Анна БайрашнаяПриказ о ликвидации
Подвиги наших современников никто не забудет! Война не закончится, пока не будет похоронен последний солдат!
Все события, описанные в рассказе, – художественный вымысел. Всякое сходство встречающихся в произведении собственных имен с действительными, в том числе фамилий и названий, является совпадением или используется как общедоступное.
Эта история началась с боли, потери, страшных ужасов войны и, к сожалению, закончилась тоже смертью. Не знаю, как бы сложилась моя судьба, если бы я послушала свою маму и покинула Донецк навсегда. Возможно, я бы продолжила учебу в одном из российских медицинских вузов, а может, и вышла замуж за простого рабочего. Правда, Родина всегда слаще, даже если там война и реки крови текут без остановки. Если встретишь любовь среди обломков и постоянной смерти, тогда только поймешь ее настоящий вкус. Я хочу вам поведать маленькую историю героической любви, находящейся всегда под прицелом, которая в любую минуту может оборваться.
Был конец зимы, в стране подлетали цены на все, а зарплаты становились все ниже, жизнь превращалась в простое выживание, даже существование, а напряжение в обществе нарастало с каждым днем все сильнее. Я верила, что все будет хорошо и все обойдется, но люди поговаривали о страшных вещах, что готовят государственный переворот и, возможно, грядет война. Правда, мы были далеки от этого, думали о любви и совместном будущем. Мы пропускали мимо ушей людские переживания, в нас жила любовь и туманила рассудок.
Мы гуляли по солнечному Донецку среди морозных улиц, любовались последними, как оказалось, спокойными деньками. Ничего не говорило о том, что наступит она – та самая гражданская война. Война власти с собственным народом. Но мы не думали об этом, потому что не верили, что этот день вообще наступит. Я держала своего любимого за руку, а Саша постоянно поглядывал на часы, а потом сказал:
– Жанна, мне пора идти, а то не успею подготовиться к экзамену. Давай я тебя сейчас провожу домой, хорошо?
Я не стала возражать, так как понимала, что он будущий адвокат. Улыбка озарила мое лицо, и я ответила, нежно обхватив его руку:
– Нет проблем! Я тоже позанимаюсь домашними делами, а то мама очень устает от этой рутины. Сам знаешь, она у меня еще и инвалид. Даже не знаю, что бы я без тебя делала.
Саша заулыбался, а потом сказал:
– Да не преувеличивай ты так. Ты у меня сама кого хочешь на ноги поднимешь. Вот уйду в армию, тогда будешь по-другому говорить!
Ох, умел же он пошутить. Меня это немного напугало. Я как хлопну по его спине ладонью, а он от неожиданности только засмеялся. Саша довел меня домой, попрощался, а потом пошел к себе. В тот день я жила надеждами на светлое будущее, но они оборвались, когда маме сообщили о том, что в Киеве идут полным ходом боевые действия. Массовые протесты против былой власти дошли и до нас. Я очень боялась за жизни моих любимых и в то же время не понимала, что происходит. Мама налила мне чай, а потом сказала:
– В городе будет небезопасно. Фашисты, ироды проклятые, захватили власть в стране. Не думала я, что доживу до этого. Готовь сумки, завтра поедешь в Россию!
Я не могла поверить в мамины слова. Вообще, о чем она? Обычные протесты еще ни о чем не говорили! Я хотела вставить лепту, как она добавила свою:
– Девочка моя, у нас Майдан на носу, а ты все нос от России воротишь!
– Мама, обычные протесты в стране еще ничего не значат! Ну сожгут пару покрышек, так не бежать же из-за этого! К тому же, если ты права, тогда я пригожусь тут! Не забывай, я фельдшер! – возмущенно ответила я.
Элементарно, бросить свою страну было нереально. Это наша родина, наши корни, а мама хотела, чтобы я все бросила! Бред! Никогда в жизни оставлять свой родной край нельзя из-за тех, кто решил поиграть с жизнью своего народа! Было очевидно, что Киев направит тяжелую технику на нас, но в это верить не хотелось. Да и бросать Сашу я не была готова вообще. Правда, было действительно страшно за своих близких. Первые птички жестокой гражданской войны влетали в каждый дом, не оставляя надежды на то, что Украина одумается и не будет воевать с собственным народом! Но она оказалась неизбежна и шла напролом к нам, разрывая материнские сердца.
