Последнее семейство в Англии 2 стр.

 Не понял?

 Тебе порой не хотелось просто уйти, убежать, начать все заново?

 Нет. Должен признать, что нет.

 О, а мне да. Вообрази, какая это свобода. Представь, дорогой. Ходить от дома к дому, создавая новые характеры, новые имена, и получая неиссякаемый запас молока.

 Но ты бы не смогла, верно? Ты бы не смогла оставить Семью навсегда?

 А почему бы и нет?

 Ты бы скучала по всем.

 О, нет. Видишь ли, тут ты ошибаешься. Я бы вовсе не скучала по ним. Ни капельки. Я бы просто думала обо всех новых коленках, на которых я могла бы лежать.

Я вздохнул.

 Думаю, ты отрицаешь.

 Отрицаю?  промяукала она недоверчиво.

 Угу. Я тебя видел. Я видел, как ты крутишься возле Шарлотты. Ты ее очень любишь.

Ее голова втянулась в шею.

 У нее самые теплые коленки в доме.

 И это все? Просто теплые коленки?

 Да, Принц. Боюсь, что так. Это все, что она для меня значит.

 Я не верю.

Ее голос изменился.

 Что ж, поверь. Если слишком привязываешься к людям, это только вредит.  Хотя у нее была склонность преувеличивать, я не мог не заметить убежденности в ее взгляде.

 Как так?

 Дорогой, послушай. Я брожу по городу каждый день и каждую ночь. Я не такая, как ты. Я подвижна. Могу пойти, куда захочу. Я заглядываю в окна и вижу, что происходит. Я забираюсь в сады и порой, если знаю, что это безопасно, захожу в дома. Я слышу истории, которые рассказывают другие кошки. У людей кризис. Они притворяются перед всеми, что все еще счастливы, как всегда, но за закрытыми дверями все иначе. Они потеряли контроль. Родители и дети воюют  друг с другом и между собой.

 Так к чему ты это?

 Я к тому, что если ты слишком сблизишься с Семьей, то пойдешь ко дну вместе с ними.

 Есть вещи, Лапсанг, которые даже ты не понимаешь.

Лапсанг взглянула на меня с сомнением.

 Чего я не понимаю?

 Что Семья будет в безопасности.

 Как ты можешь быть уверен, когда это уже происходит? Когда знаки ее печального, но неизбежного распада уже здесь.

 В домах, которые ты посещаешь, живут лабрадоры?

 Не знаю, не думаю. У большинства, пожалуй, вообще нет собак.

Я положил голову на лапы и закрыл глаза.

 Я так и думал.

 Что ты думал?

 Ничего. Все, что тебе нужно знать: нет нужды беспокоиться. Правда. Я лабрадор,  сказал я ей.  Семья будет в безопасности.

Возникла пауза, а потом она заурчала:

 О, дорогой, ты такой глупый песик,  сказала она.  Я не беспокоилась.

Конечно, Лапсанг не знала о Пакте. Она не знала, что мы были единственными собаками, готовыми посвятить свои жизни защите хозяев. Она не понимала, что все другие породы разуверились в этом деле. Она даже не понимала, что было какое-то дело. В конце концов, она была кошкой.

Но когда я вновь открыл глаза и уставился на четыре пары ботинок, аккуратно расставленных Кейт напротив ящика с овощами возле задней двери, я ничего не мог поделать, и слова Лапсанг вновь раздались у меня в голове.

слишком сблизишься с Семьей, и пойдешь ко дну вместе с ними

счастье

Адам отстегнул поводок, но оставил руку на моем носе.

 Место.

Это всегда было его любимой игрой.

 Место.

Удерживать меня как можно дольше.

 Ме-есто.

Я сидел на траве в парке.

 Молодец. Место.

А он отступал от меня, идя задом наперед.

 Место. Место.

Чтобы дать себе фору.

 Ну же, малыш! Ко мне!

Я сорвался с места, как гончая. Заметьте, мне пришлось это сделать, потому что стартовая отметка и финишная черта находились друг от друга на расстоянии одного собачьего прыжка. Но мне это нравилось. Нравилось приносить ему счастье. Нравилось смотреть, как он откидывал голову, когда я толкал его к невидимой ленте.

 Ничья,  выдыхал он, хотя я был уверен, что он знал: я побеждал с небольшим перевесом.

