Игорь РыбинскийГРАФИНЯ МОНТЕ КАРЛО
От автора
Некоторое время тому назад студия «Панорама» приобрела у меня права на экранизацию одного из моих романов, а потом позвонили от очень известного в недавнем прошлом медиа-магната и сообщили, будто он у себя в Испании прочитал другую мою книжку и возжелал также снять по ней фильм. Приятно, конечно, хотя я богаче не стал, но писал-то я не для кино. От того замечательного человека больше никто не звонил: судя по всему, его финансовые возможности не те, что прежде, а я то уж надеялся, мечтая создать что-нибудь эдакое, чтобы мексиканцы с бразильцами прилипли к своим экранам и следили за приключениями какой-нибудь русской Изауры. Увы, не судьба! А я уж и название придумал: «Весь мир слезам не верит». Не бывает щедрых олигархов, так же как и честных воров, а так иногда хочется пожить в выдуманном мире! И сочинить кинороман.
Часть IСТАРИЧОК С ГУБНОЙ ГАРМОШКОЙ
Глава первая
Не каждому везет в жизни, а если и везет, то почему-то не в ту сторону; оглянешься потом вдруг: чужая страна, незнакомые люди, говорящие на непонятном языке, а если и понятном, то оказывается, что болтают они о вещах, не представляющих интереса для тебя, да и для них, наверное, тоже. Щебечут они как птички в летнюю солнечную погоду, не знающие, что есть на свете и дождливые пакостные дни, да и зимы тоже случаются. Только происходят все эти несчастья где-то очень далеко, куда не хочется добираться ни наяву, ни во снах, ни в мыслях. Впрочем, когда-то какие-нибудь французы или немцы по своей ли или по чужой воле уже приходили в страшные края, но все это для них кончалось не очень хорошо, не говоря уже о шведах, монголах или о крымских татарах. А где теперь эти крымские татары? Сейчас, правда, другие времена: нынче можно сесть на большой самолет и прилететь туда, где страдали их любопытные предки, прилететь ненадолгона недельку всего, и то летом, пока тепло в тех краях, а потом обратно поближе к Эйфелевой башне или к уютной пивной на родной Липовой улице в любимом Берлине. Дома можно съесть устрицу или свиную рульку с тушеной капустой, осушить бокальчик божоле или кружку лагерного пива, а потом сказать несмелому соседу: «Да был я в этой России; страна как странатолько очень большая и дороги там неровные». Потом отхлебнет своего любимого напитка и добавит, взглянув за окно: «Вино там кислое, а пиво горькое». И невдомек ему будет, что за человек стоит в эту минуту за стеклом, ослепленный солнцем. Местному жителю не будет никакого дела до этого замершего в недоумении чужака, который, пораженный своей тупостью, воскликнет вдруг раздраженно на тарабарском наречии, обращаясь, как видно, к самому себе:
И что ты забыл здесь, дурак?
А потом плюнет на вымытую с шампунем мостовую.
Недовольные прохожие аккуратно обойдут его. Никто даже замечания не сделает, хотя все догадаются, откуда прибыл этот невоспитанный человек. Зачем тратить слова и нервы? К тому же это может быть опасно; достаточно показать на него пальцем полицейскому, шепнув при этом:
Вон тот, что мешает проходу нашим гражданам, из русской мафии. Ночью, наверное, продал партию наркотиков или атомную бомбу арабским террористам, сейчас отмыл свои деньги и от радости плюет на наш чистый асфальт.
Конечно, это всем неприятно, даже тем, кто находится в кафе и просто смотрит в окно, ни о чем не думает или вспоминает, как сидел в русском ресторане в маленьком городке, состоящем из одних дворцов и парков. За окнами ветер раскачивал начинающие желтеть кроны деревьев, на ресторанной эстраде звучала Balalaika, соотечественники-туристы, покончив с обедом, пили холодную русскую водку, ели блины с черной икрой и, перекрикивая друг друга, вспоминали события вчерашнего вечера, который не у всех одинаково сохранился в памяти. Причем мужчины при этом оборачивались на сидящую на стульчике у выхода девушку-гида. Поглядывали в ее сторону и некоторые туристически настроенные женщины, потому что девушка была стройна и миладаже очень мила, если не сказать большего. Мужчины вздыхали, туристки загадочно улыбались, но тур заканчивался, закончился даже; и этот город со странным названием Zarskoe Selo, и этот ресторан с балалайками, и этот обедпоследнее, что оставалось в программе, потом самолет, сон возле солнцезащитной шторки иллюминатораобыденные сновидения, сквозь которые непонятно почему пробьется вдруг лицо русской мадемуазель: детские губы, прячущие улыбку, и тревожащие душу грустные глаза. Но все это промелькнет и исчезнет так же, как стена дворца, пыльная листва деревьев, как вчерашний вечер, утонувший в баре отеля, как сон о стране, в которой побывал, но о которой не знаешь ничего.