Весна постепенно вступала в свои права, а наш красивейший город горел и разрушался от взрывов и воздушных атак. Силовики ломали памятники советских войск, уничтожали все, что было связано с прошлым. А я бежала сквозь дым и гарь горевшего города, над головой свистели пули, но я все равно бежала через весь этот хаос к Сашке. Телефон был недоступен, а в общежитии его не было. Люди из «Беркута» били дубинками по простым гражданам, которые просто хотели жить лучше. Тут сама не поняла как, но с разъяренной толпой я оказалась возле здания Донецкой администрации. В тот день его брали штурмом. Когда я подняла свои глаза в дымное небо, то увидела, как на здании заиграл российский триколор. Протесты нарастали с каждой минутой. Крики и стоны вокруг вперемешку с гарью и дымом наводили ужас. Город пылал и просил освобождения, люди требовали лучшей жизни, сражались за свободу, не жалея собственной жизни.
Обернувшись, я увидела его. Высокого блондина в форме, стоящего возле флага Донецкой республики. Этот человек показался мне будущим лидером Донбасса. Рядом с ним стоял и мой Сашка, гордо смотря на горожан. Мое сердце аж екнуло. Эти люди бесстрашные и полны героизма. Вдруг кто-то из толпы сказал:
– Это же Зощенко…
Это имя мне ничего не говорило, я только знала, что в стране произошел государственный переворот, только от одного этого понятия немели руки. Народ моей страны раскололи надвое. Разрезали, как огромное яблоко, на две половины. Разделили великую страну и натравили брата на брата. Вдруг я услышала плач маленького ребенка, обернулась и увидела, как маленький мальчик рыдал около молодой женщины. Среди этого хаоса никто не подходил к ним. А я врач, и мой долг – спасать людей вне зависимости от национальности и цвета кожи. Бог знает, сколько каждому человеку отведено в этой жизни, но бросить нуждающегося в моей помощи я не имела права.
Прорываясь сквозь разъяренную толпу и густой дым горящих покрышек, я приблизилась к пострадавшим. Но, к сожалению, добраться к молодой женщине я так и не смогла, начались обстрелы в городе. Нечто жестокое пронзило город в эту ночь, словно неописуемая сила швырнула меня к этому мальчику. Чуть позже я смогла вынести его из-под обстрела. Стоны и крики разносились по ночному Донецку, а я бежала по закоулкам, крепко прижимая к себе ребенка. Внутри бушевала ярость к тем, кто развязал войну в моем родном краю. Столько крови пролито невинных людей, столько боли причинено детям. Я не понимала, за что так жестоко с собственным народом обходилась Украина? Ведь эти дети тоже хотят жить с родителями, а не спать у их надгробия в холодном одиночестве и с разбитыми на миллионы осколков сердцами.
Ближе к утру я смогла дойти до своего дома. Бедный ребенок крепко прижимался ко мне, а я даже не думала, что же делать дальше. Когда я вломилась в квартиру, моя мама чуть ли не в истерике кинулась меня обнимать. Слезы текли по ее лицу, а слов она так и не смогла найти. Я посмотрела на нее, а потом сказала:
– Мама, приготовь кровать в моей комнате. Маму этого ребенка убили боевики на моих глазах. Они просто расстреляли женщину и все.
Я не ожидала такой реакции от своей матери. Она без ворчаний кинулась в мою спальню и сделала все, о чем ее попросила. Удивительно? Ее словно подменили. Уложив малыша в кровать, мы пошли на кухню. За свои двадцать лет я еще не видела войну, а теперь она дышит мне в затылок. А моя мама печально посмотрела на меня и сказала:
– Тебе необходимо покинуть территорию Украины. Грядет что-то плохое и страшное. Необходимо уезжать из страны как можно быстрее!
Я не слушала свою мать. Просто не могла понять, куда смотрят власти? Почему они не вводят военное положение? У нас уже громят город. А если взять весь юго-восток – то он горит, и начинаются обстрелы. Я толком не осознавала, что те, кто незаконно захватил власть, ведет войну с собственным народом. Взглянув на свою мать, сказала:
– Мама, почему они устроили войну с собственным народом? Почему они убивают граждан своей же страны?
Она угрюмо посмотрела на меня, а потом зарычала:
– Тебе уезжать нужно! Доченька, дальше будет только хуже, понимаешь? Я была на войне в Афганистане и знаю, что это такое, а ты нет! Поэтому будешь слушать меня! Ты немедленно соберешь свои вещи и покинешь Украину!
