========== Недобрый вечер ==========
В семь часов после полудня из верхнего отдела напольных часов высунулась птичья голова, искусно выточенная из цельного бруска дерева: надбровные дуги-перья, крючковатый клюв, круглые матовые бусины из гематита — глаза. Щелчок маятника, всегда напоминавший Арману щелчок взведенного курка, начал отсчет нового часа.
Арман, до этого лежащий в кресле неподвижно, медленно сел и с ненавистью покосился на напольные часы, больше похожие на маленький гроб из красного дерева, отполированного до блеска. Он только поймал за хвост обрывок сна, но маятник выдернул его обратно в однообразное месиво из лиц, имен и событий, которое простые смертные называли жизнью. С его бессонницей, которая порой длилась месяцами, настоящий сон, даже минутная дневная дрема, был явлением редким и потому долгожданным. Обычно Арман после рабочей ночи садился в кресло у камина и смотрел на огонь, пока тот не потухнет, а потом сидел с закрытыми глазами в тишине, что заменяло сон. Конечно, обычным смертным такое грозило бы серьезными проблемами со здоровьем, и хорошо — какая удача! — что Арман смертным не был.
— Ваш ужин готов, господин, — проговорила, появляясь на пороге, служанка.
Гретхен Арман привез из маленького городка близ Цюриха — всю ее семью растерзали молодые, в первой луне, оборотни, которых он ненавидел наравне с бродячими фейри, хоть те и прикидывались несчастными путниками. Вышел по следам к фермерскому домику, начинил серебряными пулями волчат-погодок, видимо состоящих в близком родстве, и там же, среди распотрошенных тел, услышал сердцебиение человека. Умирающая Гретхен умоляла его помочь, и не то чтобы Арман сжалился, но накануне от старости скончалась его домработница, которая существовала с ним в мире последние тридцать лет, потому он подумал: стоит взять ее с собой. На его вампирской крови Гретхен встала на ноги через несколько дней и с тех пор ни разу своими действиями или словами не заставила его помыслить о напрасности поступка.
— Что там сегодня? — спросил Арман, застегивая манжеты поданной ему выглаженной рубашки с простым тугим воротничком — еще немного, и удушит, если застегнуть самую верхнюю пуговицу. Которую он всегда застегивал.
Гретхен, понимая, что интересуется он не ужином, ведь там всегда одно и то же, ответила:
— Прекрасный вечер, господин. Ни единого облачка, безветренно.
Арман удовлетворенно кивнул — сегодня можно без плаща и не брать зонт.
Вариаций ужина было не так уж и много — либо теплая кровь, либо холодная, либо полусырое, слабой обжарки мясо. Гретхен, исправно покупавшая запечатанную в донорские пакеты биологическую жидкость в основном первой и четвертой группы, старалась все же, чтобы присутствовало разнообразие: если теплая, то с гвоздикой или корицей, иногда подслащенная, если холодная, то с соком граната или базиликом. Базилик и клубника, к примеру, перебивали привкус почти полностью.
— Я отлучусь на сегодня, господин? — спросила Гретхен, укладывая рядом с его бокалом накрахмаленную салфетку.
— По случаю?
— Дени пригласил меня на свидание.
— Тебе до сих пор это интересно?
— Мне всего двадцать.
— Тебе теперь всегда двадцать.
— И потому мне всегда будет это интересно. Вам бы тоже развеяться не мешало.
Арман глянул на нее исподлобья, и Гретхен, стуча каблуками, покинула столовую.
Арману всегда было тридцать шесть. С точки зрения привлекательности среди женского пола, это было скорее плюсом, чем минусом — безупречный, отточенный столетиями вкус и привычки, которые многие считали признаком харизмы, играли ему на руку. Даже темно-бордовый шрам, пересекающий нос и заходящий на щеку, никого не отталкивал, хотя порой желалось, чтоб внимания на него обращали меньше.
Свои, где бы он ни появлялся, узнавали его издалека, а на смертных он сам внимание обращать отвык, считая их декорациями к происходящему действу, помня только, что в случае смертей обычных граждан он сам будет наказан увеличением срока службы в полицейском департаменте.
— Как делишки, Арман? — похлопал его по плечу Клинт, главный клоун отдела, когда Арман вошел в душное, наполненное тяжелыми запахами потных тел и нагретого пластика помещение.
— Лучше, чем у вас, детектив, — произнес Арман, отстраняясь на предпочтительное расстояние. — Алкоголь и сигареты не идут вам на пользу.
— Какие мы злые! — хохотнул выщелкивающий на клавиатуре досье напарник Клинта.
Арман обогнул столы рабочих пчелок в форме и двинулся к кабинету шефа, который, закрыв жалюзи и скрывшись от глаз жужжащего улья, разговаривал с кем-то по телефону. Проскользнув в кабинет, Арман опустился в кресло напротив и приготовился ждать, пока к нему обратятся, но шеф положил трубку и двинул ближе тонкую папку.
— Три листка? — удивился Арман.
— Ну извините! — фыркнул шеф. — С вашей братией нам не тягаться. Это все, что удалось узнать за два месяца. Три закрытых наркопритона, владельцы не знают, кто производит «пыль», получали через курьера, на которого их вывел местный торчок, который, в свою очередь, обнаружен не был. Каждый раз называют разные имена и клички.
— А это кто? — Арман коснулся ногтем фото азиата, стоящего в профиль с бокалом в руке — снимали из окна здания напротив, скорее всего. Ресторан или выставка.
— Вивьен Моро, сын известного дипломата. Усыновлен, разумеется. Был замечен в Чайна-тауне выходящим из лавки, где под видом покупки игл для акупунктуры приобретаются запрещенные вещества. Ты же знаешь, мы проходим с рейдами раз в несколько дней, но им хоть бы что — ни следов, ни намека. Злачное место, но обычно ошивается всякий сброд, а тут такая персона.
— Парень решил пару раз познать дзен, а его уже пришили к делу. — Арман еще раз посмотрел на фото, пробежался глазами по строчкам и вернул папку. — От меня что требуется?
— Сегодня в «Вешалке» состоится встреча клиента с курьером. Клиент — из ваших. Утром птичка начирикала — через час, в вип-комнате. На кону один фунт чистого порошка. — Шеф папку забрал и спрятал в ящик стола под ключ. — Только переоденься.
— Не вижу смысла, — ответил Арман, поднимаясь. — Кто знает меня, того и гавайской рубашкой не обманешь.
— Вуд, — голос шефа стал тверже, — это не просьба.
Бросив через плечо стандартное прощание, Арман покинул управление и не спеша зашагал в квартал, считавшийся не слишком благополучным, но оттого еще более интересным в плане времяпрепровождения. В ту же «Вешалку» часто заваливались представители древних кланов, будь то оборотни, вампиры, эльфы, наги, дракониды или любые сущности, мелькающие в мире смертных. Разновидностей одной и той же расы могло в один вечер насчитаться до десятка, а тех же фейри — до полусотни: лепреконы, банши, гроганы, клуруканы, сиды… Все они давным-давно научились жить среди людей, переняли их повадки, и отличить их можно было лишь по характерной черте — все они, прекрасные и идеальные с виду, за исключением низших вроде лепреконов, обладали врожденным уродством. У кого-то имелись кривые зубы, у кого-то одна нога короче другой, кто-то был шестипалый или, наоборот, не досчитался пальцев с пеленок. Арману и смотреть не нужно было, чтоб отличать их от людей, от них пахло всегда специфически и по-разному, и как бы ни куталась в прозрачные платья от Диор блондинка с формами Ким Кардашьян, от нее несло могильной землей и выдавало родство с сидами.
Их и сейчас в зале клуба, увешанного неоновыми, кислотных цветов, гирляндами с букетами стеклянных сосулек, образовывающих над головами танцующих единое полотно, крутилось не меньше, чем людей. Арман занял место в самом дальнем углу, за стойкой, ремни наплечной кобуры под пиджаком почти не ощущались, как и тяжесть пистолета, обычного самозарядного короткоствольного «тауруса». С серебряными пулями в магазине, два запасных — за поясом.
До встречи предполагаемого клиента с курьером оставалось всего ничего, когда на высокий стул рядом плавно опустился Вивьен Моро, божественно прекрасный, как и все фейри Благого двора — высшие из них, благонастроенные к людям. Странно было видеть столь возвышенное создание в этом гадюшнике, но Арман в совпадения не верил и наблюдал за ним, склонив голову над стаканом крепкого виски — единственное, что он мог глотать из алкоголя. Вивьен его тоже заметил, цеплял взглядом из-под падающих на лицо темных прядей и иногда заводил их за ухо тонкими пальцами. Такой весь изящный, как цветок вишни, вышитый на кимоно, что Арман видел однажды на выставке в Японии. Пахло от него чем-то свежим, прохладным, но приятным, навевающим мысли о летнем слепом дожде, и даже жаль было осознавать, что это существо заявилось сюда по вполне прозаической причине.
Город со времен старого Чикаго с кабаре-барами делился на секторы — южная часть закрепилась за оборотнями, север и восток занимали фейри различных мастей, а запад переходил из рук в руки и считался свободным. Обычно представители разных кланов не заходили на исторические владения друг друга, только по важной причине, не считая вот таких вот «Вешалок», где чистоту публики не блюли и морды били так же часто, как сношались в закутке рядом с мусорными контейнерами. Для тех, кто имел при себе деньжата и желание потрахаться на кровати, предоставлялись комнаты наверху.
Арман посмотрел через плечо и вновь натолкнулся на откровенно заинтересованный взгляд. Он подумал было отступить от правил и заговорить с подозреваемым, не упуская при этом из виду лестницу, по которой поднимались на второй этаж, но между ним и азиатом вклинился незнакомец в кожанке — человек.
— Привет, заждался меня?
Вивьен, словно очнувшись, ответил:
— Немного. Идем?
Мужчина, приобняв его за талию — чересчур развязно, как показалось Арману, — повел к лестнице. Дождавшись, когда они пройдут через толпу, Арман бросил на блюдце купюру, кивнул бармену и двинулся за парочкой, которая скрылась в одной из випок.
— Как предпочитаешь? — хмыкнули из-за двери. — Стоя или лежа?
Вивьен вздохнул:
— Предпочитаю сразу к делу. Доставай.
После этих слов послышался звук открывающейся молнии, и мужчина проговорил:
— Один фунт. На слово поверишь или будем взвешивать?
Момент для того, чтобы обнаружить свое присутствие, был самый подходящий, потому Арман, открыв дверь — ее даже не потрудились запереть, — вошел внутрь. Мужик, бросив пакет на кровать, поднял руки.
— Надел, — не сводя глаз со стоящего у окна Вивьена, произнес Арман. Добытые из кармана наручники он бросил курьеру, палец второй руки лежал на курке «тауруса». — Ты тоже не дергайся. С двоими я не справлюсь сразу, кого-то одного тогда придется убить.
Лицо у Вивьена было такое, точно Арман вдруг не оправдал его ожиданий.
— Как вы не вовремя, господин полицейский.
— Полиция всегда не вовремя, — не стал разубеждать его относительно своего статуса Арман, заметив с удовлетворением, что курьер защелкнул на себе наручники. — Сами пройдете со мной к выходу или придется применить насилие?
Вивьен дернул головой в сторону двери, и курьер ломанулся к выходу, опрокидывая торшер. Арман догнал бы его до того, как его нога коснулась коврика у порога, но не стал этого делать, потому что в лоб уперлось дуло пистолета. Арман поднял руку выше, касаясь своим «таурусом» гладкого лба напротив.
— Вы же меня не пристрелите, — сказал Вивьен, и Арман понял, что он прав — ему определенно не хотелось этого делать. — А вот мне сказано не оставлять свидетелей. Вы мне понравились, но — увы.
Арман больше всего на свете не любил получать пулю в лоб. В легкие, в печень, в сердце, только не в голову. Падая на выцветший коврик у кровати, он успел подумать, что сегодняшний вечер не удался.
========== Душистый горошек ==========
У господина полицейского за секунду до того, как пуля вошла в голову, зрачки расширились и ресницы дрогнули — как и минутами раньше, внизу, в баре, когда он обернулся. Вивьен готов был поспорить, что тоже ему понравился. И какое скотство, что ему пришлось пристрелить такого обалденного мужика, еще и, по сути, без особой причины, потому что тот оказался не в том месте не в то время. Склонившись над телом, Вивьен изучил тонкий шрам и широко распахнутые серые глаза с темными крапинками по краю радужки. Такие умные, проницательные, но пустые сейчас.
Жалко.
Не давая себе времени на секундное замешательство, Вивьен сунул пакет с «пылью» за пазуху, выскользнул сначала из комнаты, затем из клуба через заднюю дверь и убедился, что курьер исчез. Выходило, что встреча прошла безрезультатно, кроме того, пострадал невинный человек. Но иного выхода не было — если бы узнал Глор, старший брат, смерть случайного свидетеля сделалась бы более долгой и мучительной, ведь тот признавал только холодное оружие. Вивьен раньше не любил оружие, но в семнадцать ему подарили катану и «глок» с гравировкой — фамильный герб и вензель «В». Всей этой рисовки, в отличие от старшего брата, он не любил, катану повесил на стену, а пистолет сунул в нижний ящик комода с бельем.
Необходимости таскать его с собой не виделось, к Вивьену и так с детства была приставлена охрана, ведь он был сыном посла, но и не только поэтому. Как раз и не поэтому, поскольку посол по совместительству возглавлял самый большой в Европе клан фейри, некогда названных простым людом «героическими». По сути, их предки были бродячими фейри, помогающими юношам и девушкам с добрым сердцем бороться со своими злыми сородичами, они могли указывать путь и оберегать от зла, одаривать бедняков случайными кладами и выводить заблудившихся детей из чащи. Большую часть дня предки Вивьена предавались праздной лени и шатались по свету, но, когда представлялась возможность щегольнуть добрым помыслом, они всегда это делали. Посол, гостивший в Азии со своей женой, узнал в маленьком попрошайке, каким был тогда Вивьен, своего и решил взять в семью. С самого детства Вивьен рос на равных с Глором, и упоминаний, что мальчик из Азии был не родным, никогда не слышалось. Все они были родными априори.
Финансовая империя Моро строилась и процветала благодаря наследию деда, который создал «пыль» такого качества и чистоты, что конкурентов на рынке фейской наркоты не имелось в течение десятков лет, и по сей день все попытки приблизиться к идеальной формуле получения вещества оставались безуспешными. У Моро скупались все вне зависимости от статуса в обществе людей и расовой принадлежности: политики и правозащитники, фейри всех видов и псы с кровососами — все плотно подсели на эйфорию, продающуюся в вакуумных упаковках. На людей она не действовала — поначалу, потом ушлые посредники научились бодяжить ее с чем-то еще, и бизнес на время стал проблематичным, поскольку за Моро взялась человеческая полиция. Однако в том, что полиция была человеческой, крылся и огромный плюс — пара телефонных звонков и незначительные суммы вернули всё на свои места.
Империя процветала, и никто не мог подумать, что на рынке появится достойный конкурент, который предложит аналогичный по чистоте и действию товар, но вдвое меньше по стоимости. А вот с этим бороться оказалось сложнее, учитывая, что за два месяца не появилось никаких зацепок, что смогли бы натолкнуть старшего Моро на мысль, кто хотел его обанкротить. Вернее, догадок и предположений было с избытком, а вот фактов — ноль.
— Луи давно под меня копает, — раскуривая сигару, задумчиво произнес отец. — Я ведь на его территорию залез, переманил закупщиков. Ингред мог тоже, тот еще шакал. Финн мог. Даже Муртас и тот мог.
— Я возьму Муртаса и Финна, — сказал Глор. — А Ви пусть берет Луи и Ингреда. Если окажется, что ни один из них не причастен, будем искать дальше.
Вивьен тогда, два месяца назад, не представлял, во что это выльется и как надолго затянется. Можно было отправить папиных людей проверять всех, но кредо всей их семьи звучало не иначе как: «Если можешь сделать сам — делай сам». Чем больше лиц было задействовано в предприятии, тем меньше шансов имелось на его успех. Именно благодаря тому, что старший Моро и почивший дед всегда все делали сами, предприятие жило и оставалось относительно неуязвимым для человеческих органов правопорядка, а уж среди своих — тем более. В мире фейри их никто не осмелился бы задевать в открытую.
К Ингреду Вивьен наведался первым, тот держал лавку с благовониями и оборудованием для акупунктуры в китайском квартале. Чтобы добраться до него, нужно было пройти с дюжину ресторанов и кафе, и они были самым замечательным, что можно отыскать в этом месте: дим-сам, свиные клецки и пельмени во фритюре, сливочные и яичные булочки, настоящие острые закуски из провинций, курица чили, маринованные куриные ножки, омары и крабы, рисовое вино и саке. В пятницу здесь было не протолкнуться, а уж вечером пятницы — тем более. В этом маленьком государстве, где имелись свои банки и таунхаусы, можно было купить настоящий чай из хризантемы, веер из шелка, фонарики из рисовой бумаги, сувениры — абсолютно все, включая запрещенные даже в фейском современном обществе предметы и вещества. Вечером тут всегда царила атмосфера праздника — вывески мигали, зазывая внутрь закусочных, на каждом углу из витрин магазинов выглядывали драконы, на столбах с указателями зажигались фонари с иероглифами. Света было много, но он был приглушенный и желтый, казалось, что вот-вот начнется фестиваль бумажных змеев.