Ну что, дядя Костя, спросил молодой человек, будем этот домик брать?
Старичок в светлом летнем костюме ничего не ответил, поправил только лацкан пиджака, махнул широкой ладонью, словно пепел стряхнул, хотя не было ни пепла, ни пылинки на его немного мешковатом и даже чуть помятом костюме, и что обозначал этот жест, понял лишь его собеседник. Молодой человек кивнул головой, молча, как будто ожидал именно такого ответа, после чего склонился над тарелкой кислых щей с копченой грудинкой и белыми грибами. Балалаечники наяривали «Светит месяц», о чем-то бодро лопотали раскрасневшиеся иностранцы, официанты мечтали отчаянно о чаевых, а старичок в мешковатом костюме задумчиво глядел на дверной проем, занавешенный парчовыми шторами. Хотя, если внимательно посмотреть на него, не такой уж он старичоклет шестидесяти или чуть более того, что в наше времявозраст далеко не преклонный; да и костюм на нем не сидел мешком, а просто был так сшит, и посетители ресторанате, разумеется, кто мог еще обращать внимание на мелочи, наверное, поняли, что это не просто костюм, а своего рода произведение искусства, созданное Труссарди, купить которое можно лишь в бутике известного модельера на Елисейских полях. И рубашка, и галстук, не говоря уже о ботинках, все наверняка было приобретено в этом прекрасном магазине, а может быть, в другом таком же, находящемся в Милане или, скажем, в Нью-Йорке.
Что Вы здесь расселись? раздраженно произнес один из официантов, обращаясь к девушке-гиду. Мешаете работать, весь проход загородили. Вы или за стол садитесь, или ждите свою группу на улице.
Парень подергал галстук-бабочку на своей шее, рассчитывая, как видно, что девушка выйдет к стоящему у входа в ресторан экскурсионному автобусу. Официант наивно полагал, что, оставшись без переводчицы, подвыпившие иностранцы не смогут разобраться в русских каракулях и оплатят по счету без лишних вздохов и слов.
Саша, пригласи девушку за наш столик, обратился к своему визави пожилой господин в костюме от Труссарди.
Молодой человек поднялся и направился к растерявшейся девушке, по пути, не останавливаясь, он что-то сказал официанту, подобострастно семенившему параллельным курсом, официант ответил полупоклоном, а затем помчался исполнять приказание, из чего можно было заключить, что и пожилой человек, и его молодой спутник бывали в этом ресторане прежде и, может, даже не раз.
Нет, нет, замотала головой девушка и покраснела.
Если будете в автобусе сидеть, объяснял ей, галантно взяв девушку под локоть, Саша, то здесь халдеи Ваших иностранцев разведут как лохов и обуют по полной программе.
Подобные случаи в практике молодой переводчицы, как видно, были, и она спорить не стала, подошла и опустилась в подставленное кресло.
Меня зовут Анна, представилась девушка.
Ядядя Костя, произнес пожилой, не меняя позы расслабленного спокойствия.
А Саша не назвал себя, только махнул рукой, поторапливая и без того спешащего с подносом официанта. Через несколько секунд на стол уже выгружались блюда, тарелки, тарелочки, вазы и вазочки. Затем принесли ведерко со льдом, из которого высовывалось упакованное в золотую фольгу горлышко бутылки шампанского.
Ой, наконец догадалась переводчица, спасибо, но я совсем не хочу есть.
Мы тоже на диете, спокойно ответил молодой человек. А это Вам, он показал рукой на тарелки с блюдами, от администрации в благодарность за повышение товарооборота. Вон Вы сколько клиентов им привели.