дар

Если бы я попытался вспомнить, когда все началось, когда я впервые начал сомневаться в своем даре, мне было бы трудно выделить отдельный момент. Определенно, это не случилось за одну ночь. Я не проснулся в своей корзинке, обнаружив, что вся Семья за завтраком вдруг ускользнула из-под моего контроля.

Все, что я могу сказать: было время, когда казалось, будто все хорошо, когда Пакт лабрадоров давал все ответы, а Хантеры казались неподвластными угрозам внешнего мира.

Возможно, это была иллюзия. По правде, я знаю, что так и есть. Но это была иллюзия, в которую верил каждый член Семьи. И хотя я не могу вспомнить, когда начал сомневаться в Пакте, я помню, когда иллюзия стала блекнуть.

Все началось не с разбитой бутылки, нет. Все случилось неделю спустя. В день, когда Хэлу стало лучше.

девочка в зеркале

Я беспокоился за Хэла, но это было не ново. Я беспокоился уже довольно давно.

Из-за того, что он никогда не был собой, ни перед кем. Из-за того, что он был шумным и уверенным в себе среди Семьи, но цепенел перед внешним миром. Из-за того, как он говорил с зеркалом, словно это была девушка его мечты, Лора Шепард. В тот вечер я просто лежал там, на полу его спальни, пристально наблюдая.

 Привет, Лора,  сказал он. А затем попробовал другой тон.  Привет, Лора.

Он позвал ее на вымышленное свидание:

 Что ты делаешь в пятницу вечером?  спросил он, выжидающе подняв бровь.

Конечно, девочка в зеркале не ответила, а он не настаивал. Вместо этого он подождал, когда она отвернется или полностью исчезнет, чтобы он смог выдавить свои угри.

голос

Голос с первого этажа. Его мама:

 Еда готова.

еда

Я спустился вниз и сел в корзину, чтобы проследить за всем, как обычно. Однако, не закончив, Шарлотта отложила нож и вилку. Кейт заметила, что она не доела рыбу.

 Ты оставила рыбу,  сказала Кейт.

Шарлотта глубоко вдохнула и объявила:

 Я решила стать вегетарианкой.

 Но Шарлотта,  возразила ей мама,  ты не любишь овощи.

 И дохлых животных я есть не люблю.

 Каждый десятый человек в Британии вегетарианец,  объявил Хэл, проглотив кусок рыбы.

Адам положил руку на плечо Кейт.

 Если Шарлотта не хочет есть мясо, это ее собственное решение.

 Адам, ей тринадцать.

 И среди всех сегментов населения вегетарианцев больше среди девочек-подростков,  продолжал Хэл.  Думаю, дело в том, что они хотят контролировать, что едят. Это вопрос власти, по сути.

Шарлотта презрительно фыркнула на брата.

 Через сто лет все будут вегетарианцами, потому что поймут, как отвратительно, примитивно, варварски есть других животных. Мы все должны быть равны.

 Но Шарлотта, тебе нужно есть рыбу и мясо, чтобы получать витамины и белки,  возразила Кейт.

Шарлотта взглянула на меня.

 Ну, в Принце много витаминов и белка, почему же мы не едим его?

Хэл насмешливо хмыкнул.

 Он не поместится в духовку.

 Шарлотта, это нелепо,  заявила Кейт.  Собаки  другое дело.

Адам придвинулся на стуле.

 Но она задает хороший вопрос. В смысле, мы находим идею съесть Принца отвратительной, потому что очеловечиваем собак больше, чем других животных.

Кейт уставилась в потолок, пока Адам продолжал.

 В смысле, у собак теперь свои психотерапевты, верно? И духи. Я читал в газете, что в Лондоне есть даже ресторан для собак. Возможно, очень скоро у них будут свои вегетарианские рестораны. Представьте.

 Да,  произнесла Кейт, разочарованная, но не удивленная недостаточной поддержкой мужа.  Представляю.

телефон

Вот он. Тот момент. Последний раз, когда все было нормально.

Потому что тогда зазвонил телефон.

тяготение

Адам пошел ответить, закрыв за собой дверь кухни. Его голос был приглушен, но Кейт поняла, что что-то не так. Она открыла дверь, когда Адам положил трубку.

