ожидая сообщения. Все, что исходило из динамиков — едва различимые голоса и звуки… словно кто-то переводит дыхание.