Девушка недоверчиво посмотрела на него, и Саша, почему-то отвернувшись, добавил для убедительности:
Это как бонус в казино: две тысячи проиграл и тебе за это еще на сто баксов фишек дадут или домой отвезут бесплатно. А если не знаешь, что выбрать
Дадут новые подштанники, перебил его дядя Костя.
Он опять смахнул что-то невидимое с лацкана пиджака, после чего посмотрел на девушку.
Кушайте, Анечка. А то поди с утра с этими французами мотаетесь, а они Вас даже круассаном не угостили.
Иностранные гости заказали еще три бутылки водки. Официанты переглянулись: не много ли на тридцать человек, но водку принесли.
Им до двенадцати надо было из отеля выезжать, а самолет в Париж только в семь вечера. Вот они и попросили меня сводить их в Екатерининский дворец. Пообещали заплатить две тысячи франков.
Сколько это по-нашему? не вытерпел молчания Саша.
Двести шестьдесят долларов, прошептала девушка, только я должна треть суммы отдать водителю, а треть диспетчеру из турбюро.
Двести шестьдесят на три не делится, быстро сосчитал молодой человек.
А дядя Костя, не взглянув в его сторону, потрогал лацкан. Действительно, требовалось прервать разговор, чтобы девушка могла спокойно поесть. Официанты стояли вдоль стены, французы затянули «Марсельезу», да так громко, что прохудилось небо, но дождик за окном покапал и быстро закончился.
Всегда хотел узнать, о чем говорится в их гимне, сказал пожилой, ни к кому вроде не обращаясь.
Вперед, сыны Отчизны, начала переводить девушка и вдруг непонятно чему улыбнулась: наверное, посмотрела внимательно на туристическую группу, короче говоря, «Пойдем, напьемся крови сытых буржуев».
Хорошая песенка, усмехнулся дядя Костя, веселая.
Никто, впрочем, не смеялся, а французы и вовсе стали очень серьезными, потому что принесли счет, но он оказался общийна всю группу; туристы попросили выдать каждому отдельный на сумму съеденного и выпитого именно им. Для официантов сделать это оказалось тяжелой и почти невыполнимой задачейтем более, что французы проверяли все на своих калькуляторах. В результате общая сумма счетов оказалась меньшей, чем в единственном первоначальном.
Нет, хором сказали официанты, то есть ноуздесь что-то не так. Кто-то, наверное, ошибся; может быть вместо того, чтобы умножить, кто-то случайно разделил, а в общественном питании делить вообще нельзя; особенно в нашем ресторане. Официанты позвали на помощь буфетчицу с огромным двадцатичетырехразрядным калькулятором. Но несмотря на японские комплектующие, ее аппарат вообще выдал черт-те что.
Откуда еще три бутылки водки взялись? шепотом возмутилась буфетчица, вы у меня в буфете их не брали. Опять, что ли, паленкой иностранцев глушите? Хотите жить лучше всех? Мало того что левак втихую тащите, дак
Кес ке се «левак»? поинтересовался один из французов.
При чем здесь кошка? удивилась буфетчица.
И отмахнулась калькулятором. А французы уже увидели на нем подсчитанное буфетчицей и радостно закивали головами.
Уи, уи, закричали они, так есть карашо. Ми будем платит.
Один даже схватил буфетчицу за локоть и даже ухитрился от радости поцеловать тыльную сторону ее ладони.
Мэ лессэ муа дон мсье, заорала буфетчица, мэ зэтве фу! Охренел, что ли?
Запахло международным скандалом, и Аня пошла примирять конфликтующие стороны. Очень кстати, потому что через минуту в ресторан зашла группа немцев и каждый из них тоже держал в руке калькулятор. У одного их было целых два на случай, если один из них испортится.
Was ist dos? спросил запасливый немец, кстати, лысый.
И тогда Аня объяснила ему, разумеется, по-немецки, что кельнеры отказываются принимать чаевые, а французы пытаются всучить их силой, как это принято в парижских бистро.
О-о-о! поразился доверчивый житель Брауншвейга, das ist gut!
И замахал рукой своим нерешительным землякам:
Kommen sie hier! Schneller!
Французы наконец решили рассчитаться. Доставали из карманов уже ненужные им рубли и все равно пересчитывали данную им сдачу.
Вот это девушка! восхитился Саша, языки знает и к тому же красавица.
Он вздохнул и добавил:
Волосы у нее цвета спелой ржи.
