Андрей Солдатов, Ирина БороганБитва за Рунет: Как власть манипулирует информацией и следит за каждым из нас
Информация стремится быть свободной.
Это не телефонный разговор.
Предисловие к русскому изданию
Это уже вторая наша книга, которая приходит к русскому читателю обходным путем. Первая, «Новое дворянство», в 2010 году тоже сначала появилась на английском в США и Великобритании, а потом, в 2011-м, была переведена на русский. При этом мы российские журналисты, живущие в России, и обе книги посвящены тому, что происходит в нашей стране.
За пять лет причины, по которым приходится пользоваться обходными маршрутами, остались теми же: расследовательская журналистика в России продолжает находиться в кризисе, издания закрываются. Но в этот раз нам было легче: если с «Новым дворянством» мы не были уверены, что книгу увидят в России, то, cобирая материал для «Красной сети», мы точно знали, что тем или иным образом она попадет в руки читателя.
Мы живем в цифровую эпоху, и, несмотря на все усилия цензоров, интернет остается технологией, которую невозможно поставить под полный контроль. Именно об этом наша книга.
Пролог
В обычном спальном районе на юго-западе Москвы стоит типовая бело-серая высотка за скромным заборчиком, ничего необычного. Хотя нет, одна странность все-таки есть: из девятнадцати этажей только у двенадцати есть окна.
Именно в этом здании бьется сердце русского интернета это междугородная телефонная станция M-9, и в ней находится крупнейшая в стране точка обмена трафиком MSK-IX. День за днем через нее проходит почти половина всего российского интернет-трафика. Оптоволоконные кабели желтыми и серыми змеями переползают из комнаты в комнату, клубками свешиваются с потолков, соединяя компьютеры, серверы, стеллажи и этажи. Один из этажей отдан в аренду Google: транснациональный гигант хочет быть как можно ближе к месту, где ходит столько трафика. Каждый этаж закрыт толстенной металлической дверью, открыть которую можно, только имея специальную карту.
Одна из комнат на восьмом этаже отведена Федеральной службе безопасности (ФСБ) наследнику советского КГБ. Впрочем, ее присутствие ощутимо во всех частях здания. Тут и там среди коммуникационных стоек расставлены электронные устройства небольшие узкие коробки размером с видеоплеер. Они маркированы аббревиатурой СОРМ, и их основная задача обеспечивать работникам восьмого этажа доступ к российскому трафику. СОРМ это Система оперативно-розыскных мероприятий. Но за четырьмя буквами стоит нечто большее.
Сначала ящики СОРМ перехватывали только телефонные звонки. Сейчас их добыча электронные письма, интернет-серфинг, разговоры по сотовым и скайп, SMS и посты в соцсетях. С помощью этих ящиков российские власти надеются выиграть битву за будущее интернета битву, которая имеет значение для каждого, кто однажды открыл для себя вселенную цифровых технологий.
Из этой книги вы узнаете историю конфликта, разворачивающегося в России последние 25 лет. Он начался во время распада Советского Союза, в котором информацию старались всеми силами удержать под замком, и продолжается сейчас, в современной России, когда информация вырвалась на свободу.
Как оказалось, мы не очень далеко ушли от нашего советского прошлого. Вы увидите, как совершенствовалась СОРМ, изобретенная КГБ, как она используется сейчас против оппонентов власти. И все это происходит в стране, где люди хорошо ориентируются в компьютерных технологиях, свободно ощущают себя в океане информации и используют интернет для того, чтобы понять, что на самом деле происходит в мире.
Советский Союз оставил после себя совершенно нежизнеспособную систему связи, практически полностью изолированную от внешнего мира. С тех пор наши связисты построили новые коммуникации. Согласно опросу, проведенному американским исследовательским центром Pew Research Center, доступ к интернету в России имеет 73 % респондентов. В Китае их, например, 63 %, а в США 87 %.
В нашей книге мы пытались показать, как страна до сих пор мечется между двумя полюсами тотальным контролем над информацией и свободой доступа к информации, и что происходит, когда эти полюса сходятся в одной точке. Последствия конфликта оказались важнее, чем кажется на первый взгляд, и вышли далеко за границы страны. Кремль пытается не только навязать миру правила игры, но и выстроить искусственные границы там, где их не может быть по определению, в виртуальном пространстве.
Мы поговорили с десятками людей, принимавших непосредственное участие в описанных событиях, изучили сотни документов. В стране, где секретность является традицией, крайне непросто докопаться до истины и вызвать людей на откровенный разговор. Своеобразный «тихий занавес» стал куда более материален после 2011 года, когда Владимир Путин решил вернуться в президентское кресло. Последовавшие за этим протесты и попытки ограничить свободу информации в Сети, цензура и акции силового устрашения лишь обострили конфликт.
С тех пор Кремль последовательно наращивает давление на интернет. Весной 2016 года Путин одобрил так называемый «пакет Яровой», который, кроме прочего, требует от сотовых операторов и провайдеров полгода хранить всю информацию, которую мы передаем друг другу по интернету, просто на тот случай, если спецслужбы захотят порыться в наших разговорах и узнать, что, например, мы делали прошлым летом. Кремль не смутил тот факт, что в стране нет ни мощностей для хранения такого огромного массива информации, ни технологий, чтобы их обрабатывать. За расширение возможностей СОРМ снова должен заплатить интернет-бизнес, а в конечном итоге пользователи, которым придется столкнуться с повышением цен на интернет-услуги. Возмущение бизнеса, так же как протесты общественности, не вызвали никакой реакции власти.
Первая часть книги описывает 20 лет, которые прошли с момента распада СССР до начала протестов 20112012 годов. Вторая показывает, что произошло с момента возвращения Путина в Кремль до событий на Украине.
Мы выступаем здесь не только как журналисты, но и как непосредственные участники событий.
Часть I
Глава 1Тюрьма для информации
В январе 1950 года 32-летний Абрам Трахтман, майор Министерства государственной безопасности спецслужбы позже реорганизованной в КГБ, столкнулся с неприятностью, которая вполне могла поставить крест на его карьере.
Целыми днями он просиживал в своем кабинете в трехэтажном здании красного кирпича на северо-востоке Москвы.
Это здание построили в 1884 году, и первоначально в нем находилась православная духовная семинария. Но в начале 1920-х, после Октябрьской революции и провозглашения атеизма как единственно верной общественной идеологии, церковные учебные заведения были закрыты, а здания, им принадлежавшие, переоборудовали под нужды государства. Семинария превратилась в тюрьму для несовершеннолетних и оставалось ею вплоть до 1940-х.
Тогда это была еще не Москва, а обычная деревенская окраина. Деревня называлась Марфино, и добраться до нее можно было только на 37-м автобусе, курсировавшем по булыжной мостовой пару раз в час. Но в 1947 году, неожиданно для местных жителей, вокруг здания выросли стены, за которыми расположился секретный исследовательский институт «Объект номер 8». Позднее он стал известен как «Марфинская шарашка». Шарашками назывались советские спецтюрьмы, в которых содержали ученых и инженеров, работавших там над спецпроектами для армии или спецслужб. Выйти из шарашки по собственному желанию было нельзя, но, по сравнению с другими лагерями ГУЛАГа, условия здесь были вполне сносные. В Марфино собрали инженеров, математиков и лингвистов. Их спецпроектом была разработка шифрованной телефонной связи лично для Иосифа Сталина.
Со времен семинарии к зданию примыкала пятиэтажная полукруглая башня с большими окнами, бывшая церковь. Теперь здесь находилась акустическая лаборатория все ее стены были увешаны телефонным и радиооборудованием.
В тот день Трахтману, несмотря на нетерпение, с которым его ждали подчиненные, очень не хотелось сюда заходить.
С тонкими чертами лица, кудрявыми волосами и в больших круглых очках, делавших его похожим на сову, Трахтман был начальником марфинской акустической лаборатории. А еще он был майором госбезопасности, поэтому ходил на работу в зеленой форме с золотыми погонами, фуражке с синей тульей (синий был цветом спецслужб еще с царских времен) и значком Сталинской премии на груди. Дипломированный инженер, к январю 1950 года он умудрился совершить головокружительную карьеру. Выходец из еврейской семьи, родившийся в небольшом украинском городке в черте оседлости на Полтавщине, он пережил погромы, сумел перебраться в столицу, поступил в Московский электротехнический институт связи и, окончив его перед самым началом войны, устроился в Центральный научно-исследовательский институт связи. Там на молодого специалиста обратил внимание сам Александр Минц, видный советский радиофизик и инженер, пользующийся особым авторитетом у властей. Трахтман присоединился к команде Минца и в годы войны даже удостоился двух Сталинских премий.
На стартовавший в 1947 году Марфинский проект изначально планировалось поставить Минца, но он заартачился. Возглавить акустическую лабораторию предложили Трахтману, и тот не колебался ни секунды: советскую власть он любил и значок Сталинской премии носил не снимая, да и перспектива получить в собственное распоряжение лабораторию была очень заманчивой. Почти два года все шло отлично, и вдруг карьера Трахтмана в спецслужбах оказалась под угрозой.
А ведь каких-то два месяца назад его лаборатория добилась потрясающего успеха именно благодаря ей был разоблачен советский чиновник, передавший сверхсекретную информацию американцам. Команда, вычислившая его, состояла из пяти человек, трое из них зеки в том числе талантливый филолог Лев Копелев, близкий друг содержавшегося здесь же будущего писателя Александра Солженицына. Копелев энергичный, крупный мужчина с выразительными глазами, густыми темными волосами, черной бородой и усами, выделялся в любой компании: страстный спорщик и эрудит, неисправимый оптимист, он не выносил одиночества и уныния. Именно Копелев вычислил сотрудника советского МИДа, который позвонил в посольство Соединенных Штатов в Москве и передал информацию о советском разведчике находясь в Нью-Йорке под прикрытием, тот пытался заполучить американские наработки по атомной бомбе.
