1 часть
12 марта 1893 года
Это был холодный день. Мрачный (как тысячи мрачных дней в Англии) и туманный день. Собирался дождь. В салоне первого этажа сидел один мужчина. Сведя брови, он старался читать книгу, позволив экономке как мальчишку загнать его в эту комнату и приказать ему сидеть здесь и найти себе занятие. Со стены на него смотрел семейный портрет, где у всех были такие же сосредоточенные лица.
Улыбнуться мужчина смог себе позволить только когда экономка с нескрываемым восторгом вошла к нему.
– Сер, мистер Фёрт, у Вас родилась дочь, – говорила она, – и она уже удивительно красива. Ваша жена отдыхает.
– Значит, все хорошо? – мужчина захлопнул книгу.
– Более того, все замечательно! Вы можете больше не мучить себя переживаниями. Сер, я могу распорядиться, и Вам нальют чай с травами, если Вы все еще…
– Ох, мисс Даун, Вы очень добры, – он поднялся с дивана, – но я, пожалуй, хочу пройти в свой кабинет. Меня ждут дела.
– Конечно, конечно, – и она начала ему кланяться, когда он выходил из салона.
Он направился в личный кабинет, который находился прямо по коридору, рядом с библиотекой. Прошел внутрь, осмотрел стены, сел в кресло за столом и широко улыбнулся, почти шепотом произнеся:
– У меня родилась дочь.
Свое ликование он излил на стены кабинета, радуясь, что роды, которые обещали пройти тяжело, оказались достаточно простыми, чтоб у него родилась здоровая дочь, и в живых осталась любимая жена.
Ближе к вечеру он навестил их. Его жена лежала в постели, и ее привычная бледность сменилась краснотой щек. А рядом в полотенцах барахталось маленькое слабое существо с большими черными глазами.
– Мисс Даун сказала, что она родилась красивой, – усмехнулся мужчина.
Женщина в ответ засмеялась:
– Перестань, с годами она станет прекрасной.
– Я в этом не сомневаюсь, – ответил ей муж и взял дочь на руки.
– Как назовем дочь? – спросила женщина, поправляя свои спутанные волосы.
– Я помню, мы долго об этом думали…
– Не хотели давать имя, пока не были уверенны, что родится она здоровой, – говорила жена, – но я всегда думала над именем Роузмари.
– Роузмари? Но сейчас так никого не называют, – ответил ей мужчина.
– Я знаю, просто мне очень нравится это имя, а второе можешь выбрать сам, – ответила она.
– Вторым я хочу имя твоей матери, – ответил ей муж.
– Присцила? Но ведь сейчас тоже так никого не называют! – и она рассмеялась.
В ответ на их разговор и смех, маленькая девочка на руках отца громко заплакала.
Так на свет появилась Роузмари Присцила Фёрт.
Шли дни, недели, годы. Девочка воспитывалась родителями, няней и гувернанткой, которая с юных лет должна была взращивать в Роуз благовоспитанную леди, но она из нее никак не получалась. Роуз обожала спорить, ловила рыбу в пруду поместья голыми руками, мочила туфли и пачкала их в грязи, рвала платья и никогда не плакала, когда няне приходилось пользоваться розгами.
– Она не выносима, – проговорила однажды миссис Фёрт, входя к мужу в кабинет, – Роуз снова оборвала шторы в холле третьего этажа.
– Милая, ей три, она мало что еще понимает, – говорил ей муж.
– Я не помню, чтоб матушка говорила мне хоть раз, что б в её возрасте я вела себя подобным образом, – говорила ему жена.
– Милая моя Кетрин, сядь же и успокойся, от оборванной шторы еще никто не умирал, – говорил мистер Фёрт.
– Ты так спокоен, порой меня это обескураживает, – жена все же села в кресло у камина.
– Но кто-то из нас двоих должен же обладать ясностью ума и хладнокровием.
Женщина лишь тяжело вздохнула и перевела взгляд на полки книг, а позже решила сменить тему.
– Писал ли кто из Лондона?
– Нет, милая, совсем никто, но ты можешь сделать это первая. Напиши, например, своей кузине Марте.
– О, нет, я не хочу начинать эту переписку, она снова будет жаловаться в письмах на этот ужасный мир… На мужа, на огромные расходы и постоянные визиты на кладбище! Действительно, ужасная судьба у Марты, как хорошо, Эбенейзер, что ты у меня не держишь похоронное бюро.
– Да упаси Бог, Кетрин, – ее муж усмехнулся.
– Наверное, ты прав, я напишу Марте, – ответила ему жена, – я слишком давно последний раз интересовалась её делами.
– Хотя знаешь, – муж наконец поднял взгляд от бумаг, которые читал, – это очень прибыльное дело.
– О чем ты? – миссис Фёрт глянула на мужа.
– Похоронное бюро, – ответил муж, поднимаясь из-за стола, – люди умирают каждый день, значит и прибыль ежедневная. Людям необходимо оплатить множество вещей, чтоб похоронить усопшего. Думаю, муж твоей кузины имеет хороший доход.
– Эбенейзер! Как низко считать усопших и горе их близких не более чем способом заработка больших денег! – миссис Фёрт покраснела от переполняющих ее эмоций.
– Но ведь так оно и есть, – муж обернулся к жене, – ведь на эти деньги Марта покупает себе туалеты, а ее муж – новые экипажи.
– Порой твоя прямолинейность граничит с бескультурьем, – выдохнула миссис Кетрин, поднимаясь на ноги, – вот в кого наша дочь.
– Роуз прекрасное дитя, – ответил ей муж.
– Конечно, прекрасное, только вздорное, как и ее отец, – ответила женщина, – а теперь я лучше пойду, мне еще необходимо написать письмо кузине и проследить, чтоб Роуз не оборвала еще где-нибудь шторы.
Пусть иногда мистер и миссис Фёрт позволяли себе повышать голос друг на друга, возвращались вечером они в общую спальню, где вели себя так, словно никаких конфликтов днем между ними не было.
Роуз росла, и миссис Фёрт привыкала к ее скверному характеру, несвойственному леди, пусть из всех сил старалась в ней это упразднить. Мистер Фёрт же закрывал глаза на непослушание дочери, из-за чего его жена повторяла не раз: "Ты ее поощряешь!". В ответ мужчина порой мог только пожать плечами.
Роузмари никому не подчинялась, не слушая даже свою гувернантку, систематически не выполняя самостоятельные задания и читая книги, которые хотела сама. Фортепиано стало для Роуз сущим наказанием, когда ее посадили за него в возрасте восьми лет. Девочка упорно отказывалась от многочасовых тренировок игры и заучивания нотной грамоты. В дни, посвященные музыке, Роуз убегала в поле, принадлежавшее ее отцу и отсиживалась там, спрятавшись за сеновал и читая что-то из отцовской библиотеки. Обычно это были книги с картинками, в которых она мало что понимала, просто пробегая глазами по тексту. В этот момент до нее доносились крики ее няни и гувернантки: "Присцила! Присцила!" – откуда-то издали от стен усадьбы. В такие дни миссис Фёрт не могла найти себе места, исписывая бумагу в письмах своей кузине Марте. Последние пять лет их переписка стала постоянной, где миссис Фёрт жаловалась на взбалмошную непослушную дочь и безучастного мужа, поддерживающего распущенность дочери. В ответ кузина Марта писала что-то очень похожее про эгоистичного и несдержанного сына и мужа, что вечно пропадает в своем похоронном бюро, на плантациях и слишком часто отлучается из Лондона по своим делам. Мистер Фёрт же все это время видел в своей дочери просто девочку, пусть иногда капризную, но просто маленькую девочку, на которую взвалили страшно ответственное задание – к восемнадцати годам от роду необходимо было стать благовоспитанной дамой, играющей на фортепиано, умеющей шить, любящей читать и знающей французский язык как родной.
– Невыносимо смотреть, как ты закрываешь глаза на воспитание нашей дочери, – говорила мужу жена.
– А что я должен сделать? Я не умею вышивать, – ответил ей мистер Фёрт, не отрываясь от бумаг.
– Эбенейзер, но ты ведь ни разу ее не наказывал, – женщина сидела в кресле у камина.
– А почему я должен ее наказывать? За что? – мужчина поднял голову и снял очки.
– Она не хочет учиться, – ответила женщина.
– Какое огорчение, ведь в ее возрасте я прям рвался грызть гранит науки, – ответил мистер Фёрт, сдерживая улыбку и возвращая взгляд на бумаги и письма на столе.
– Ты невыносим! – тяжело вздохнула женщина.
Борьба шла бесконечная, так как чем старше становилась Роуз, тем сложнее на нее было воздействовать.
– Я знаю пару арий. Не знаю, почему должна продолжать занятия на фортепиано, все равно, только эти две будут рады услышать в обществе, – сказала однажды Роуз матери.
– Ты должна знать больше, чем две арии, Роуз.
– Зачем? Для кого? Для меня самой лично это не нужно.
– Ты ошибаешься, нужно, – говорила ей мать, – мне нужно.
– Если тебе нужно, то сама и играй.
Миссис Фёрт подобными заявлениями была крайне оскорблена и не смотря на возраст Роуз, ее наказали за это розгами. Но, как и обычно, она осталась непоколебима, ни слезы не скатилось по ее щекам. А позже она продолжила пропускать занятия, объясняя это отсутствием их необходимости.
– Когда ни один жених не согласиться взять тебя в жены, ты поймешь, как важно было знать больше чем две арии, – говорила ей мать.
Так Роузмари исполнилось шестнадцать, и ее решили в первый раз привезти в Лондон, к кузине ее матери Марте и ее семье.
25 апреля 1909 года
Дорога обещалась не долгой, но Роуз уже испытывала страх, что в экипаже ей, как и всегда, станет дурно. Ее камеристка в это время стягивала Роуз корсет с такой силой, что Роуз была готова упасть без сознания уже в своей спальне.
– Не так сильно, – проговорила она, а потом словно опомнившись добавила, – пожалуйста.
– Простите, мисс Фёрт, – девушка завязала шнурок корсета, – теперь само платье.
Она помогла ей одеться.
Роуз к шестнадцати была слабо похожа на девочку, что когда-то пыталась ловить рыбу в пруду поместья руками, но по мнению ее матери, ее воспитание было далеко от идеала.
Ее волосы вились крупными локонами, веснушки, что были в детстве яркими рыжими пятнами, посветлели, и их было плохо видно на коже. Волосы с возрастом слегка потемнели и стали русыми. Внешне она была похожа на леди, но внутри нее шла вечная война между послушанием и бунтарством. Всем своим существом она ненавидела платья, что висели в ее шкафу, корсет, что затягивали на ней так крепко, что не хватало воздуха, и все эти правила и манеры, которые ей было необходимо соблюдать. Она стояла в своей комнате, пытаясь отдышаться, но из-за корсета воздуха ей решительно не хватало. Казалось, что от удушья она вот-вот впадет в панику, но дверь в ее комнату открылась.
– Ты готова, Роуз? – это была ее мать.
– Почти, матушка, – ответила девушка, и камеристка надела ей на голову шляпу, ловко завязав зеленые ленты.
Они втроем вышли на улицу, где их ожидал мистер Фёрт.
День выдался облачным и прохладным, казалось собиралась гроза, и порывистый ветер рвал кроны деревьев и кусты цветов. Это радовало Роуз, так как подобная погода позволяла ей крепко стоять на ногах, не смотря на нехватку воздуха.
– Мои милые дамы, – обратился мистер Фёрт к жене и дочери, – проходите в экипаж, нам пора отправляться. И Вы, мисс Хенсли, садитесь.
Больше всего Роуз ненавидела экипажи, так как в них ей всегда становилось плохо, но в этот раз, прижавшись головой к спинке сидения, и пытаясь обходиться небольшими порциями воздуха, она смогла доехать до Лондона, ни разу не потеряв сознание.
Столица Англии встретила её солнечной теплой погодой, и пока они ехали по городу, Роузмари внимательно разглядывала его через окно. Пекарни, лавки с мясом или рыбой, банки. Этот город был огромен и настолько шумным, и активным, что Роуз казалось, словно она попала в муравейник. Она разглядывала мужчин и женщин – кто-то был одет скромно, кто-то был в лучших туалетах, но все шли в общей толпе горожан по мощенным улочкам.
– Марта будет рада, наконец, увидеть тебя, – говорила миссис Фёрт, – ведь последний раз она видела тебя, когда тебе было всего пять месяцев от роду.
– А я, так можно считать, увижу ее первый раз, – ответила Роуз.
Миссис Фёрт уже хотела что-то сказать, но заговорил её муж:
– Миссис Марта Фергюсон понравится тебе, – говорил он, – она живет вместе со своим мужем мистером Гарри Фаргюсоном, и у них есть сын. Эдвард.
– Да, он старше тебя всего на два года, будет интересно познакомиться с молодым человеком, про которого я столько прочла в письмах Марты, – говорила миссис Фёрт.
Ей ответила Роуз:
– Он уже совсем взрослый, сомневаюсь, что мы проведем много времени в его компании. Он должно быть все время проводит с друзьями среди прелестных дам.
– Я наслышан, что у него много друзей в кавалерии, а уж зная нрав некоторых молодых людей, могу с тобой согласиться, – ответил ей отец, в то время, когда миссис Фёрт была готова разразиться тирадой о глупостях, сказанных ее дочерью.
– Ты не должен поддерживать подобные мысли в ее голове, я больше чем уверена, что Эдвард благовоспитанный молодой человек, – щеки женщины покраснели.
– Конечно, благовоспитанный, мы же ничего не говорили о том, чем именно он занимается с этими прелестными дамами, – ответил ей муж.
Щеки миссис Фёрт казались красными как свекла, а возмущение ее не могло найти способа выплеснуться. Мисс Хенсли, что сидела рядом, так же была смущена. А Роуз всеми силами сдерживала улыбку.
– Не смейте заявить хоть что-то подобное при моей кузине! Помяни мое слово, Роузмари, я накажу тебя так, как никогда прежде.
Голос миссис Фёрт был настолько строг, что Роуз больше не пришлось сдерживать эмоции. В экипаже повисла тяжелая тишина, и девушка перевела взгляд на вид из окна.
Вскоре лошади остановились, и Роуз обратила внимание, возле какого особняка они оказались. Прислуга дома поспешила встретить гостей, и вскоре все четверо входили в дом, встречаемые миссис Фергюсон.
Снаружи дом был прекрасен. Выбелен, с большими окнами, стекла в которых на солнце казались серыми. Внутри дом был роскошно обставлен, не столь роскошно как поместье Фёрт, но Роуз понравилось.
– Милые мои, как я рада видеть вас! Столько лет спустя! – миссис Фергюсон широко улыбалась. – Роузмари, ты расцвела! Прекраснее леди, я уверена, я нигде не сыщу!
Не успела девушка ответить благодарности, как хозяйка дома продолжила:
– Ох, Кетрин, а ты за эти годы совершенно не изменилась! Так же молода и красива! Дай рецептик сохранить молодость, а то я совсем состарилась…
Миссис Фергюсон была старше миссис Фёрт на пару лет.
– О, милая моя кузина, ты прекрасна точно так же, как и двадцать лет назад, боюсь, это тебе придется делиться рецептом, – ответила ей женщина.
– Ой, что ты, Кетрин, ты меня прям всю засмущала, – отвечала Марта, – а как поживаете Вы, Эбенейзер? Я смотрю эти шестнадцать лет мимо Вас не прошли.
– Да, и с этим сложно не согласиться, – отвечал мистер Фёрт, – годы, знаете ли, всегда берут свое.
И мужчина поправил волосы, в которых в некоторых местах была видна седина.
– Вы меня простите, что я встречаю вас одна. Мой муж сейчас отлучился в банк, здесь неподалёку – какие-то важные дела. А мой сын с друзьями, они решили провести сегодняшний день вместе, но к вечеру он явится.
Гостей провели внутрь, под постоянные слова миссис Фёрт, как рада она наконец оказаться здесь, рядом со своей троюродной сестрой, с которой столько лет они могли поддерживать связь только через письма. Роуз показали ее комнату, в которой она будет жить весь следующий месяц пребывания в Лондоне. Рядом была комната ее камеристки.
Когда вещи были разложены и разобраны, гостей пригласили вниз к столу, и теперь их встречала вся семья.
Роуз была удивлена, увидев мистера Фергюсона старшего, так как он оказался на целую голову ниже своей жены, с выпирающим округлым животом, лысой макушкой и мог говорить только о своем похоронном бюро, порой говорив не совсем приятные вещи о смерти, людях и огромной денежной прибыли от этого. Его жена, слушая это, лишь счастливо улыбалась, как казалось Роуз, мечтая о новых туалетах, купленных на заработанные мистером Фергюсоном деньги.
Эдвард Фергюсон был одного роста с матерью. Худощав и достаточно молчалив. Он говорил только тогда, когда от него это требовалось, и, холодно встретив гостей и познакомившись с Роуз, он замолчал на большую часть вечера. Его волосы были черными как смоль в отличии от Роуз, и глаза были карего цвета. Роуз он показался замкнутым и неинтересным.