И сам обрадовался красоте своего сравнения.
Где ты рожь-то видел, усмехнулся дядя Костя.
Ну я вообще, смутился Саша, для образа загнул.
Пожилой усмехнулся, но ничего не произнес больше. Пригладил лишь ладонью свои и без того прилизанные волосы, сквозь седину которых пробивались, между прочим, бледно-желтые полосы соломенных прядей. Может быть, старик и хотел что-то сказать, но в это время в кармане пиджака его молодого приятеля затренькал мобильный телефон.
Ну, гаркнул Саша в трубку, папа здесь. Хорошо, сейчас мы туда подскочим.
Он снова засунул аппаратик в боковой карман пиджака и посмотрел на старика.
Вася Толстый в Париж соскочить намылился, произнес он, надо в аэропорт подъехать, его перехватить.
А в зале кроме них уже находились только немецкие туристы, не считая, конечно, суетящихся официантов. Снова полезли на сцену балалаечники и, вздохнув, в сотый раз за день грянули «Светит месяц, светит ясный» Девушка-гид и французы исчезли.
Ничего, произнес себе под нос дядя Костя, в аэропорту встретимся.
Покосился на своего спутника и добавил, поднимаясь из кресла:
Может быть.
Но что это означало, вероятно, и он сам не смог бы объяснить.
На парковочной стоянке возле аэропорта автомобилей было больше, чем народу внутри здания. Но водитель серебристого «мерседеса» не стал искать свободное место, остановился возле входа, проехав лишь пару метров за знак, означающий «стоянка запрещена», а милиционер, стоявший на пороге здания и следивший за порядком на территории, сделал вид, что ничего особенного не произошло. Он даже не стал всматриваться сквозь тонированные окна дорогого автомобиля, не пытаясь разглядеть, кто находится внутри; просто зевнул и поплелся в центр зала, направляясь к буфетной стойке.
На заднем сидении «мерседеса» развалился дядя Костя; полузакрыв глаза, он внимательно наблюдал, как из экскурсионного автобуса выходят веселые французские туристы; со стороны могло показаться, что пожилой человек просто дремлет или о чем-то задумался. Туристы достали из багажного отделения автобуса свои чемоданы, потом, поочередно подходя к девушке-гиду, прощались с ней, целуя в обе щеки. Саша тоже поглядывал за окошко, продолжая инструктировать водителя «мерседеса».
Слышь, Шумахер, ты только не перепутай. Когда подкатит «геланваген» Толстого, встань перед ним. Задним ходом он все равно не уйдетздесь проезд узкий и народу много. Хотя он вряд ли дергаться будет. Я выйду и приглашу его с дядей Костей побеседовать. Только он сядет к нам, рви с места к авиагородкуза ним пустырь есть хороший, где потолковать можно. Только так, чтобы Васькины «шестерки» не успели и репы почесать. Но они вряд ли за нами погонятся: жить-то всем хочется, а Толстый не прав, по всем раскладам не прав
Саша замолчал, провожая глазами девушку-переводчицу, идущую к остановке маршруток. Аня встала в конец длиннющей очереди среди чемоданов и дорожных сумок. Стояла она среди гвалта чужих разговоров и ругани, прижимая к груди полиэтиленовый пакет, в который она положила свою сумочку и зонтикобычный в общем-то полиэтиленовый пакет с рекламой парижского магазина Труссарди. Девушка улыбалась неизвестно чему, а люди, подходящие к очереди, огибали ее, и она снова оказывалась в хвосте, неизвестно отчего счастливаяможет быть, от спокойствия теплого вечера или от того, что закончился трудный день, а может быть, девушку ждал сейчас любимый человек и она, затаив дыханье, торопила такую важную встречу, забыв о маршрутке, очереди и обо всем на свете, кроме своего счастья. Пожилой человек наблюдал за ней через тонированное стекло уже не прищуривая глаз, он сам удивился тому, что у него неожиданно сдавило в груди; ему захотелось вдруг поскорее вылезти из сверкающего автомобиля и подойти к нейнестерпимо захотелось сказать что-нибудь приятное этой девочке или промолчать, но потом ехать рядом с ней на узеньком диванчике дребезжащего микроавтобуса. Он даже подумал, что бы он мог произнести, подойдя к ней, по вместо этого вдруг прохрипел: