– Это значит сделать ее такой, как мы сами, – ответила Гарриет, и ее глаза насмешливо блеснули.
– Это сказала мисс Спарк. Она надеется, что мы будем хорошо влиять на эту птицу. Ну, не смешно ли?.. Я в полном восторге! Подумай-ка, какие штуки мы станем выкидывать с косой, горбатой, да еще и отчаянной девчонкой! Правда, будет забавно?
– Трудно сказать, может быть, она окажется неприятной особой…
– Как? Ты недовольна? А я ужасно рада!
– Посмотрим. Я только надеюсь, что она не окажется слишком умной. Не хочу, чтобы рядом со мной появилась еще одна способная девочка… Ладно, пойдем обратно!
– И ты совсем не поблагодаришь меня за удивительные новости? – обиделась Джейн.
– Мы все равно узнали бы это, причем очень скоро, – пожала плечами Гарриет. – И напрасно ты подслушивала, совершенно напрасно!
– Но ты ведь никому не расскажешь об этом, правда? Не выдашь меня?
– Конечно, нет, глупая! Идем скорее, мисс Спарк уже зовет нас. Бежим! Как я рада, что у меня такие длинные ноги!
Глава II. Новая ученица
Робин Стерлинг ждала в гостиной. Ее приняла начальница миссис Бёртон, очень ласково и приветливо поговорила с ней, даже поцеловала, а потом отвела в дортуар[4] воспитанниц третьего класса. Она показала ей место, приготовленное для нее, и высказала надежду, что Робин будет счастлива в школе.
– Здесь нет недовольных учениц, – сказала миссис Бёртон, – и если вы не будете веселы, как жаворонок, и светлы, как утренний солнечный луч, вы станете первой печальной девочкой в Эббифилде. Сейчас Престен распакует ваши вещи, а вы, моя дорогая, причешете волосы, вымоете руки и спуститесь вниз. Сегодня мы вместе с вами выпьем чаю. А затем я от веду вас в гостиную, там вы дождетесь своих новых подруг.
Миссис Бёртон вышла из дортуара, и Робин осталась одна. Она поморгала глазами, а потом, отбросив назад густые каштановые волосы, прошептала:
– Теперь мне лучше…
Новая ученица принялась осматривать помещение.
В дортуаре было восемь кроватей. Эта комната, конечно, была очень велика. «Отделение» каждой ученицы представляло собой маленькую спальню, отгороженную занавесками, и в нем располагалось все необходимое для девочки: хорошенький умывальник с глубокими и широкими выдвижными ящиками внизу, с зеркалом над умывальной чашей; туалетный столик без зеркала; с одной стороны – шкаф с полками, с другой – с вешалками. Весь пол «отделения» покрывал суконный ковер; такого же цвета драпировки висели на окнах.
Робин отвели помещение, отделанное тканями цвета мальвы: на полу лежал ковер нежного лиловато-розового оттенка, окна закрывали такого же цвета шторы. Над кроватью был растянут белый полог, подвязанный широкими лентами. Постель была застелена шелковым покрывалом.
Робин не отличалась застенчивостью: осмотрев свое «отделение», она заглянула и в другие. Все они были совершенно одинаковыми, различаясь только цветом отделки.
«У меня самая хорошенькая спальня, – подумала Робин, – хоть мне это и все равно».
Она выглянула из окна. В соседней спальне окошка не было, следовательно, у нее, Робин, было большое преимущество, впрочем, теперь она этого даже не заметила, поглощенная видом из окна.
У девочки было удивительное лицо: оно не было по-настоящему красивым, но излучало такую силу и притягательность, что могло заставить обернуться каждого встречного. У Робин был короткий, совершенно прямой носик, широкий и очень белый лоб, красивые добрые глаза, цвет которых, впрочем, определить было трудно: они казались то карими, то серыми, то синими; вечерами они были очень темны, а в минуту волнения сверкали опасным огнем. Красиво очерченный рот девочки был великоват. Новая ученица была среднего роста и для своего возраста сложена довольно крепко.
Вымыв лицо и руки и причесав волосы, Робин спустилась вниз. Горничная проводила ее в гостиную миссис Бёртон и подала чай.
За столом начальница старалась вызвать Робин на откровенный разговор, но это оказалось нелегкой задачей: девочка вовсе не собиралась открывать ей свои секреты, демонстрируя силу характера и природное упрямство, которое не так просто было сломить.
Миссис Бёртон попробовала заговорить с новенькой о больной матери, но Робин, хоть и моргнула несколько раз довольно подозрительным образом, ответила совершенно спокойно, что ее мать всегда чувствует себя плохо и не выносит шума.
– А я очень шумная, – прибавила она, – потому-то меня и послали к вам. Вы это знали?
– Да, – кивнула начальница.
– Наверное, вы думаете, что здесь я буду вести себя тихо? – продолжала Робин.
– Во время игр, – ответила миссис Бёртон, – вы можете шуметь, сколько угодно.
– Но когда на меня находит, я бываю очень шумной.
– У нас здесь никто не капризничает, – мягко заметила начальница, – это не принято.
Тут Робин протянула руку, без спросу взяла большой кусок кекса и принялась жадно его есть, засовывая в рот огромные куски и посыпая все вокруг крошками.
Миссис Бёртон решила в первый вечер не делать девочке замечаний, а потому заговорила об уроках. Что знала Робин? По-видимому, ничего, а между тем имела представление по чти обо всем.
– Я много читала, – спокойно объяснила новенькая, – но меня не могли заставить сидеть за уроками. Наверное, и поэтому тоже меня послали сюда. Вы и это знали?
– Да, слышала, – дипломатично ответила начальница.
– Вы хотите заставить меня учиться? – спросила Робин.
– Надеюсь, что тебе это вскоре понравится, – ответила начальница.
– До сих пор со мной никто не мог справиться, – спокойно сказала Робин.
Она поднялась со стула, не спросив разрешения и просыпая на пол крошки. Девочка подошла к окну и остановилась, – может быть, умышленно – спиной к наставнице. Миссис Бёртон посмотрела на ее широкую спину, на сильные плечи и на густые волосы, которые роскошными прядями спускались ниже талии. Начальницу нелегко было вывести из себя, и она редко приходила в отчаяние, однако сейчас поняла, что, приняв Робин Стерлинг в свою благополучную школу, взялась за трудное дело.
Через минуту миссис Бёртон тоже встала, подошла к своей новой воспитаннице и взяла ее за руку.
– Я хочу, чтобы вы помогли мне, Робин, – сказала она.
Яркие глаза девочки мельком взглянули на нее и потупились.
– Каким образом? – спросила Робин. – Я не слишком умею это делать.
– Сегодня вечером я не скажу вам этого, дорогая, но, может быть, завтра мы вернемся к этому разговору. У нас есть одно правило, которое никогда не нарушалось: новая ученица всегда пьет со мной чай на следующий день после приезда. Итак, Робин, завтра вы снова будете вечером пить чай со мной. Приходите ко мне в пять часов, – помните, ровно в пять. Это большая честь для вас, моя милая.
– Все зависит от того, кто это считает честью. Правда? – спокойно спросила девочка.
– Я думаю, вы будете считать это честью, – так же невозмутимо сказала миссис Бёртон и, взяв Робин за руку, отвела в школьную приемную.
– Тут есть книги и все, что вам может понадобиться. Подождите здесь своих новых подруг. Я думаю, они вернутся в восемь часов. Вы поужинаете вместе со всеми и ляжете спать.
Робин ничего не ответила. Начальница ушла.
В школе имелись три так называемые «приемные»; в сущности, это были обыкновенные гостиные. Одна предназначалась для учениц шестого класса и представляла собой большое, изящно отделанное помещение с прекрасной мебелью, с огромным роялем, мольбертами у окон и картинами на стенах. Приемная учениц шестого класса была устроена как настоящая гостиная, чтобы они ощущали себя совсем взрослыми, – чувство, которое любят испытывать молодые девушки шестнадцати-восемнадцати лет.
Младшие ученицы тоже имели свою гостиную, больше походившую на детскую: в ней были игрушки, столики, стульчики, книжки – все, чтобы малыши чувствовали себя как дома.