 Он

Кейт взглянула на него, в отчаянии изучая его лицо, ища знака, что это не та новость, которой она боялась на протяжении недель.

 О чем ты?

 Твой отец. Он

 Нет.

 Кейт, мне жаль.

 Нет.

 Это была сиделка, из палаты интенсивной терапии. Она сказала, что не было времени позвонить, понимаешь, пока

 Нет.

 Она сказала, все случилось быстро. Без боли.

 Нет, не может

 Дорогая, мне очень жаль,  Адам шагнул вперед.  Мне так жаль.

Ее голова упала ему на плечо, а руки стиснули его рубашку. Шарлотта стояла в дверях кухни. А позади нее Хэл.

 Что случилось?  спросили они вместе. А может, только Шарлотта. Не помню.

 Дедушка,  объяснил Адам.  Он

Слово, которое он не мог произнести, заполнило весь дом и усилило земное тяготение.

Шарлотта и Кейт с трудом держались на ногах. Хэл и Адам с трудом их поддерживали.

А я просто стоял возле кухонного стола, не зная, что делать. Не зная, что это значило для Семьи.

беда

Только позже, когда Адам сказал Хэлу, что бабушка Маргарет будет жить с нами, смысл начал проясняться.

 Папа, ты шутишь.

Адам вздохнул.

 Боюсь, что это единственный вариант.

 Но у нее есть бунгало.

 Для нее это слишком дорого. И в любом случае, мама думает, что ей будет лучше здесь.

Хэл отложил свой сэндвич с арахисовым маслом и «Мармайтом» на тарелку и проглотил то, что оставалось во рту.

 Но это будет полный кошмар.

Адам подошел туда, где стоял я, между кухней и коридором, и потянул меня вперед за ошейник. Он закрыл дверь, чтобы не дать словам просочиться наверх.

 Ну же, брось. Подумай о маме. Она хочет, чтобы бабушка жила здесь.

 Но у меня экзамены. Я должен готовиться.

 Прошу, Хэл. Не усложняй все еще больше.  Адам теперь смотрел в кухонное окно на то, как Лапсанг прогуливалась по забору.

 Я не знаю, почему мы все так расстроились. Дедушка не мог толком говорить уже много лет. Он просто сидел там и медленно доходил в углу.

 Хэл, ты не серьезно.

 Если бы это был Принц, нам бы пришлось его усыпить.  Я поднял голову, расслышав свое имя, притворяясь, что не понимаю.

 Хэл, брось. Подумай о маме, подумай  Адам осекся, расслышав приглушенные голоса Шарлотты и Кейт наверху. Он посмотрел на меня и сказал:

 Думаю, мне нужно его покормить.

 Нет, папа. Все хорошо. Я сам.

Но я не был голоден.

Я просто пялился в свою миску, полную мяса и печенья, пытаясь придумать, что делать. Кто больше всего нуждался в моей поддержке? Кейт и Шарлотта, терзаемые тем, что случилось? Или Адам и Хэл, терзаемые тем, что последует?

Требовалась осмотрительность. Было воскресенье. Воскресенья всегда опасны, даже в лучшие времена. Семья слишком много времени проводит вместе и слишком много общается. Но в это воскресенье атмосфера была еще хуже и напряженней.

Завтра все наладится. Я смогу поговорить с Генри, моим наставником и другом-лабрадором. Он скажет мне, что делать, как и всегда, с тех пор как я прибыл к Хантерам. С тех пор как меня спасли.

Но прямо сейчас я не мог собраться. Я чувствовал, что что-то не так, но не мог уловить, что. Бабушка Маргарет приедет к нам жить. Это плохо, да. Признаю. Но опасно? Конечно, нет. И все же определенно было что-то среди этих печальных запахов, оно сгущалось в воздухе.

Комната вокруг меня была заряжена отрицательной энергией. Посудомоечная машина, холодильник, ящик с овощами, даже моя корзина  все казалось тайным оружием в невидимой войне. И именно тогда мне стало впервые понятно. Беда грядет, и только я способен ее остановить.

сон

Той ночью они забыли закрыть меня, так что я спал на лестнице, потерявшись в жестоком волчьем сне. Я бегал на воле. Быстро бежал сквозь лес, вместе со стаей, и солнце проторяло себе путь над горизонтом. Я слышал вой вдали. Чуял запах крови: мы приближались к нашей утренней добыче, сердце и лапы стучали в унисон. Еще запахи. Сосны, кора, земля, пот, кости, волки, солнечный свет. И быстрее, вниз с холма, поваленный лес, затем открытая местность, последний поворот, мы движемся как один. Обещание крови было повсюду, перебивало все остальное. Через секунду мы окружим ее, нашу добычу, со всех сторон. Мы пригнули головы и пошли. Вот оно. Не убежать. Мы рвали плоть, кровь брызгала нам на морды. Но прежде чем я смог ощутить вкус, я проснулся.

звук

И был звук.

всхлип

Перебивая ветер снаружи, из комнаты Шарлотты раздавались тонкие всхлипы. И запах. Знакомый запах босых ног Адама. Я наблюдал затуманенным взором, как они остановились передо мной. Его пальцы на ногах дернулись. На том конце пижамы явно принималось какое-то решение.

Он нагнулся к двери Шарлотты.

 Лотти?  прошептал он.

Нет ответа.

 Шарлотта, милая. Все хорошо?

Еще один всхлип.

Он мягко открыл дверь. Она сидела в кровати, сжимая уголок одеяла. Запах в комнате был знакомый. Такой же был той ночью, когда бабушка Маргарет присматривала за ней и грозила деревянной ложкой (которую она бы использовала, если бы я не вмешался). Запах был, когда Хэл кричал на нее и говорил, в первобытном приступе братской ярости, что придет к ней в комнату среди ночи и выбросит ее из окна. И был, когда она обнаружила, совсем недавно, первые следы крови на трусиках, и слишком напугалась и смутилась, чтобы сказать кому-то. Кроме меня.

Но теперь, если это возможно, запах стал еще сильнее.

 О, Шарлотта, детка,  сказал Адам, усаживаясь рядом с ней на кровати.  Брось, не плачь.

Руки Шарлотты тяжело лежали на коленках, и хотя мы были близко, она казалась совершенно одинокой. Перенесенной в другой мир  мир горя.

Адам тоже это почувствовал и понял, что слов не хватит, чтобы ее вернуть. Он хотел утешить ее. Прикоснуться, обнять.

Он сомневался. Устало потер свое лицо.

Сейчас он мало что мог сделать. С тех пор как ее тело начало набухать женственностью, он был очень осторожен. Хотя мне было трудно понять эту проблему, я чувствовал его тревогу, когда он сидел с ней рядом, с парящей над ее коленкой рукой, пытаясь вспомнить, где находятся нейтральные зоны.

В итоге он обнял ее за плечи. Это было неловко поначалу, и мы почти ожидали, что Шарлотта уклонится. Но нет. Напротив, ее голова поневоле упала Адаму на грудь, и девочка забилась в рыданиях.

 Дедушка,  слово звучало приглушенно, но отчаяние в ее голосе и запах были слишком ясны.

 Знаю, Лотти,  сказал Адам.

Я ощущал полную беспомощность. Я абсолютно ничего не мог сделать, чтобы изменить ситуацию, или хотя бы подбодрить их. Пакт не готовит вас к таким моментам. Моментам, когда боль есть, а опасности нет.

Но все равно я хотел помочь.

Я заботился о них, вот в чем дело.

До этого мгновения  когда я увидел, как Шарлотта уткнулась в пижаму Адама, в надежде что все исчезнет  моя забота о Семье заключалась в приверженности Пакту. И вот я стоял за пределами сцены, которую нюхал, неспособный никак на нее повлиять.

Но нет: это мои мысли сейчас, когда я вспоминаю. А тогда я не сомневался в Пакте. Я был в замешательстве, конечно, и хотел все исправить. Но тут не было неповиновения. Я все еще учился, еще было то, чего я не знал. Я не полностью понимал двойственную природу боли, что она могла и разделять Семьи, и сплачивать их.

И конечно, даже зная то, что я знаю сейчас, даже совершив те ужасные поступки, я бы ничего не мог сделать. Ничего, что остановило бы эти запахи грусти.

 Что происходит?

Это была Кейт. Осознав, что ее вопрос не требует ответа, она тоже вошла в комнату и села на кровать. Шарлотта, тут же успокоенная ее присутствием, отстранилась от груди Адама и уткнулась в мамину.