– Я никуда не поеду! Сейчас врачи и тут нужны! Тем более, ты сама только что сказала, что знаешь о войне все! Я так же, как и ты, давала клятву и сдержу ее! – дерзко ответила я и обрубила окончательно свой разговор. Встав из-за стола, направилась за аптечкой, как вдруг за окном разнеслась стрельба и взрывы, от которых у нас повылетали стекла. Маленький мальчик в истерике заполз под кровать, а я от неожиданности упала на пол. Быстро поползла к ребенку. На улице были слышны крики и стоны, а я крепко прижимала к себе этого мальчика. Мама оставалась на кухне, на удивление даже не плакала. Через некоторый отрезок времени я крикнула:
– Мама!
Но она молчала. Я еще раз крикнула:
– Мама! Мама, ты меня слышишь?!
Ответа не было. Я посмотрела на мальчика, а потом прошептала тихонечко:
– Я сейчас приду, а ты не вставай. Сиди тут, хорошо?
Сквозь звуки стрельбы и стоны я доползла по полу на кухню, от увиденного замерла. Мама лежала вся в крови посреди комнаты, а в стене была видна улица. В наш дом попал снаряд, который разнес соседний подъезд. Я в панике подползла к маме, как вдруг по нашему дому вновь открыли огонь. Маленький мальчик в соседней комнате заплакал. Подскочив к матери, я тронула ее пульс и поняла, что это конец. Она мертва. Думать было не о чем, необходимо было спасать ребенка от неминуемой смерти, которая грозила нам обоим. Сама не знаю, как я смогла собрать себя в кучу и схватить малыша. Словно в тумане, выбежала из квартиры в подъезд, а потом на улицу. Перебежав через асфальт, услышала, как сзади что-то массивное рухнуло. Обернувшись, я увидела, как наш дом сложился, словно карточный домик. Наши власти стреляли по горожанам с улыбкой на лицах, а мы лишь бежали в панике куда глаза глядят. Сама не знаю, как попала к ополченцам. Видимо, Богу было угодно попасть к ним в штаб.
Я сидела в кабинете перед этим голубоглазым блондином. Александр Зощенко внимательно смотрел на меня, а потом сказал:
– Значит, ты училась на военного фельдшера?
– Да, это так, – вполголоса ответила я.
Этот мужчина глубоко вздохнул, а потом спросил:
– Ты понимаешь, что сейчас происходит в нашей стране?
Если честно, я толком еще не понимала, что это за война со своим же народом. Из-за чего я, заплакав, пробормотала только одно:
– Не знаю. Они мою маму убили! За что? За какой грех?
Зощенко положил ручку, а потом сказал:
– Власти используют нас в своих интересах. Если быть точным, Америка хочет править миром. Только не бывать этому! Донбасс будет жить и развиваться, несмотря на военное время! Так что, ты хочешь вступить в военные силы ДНР и ЛНР?
Я тяжело вздохнула, а потом ответила, горько глотая слезы:
– Согласна! Мы победим и отомстим за всех тех, кого они убили!
Александр улыбнулся, а потом после звонка на его телефон мы быстро поехали. Оказалось, что в Одессе в доме профсоюзов заживо сожгли людей. Многим из них не было и восемнадцати лет. Страшная, но героическая смерть за свою землю. Одной молодой девушки крики разнеслись по округе, люди запомнят навсегда ее крик. Что с ней делали, никто толком не знает, но все было очень страшно. Граждане выходили на улицы Донбасса в надежде положить цветы к горелому зданию, но силовики стреляли по ним.
В мае прошел референдум, и образовалась совершенно новая республика – Новоруссия. Люди поверили в то, что можно жить лучше, при этом быть теми, кем они являются на самом деле. А вот Зощенко стал комендантом города, а мой Саша находился в его окружении. Я была счастлива, что сквозь стрельбу и смерть мы можем смотреть друг на друга, как и раньше. Но вслед за горем обстрелов пришла еще одна беда.
Красивейший аэропорт Донецка был захвачен карателями. Зощенко вместе с людьми бросился вырывать его из лап силовиков. На поле боя я помогала всем пострадавшим, старалась изо всех сил. Подбежала к одному раненому, как вдруг раздался взрыв. Не знаю, что произошло, но взрывной волной меня отбросило в сторону. В голове все плыло, а в ушах шумело. Эхом отдавались голоса и стоны людей, а битва за стратегически важный объект нашего города продолжалась. Ожесточенные бои все больше переходили рамки дозволенного со стороны карателей. Спустя некоторое время я потеряла сознание. Очнулась уже в госпитале. Лежала под капельницей со страшным головокружением и тошнотой.