Гостиная третьего класса, куда миссис Бёртон привела Робин, была большой квадратной комнатой. Посередине стоял круглый стол, возле одной стены располагался книжный шкаф с историческими сочинениями, у другой – полки с повестями и описаниями путешествий. Тут же было и несколько глобусов. Перед каждым из четырех окон висели клетки с канарейками, снегирями и другими ручными птичками. В углу стояла большая клетка с попугаем.
Робин чувствовала на сердце невыразимую тяжесть, но, увидев птиц, просветлела лицом. Она переносила свой стул от одного окна к другому и разглядывала вблизи птиц, которые распушились, превратившись в круглые мягкие мячики, и крепко спали. Ни за что на свете она не разбудила бы их, и новый, нежный свет загорелся в ее глазах.
– Хорошенькие, голубчики, – шептала она.
Ее лицо приняло по чти счастливое выражение, когда она рассматривала пернатых любимцев девочек третьего класса.
Наконец она пересекла комнату, чтобы посмотреть на попугая. Старый, седой, он показался ей полным достоинства и умным. Птица не спала, а, склонив голову набок, смотрела на Робин.
– Думай о том, что ты делаешь, – резко сказал попугай и повернулся к девочке спиной, точно вознамерился не обращать на нее внимания.
Робин расхохоталась. Засмеялся и попугай, правда, вышло это у него немного скрипуче. Он все еще сидел к ней спиной.
– Сам думай о том, что делаешь! – крикнула ему Робин.
– Ха-ха-ха! – отозвался попугай, а потом вдруг произнес: – Мяу-мяу!
Он встопорщил перья и походил теперь на рассерженную кошку.
Заливаясь смехом, Робин смотрела на него. Так ее и застали ученицы третьего класса, вернувшись с прогулки. Они вошли в комнату, торопясь и волнуясь; все взгляды были прикованы к Робин; каждая из девочек хотела что-нибудь сказать новенькой, которая возбуждала их любопытство.
– Я рада, что ты приехала, – произнесла Фредерика Четволд, которая была немного старше остальных и потому заговорила первой. – Ты Робин? Да?
– Да, – спокойно ответила новенькая.
– Вероятно, ты очень устала с дороги?
– Нисколько, – ответила Робин.
– Я очень рада. Жаль, что нас не было дома, когда ты приехала. У нас был такой славный пикник!
– Терпеть не могу пикников, – заявила Робин.
Это смутило Фредерику, а Гарриет Лен засмеялась. Попугай тоже не стал молчать:
– Думай о том, что ты делаешь! Ха-ха-ха!
И тогда расхохотались все. Лед тронулся: невозможно было продолжать церемонную беседу, после того как сказал свое слово всеобщий любимец Полли.
Робин окружили хорошенькие милые девочки, и каждая хотела ласково поздороваться с ней. Тяжесть отлегла от сердца новенькой. Она опустилась в кресло и осмотрела своих будущих подруг.
– Ну, для школьниц вы не так уж плохи, – объявила она. – Но я никого из вас не знаю. Скажите мне, как вас зовут? Только не все вместе, по очереди, пожалуйста! Ты Фредерика? Странное имя. А ты кто? А ты? Я потом сообщу вам, с кем захочу подружиться. И вообще, я всегда делаю только то, что мне нравится!
– Думай о том, что ты делаешь! – напомнил попугай. – Ха-ха-ха!
Глава III. Школьные будни
Новенькая скоро освоилась в школе. Казалось, будто она всю жизнь прожила в Эббифилде.
Робин Стерлинг принадлежала к числу тех людей, кто без труда привыкает к любому месту. Она не тратила времени на то, чтобы выбирать друзей, и ничего не боялась. Девочка спокойно смотрела не только на своих одноклассниц, но и на учениц старшего класса.
Она откровенно говорила все, что думала. Те, кому она нравилась, находили Робин честной и прямодушной. Они уверяли, что новенькая не способна лгать и что эта черта ее характера очаровательна. Те же, кто не разделял эти восторги, полагали, что девочка груба и плохо воспитана. Сама Робин отлично знала, что́ о ней говорят, и, казалось, это скорее нравилось ей, чем раздражало или печалило.
Знания ей давались легко. Хоть в образовании Робин и имелись явные пробелы, в ее маленькой головке накопилось множество самых разнообразных сведений. И она умела показать свои знания и на уроках, и вне классов. Бедную мисс Спарк некоторые замечания новой ученицы иногда ставили в тупик.
– Нет, мисс Спарк, – однажды спокойно заметила Робин на уроке, – это старый взгляд на вещи. Если вы заглянете в последние сочинения по этому вопросу, вы сами увидите, что я права. Посмотреть за вас книги или вы сами сделаете это? Было бы жаль, если бы вы продолжали учить нас неправильно, правда?
– Придержите-ка язык, Робин, – растерялась учительница. – Вы не должны поправлять меня на уроке.
Мисс Спарк сильно покраснела, стараясь сдержать свой гнев. Робин же при этом нисколько не торжествовала: она спокойно села на свое место, но ее поведение произвело глубокое впечатление на подруг. В тот же день они вместе просмотрели тома последних изысканий по спорному вопросу, и оказалось, что Робин была права, а мисс Спарк ошиблась. И репутация бедной учительницы сильно пострадала в глазах учениц ее класса.
– Дело в том, – объяснила Робин подругам, – что хоть мне и немного лет, я читала книги для взрослых. Мой отец любит книги, да и мама тоже, другие дети в нашем доме еще малы, и я читаю все, что мне вздумается. Кроме того, я часто слушаю, как папа разговаривает с другими умными людьми. Папа – большой ученый и знает все на свете. Бедная мисс Спарк! Она славная, но многого не знает…
– Что значит «ученый»? – спросила Фредерика.
– О, Фредерика, – с упреком произнесла Гарриет, – неужели ты не знаешь? Ученый – это… – тут она замолчала, увидев, что Робин смотрит на нее своими блестящими глазами.
– Ну, – спокойно сказала Робин, – не правда ли, ты сумеешь объяснить Фредерике, что такое «ученый»?
– Человек, который знает науки, я думаю, – ответила Гарриет, краснея и запинаясь, и пулей вылетела из комнаты.
Смех проводил ее до дверей.
С этой минуты Гарриет возненавидела Робин. Впрочем, новенькая ей не нравилась с самого начала, потому что была умна и независима.
Гарриет направилась к площадке для игр, чувствуя, как ее горло сжимается от злости, увидела по дороге Джейн Буш и властно окликнула подругу:
– Сейчас же иди сюда! Ну, чего ты стоишь, открыв рот и расставив ноги? Уверяю тебя, ты похожа на глупую овцу!
– Зачем ты так со мной? Я вовсе не овца, – обиженно проговорила Джейн, подходя к подруге.
– Пойдем погуляем, – предложила Гарриет. – Мне не хотелось обидеть тебя, Джейн… Только… только эта новенькая, эта Робин… она совершенно невыносима.
– А мне она нравится! – заметила Джейн.
В глубине души она восхищалась Робин. Конечно, Гарриет считалась ее лучшей подругой, но она редко бывала так оригинальна и так смела, как новенькая.
– Да-а-а! – протянула Гарриет. – Ты хочешь сказать, противная девчонка, что променяешь меня на нее?
– О, нет, Гарри, конечно, нет! Я тебя люблю гораздо больше, чем ее, ты моя давняя подруга, – возразила Джейн. – Но мне кажется, что можно иметь и двух подруг. Робин мне нравится, и очень грустно, что ей не хочется дружить со мной! Она отталкивает меня…
– Одно утешение, – проворчала Гарриет, – что она скоро сама себя вытолкнет из школы, если будет продолжать так вести себя. Подумать только: сегодня она вздумала поправить мисс Спарк! Мне еще никогда не случалось такого видеть!
Джейн засмеялась:
– Это было ловко!
– Дерзко! – поправила ее Гарриет.
– Но она была права, а мисс Спарк ошиблась, – упрямо проговорила Джейн.
– А я уверена, что ошиблась именно она, – заметила Гарриет, – хоть и принялась доказывать свою правоту с помощью энциклопедии.
Девочки уже дошли до площадки для игр. Тут была тень, и жару июльского солнца смягчал приятный ветерок. Гарриет, щеки которой разгорелись от досады, стала постепенно остывать. Джейн пристально смотрела на нее.
– Гарриет, – сказала Буш, – не правда ли, ты ни на минуту не можешь заподозрить меня в том, что я кого-нибудь люблю так же, как тебя?