Эхо суровой войны било по всем жителям Донбасса, а больницы сами за себя твердили об этом. Переполненный приемный покой, нехватка медикаментов и отсутствие света практически часами катастрофически отражалось на всем. Город разносили в пух и прах, а мертвых не успевали хоронить, власти Украины убивали женщин, детей, собственный народ, ради дешевой власти шла губительная бойня, а главное, бессмысленная. Тысячи людей оставались без крова, а тысячи были похоронены заживо в руинах собственных домов. Только в этой войне выиграют бедные и голодные, а не толстые свинки США. Народ Донбасса воюет за свое право на существование и свободу жить достойно. А не поддерживать нацистов и их фашистские методы уничтожения собственного народа.
Как оказалось, аэропорт отстояли, отдав свои жизни, об этом гремело все отделение. Около недели я лежала без сознания, а сегодня слишком много информации поглощало меня в водоворот событий.
Молоденькая медсестра вошла ко мне в палату, поставила капельницу. Я недолго думая решилась спросить:
– А вы не знаете, Зощенко не убит?
Она посмотрела на меня, а потом ответила:
– Устами Господа Бога, остался жив. Правда, осколок попал в ногу, но жить будет!
Славу богу, что выжил. Новоруссии такие лидеры нужны, ибо не собьемся с пути верного. Такие люди рождаются всего один раз в век!
Поставив мне капельницу, девушка покинула палату, а я закрыла глаза. Не знаю, почему я тогда забыла о своем любимом? Видимо, из-за того, что за окном творились очень страшные вещи. Каждый день за сотню зашкаливало число жертв, и эта цифра росла все больше. В города и села загоняли танки и били по жилым домам, а в итоге свой народ киевские власти прозвали террористами!
Вдруг я услышала, как кто-то вошел ко мне в палату, и открыла глаза. Передо мной сидел на стуле сам Зощенко. Внимательно разглядывал мое лицо, а потом сказал:
– Твой молодой человек, моя тезка. Всегда думал о тебе. Тут его медалью наградили как героя Донбасса. Думаю, будет правильно отдать ее тебе.
– А почему вы сами ему не отдадите? – удивленно спросила я.
Александр тяжело вздохнул, а потом ответил, опустив глаза в пол:
– Награжден – посмертно…
Меня словно током пронзило. Что он такое говорит? Не может быть! Саня жив! Он жив! Я тогда не могла поверить в это. Только его молчание говорило о том, что это все чистая правда. Зощенко вложил в мои дрожащие руки награду, а потом сказал:
– Мы отомстим за него и тех, кто отдает свою жизнь за будущее Донбасса! Наши герои всегда останутся в наших сердцах! Пацаны, которым только двадцать лет исполнилось, погибли – это героизм! Твой Саша – герой Донбасса!
Я не могла сдержать слез, прижимала к груди его медаль. Золотая звездочка лишь от него осталась и все. Один кусочек метала и памятный обелиск его могилы.
После выписки я направилась сквозь шквал огня к могиле моего любимого. Шел сильный дождь, но он не мешал карателям стрелять по мирным жителям. Каким-то чудом я добралась до нового пристанища Саши. Увидев металлический крест, я заплакала. Не могла терпеть боль, которая сжигала все во мне. Дождь сильно бил по лицу, одновременно смывая с него слезы горя, потерь и ужаса войны. Я присела рядом с крестом, а потом достала из кармана его звезду со словами:
– Это принадлежит тебе! Саша, я клянусь, что не сбегу с поля боя! Донбасс будет жить не под гнетом фашистов, а свободой!
Сквозь слезы я немного откопала глину под крестом, положила посмертную награду в ямку и прикрыла ее обратно почвой. Мне казалось, что я недостойна держать ее у себя. Пусть она будет покоиться с Сашей вечно. Он сам был из Донецкого детского дома – сирота. А я не могла оставить ее себе, необходимо было немедленно ехать в село Кожевня. Там начались страшные обстрелы, киевская власть не скупилась в выборе оружия и даже не брезговала запрещенным химическим оружием. Донбасс был похож на огненный котел, а мы на еду, которую пытались приготовить в нем при помощи фосфорных бомб.