Для этого Копелев проанализировал запись перехваченного телефонного звонка и смог по голосу определить одного из пяти подозреваемых. Окрыленный Копелев решил, что создал новую научную дисциплину, для которой сам же придумал название фоноскопия.
На волне успеха Трахтману, руководителю Копелева, удалось заручиться поддержкой всемогущего Фомы Фомича Железова, начальника отдела оперативной техники МГБ, и добиться разрешения на открытие нового секретного института, единственной задачей которого было бы исследование методов распознавания речи и идентификации говорящего. В восторге от открывшихся перспектив Трахтман поручил Копелеву подготовить список необходимого оборудования. Разместить новую шарашку предполагалось в самом центре Москвы.
Но в январе 1950 года белая полоса в жизни советского инженера и майора госбезопасности Абрама Трахтмана внезапно закончилась. Годом ранее официальное издание коммунистической партии, газета «Правда», в статье, которую редактировал лично Сталин, обвинила еврейских театральных критиков в отсутствии патриотизма. Это стало началом хорошо организованной кампании против «космополитизма» по сути, войной с выдающимися евреями. Еврейский антифашистский комитет был распущен, большинство его членов арестовано, множество ведущих еврейских изданий и издательств закрыто. После того, как нескольких врачей еврейского происхождения обвинили в попытке отравить лидеров компартии, началась масштабная охота на ведьм по всей стране. В 1950-м антисемитская кампания докатилась до сотрудников госбезопасности.
Всего через несколько дней после того как Трахтман получил согласие МГБ на открытие нового института, ему сообщили, что выбранное для шарашки здание не отвечает требованиям секретности. Затем, что заключенные Марфино не могут быть переведены в центр Москвы по соображениям безопасности. Открытие нового института раз за разом откладывалось. Шли дни и недели, а дело с новым институтом не двигалось с мертвой точки. Трахтман все реже появлялся в полукруглом зале лаборатории в Марфино. Его сотрудники поняли, что он боится отвечать на их вопросы о судьбе нового проекта.
В конце концов Трахтману объявили, что никого из инженеров-зеков он в свое распоряжение не получит. В отчаянии он пошел ва-банк и отказался от поста директора нового института. Без его людей проект обречен на провал вот что он заявил начальству. Это было ошибкой. Железов, начальник отдела оперативной техники МГБ, выдавший согласие на открытие института, тут же дал задний ход. Трахтмана уволили из органов госбезопасности и убрали из Марфино. В конце января он приехал туда в последний раз.
В мешковатом штатском костюме Трахтман вошел в свою бывшую лабораторию. Он подошел к столу Копелева, молча постоял несколько минут, а потом произнес: «Теперь это строго между нами с такой фамилией, как моя, уже нельзя быть начальником института». Потом он пожал Копелеву руку, грустно улыбнулся и ушел.
Позже его отправили в другой сверхсекретный институт, где он начал работать над системами наведения ракет в рамках советской космической программы. Но распознаванием речи он больше никогда не занимался.
Впрочем, о сотрудниках марфинской лаборатории не забыли. Они провели взаперти еще три с лишним года, вплоть до декабря 1953-го, когда восемнадцать заключенных спецтюрьмы перевезли к востоку от Москвы, в местечко под названием Кучино. Здесь находилась еще одна шарашка, где зек Копелев продолжил работу. Кучино было старейшей шарашкой советских спецслужб. В этом же, 1953 году был образован Комитет государственной безопасности КГБ.
Кучинская шарашка, расположенная в двенадцати километрах на восток от Москвы на территории поместья, до революции принадлежавшего семье промышленников Рябушинских, стала главным исследовательским центром КГБ именно здесь сотрудники госбезопасности работали над техническими средствами слежки, в том числе над созданием системы прослушки и перехвата информации на сетях связи. Вместе с марфинскими заключенными в Кучино передали и архивы лаборатории Трахтмана. Отныне исследования по распознаванию речи будут связаны с изучением методов прослушивания телефонных переговоров. Курировать и финансировать их будет, разумеется, КГБ.
В Комитете государственной безопасности хотели быть уверены, что им по силам перехватить любой звонок и точно определить звонившего. Им нужен был контроль над информацией, которая курсировала по территории Советского Союза, абсолютно всей информацией, в том числе и общением между людьми.
Владимир Фридкин окончил физфак МГУ в декабре 1952 года c красным дипломом. Cерьезный молодой человек с тонкими чертами лица, он не мог найти работу по специальности даже спустя несколько месяцев и хорошо знал причину он был евреем, а антисемитская кампания, начатая Сталиным, сводила преимущества его красного диплома к нулю.
Он оставил надежду стать ядерным физиком и в конце концов нашел работу в НИИ полиграфического машиностроения. Институт располагался в жалких бараках на задворках завода на юго-западе Москвы, недалеко от того места, где сейчас стоит памятник Гагарину.
Когда Фридкин впервые вошел в свой маленький кабинет, тот был почти пуст ничего, кроме стола и стула. Карьера начиналась не очень впечатляюще.
В пустой комнате много не сделаешь, поэтому Фридкин часами просиживал под зеленой лампой в просторном читальном зале библиотеки имени Ленина в нескольких шагах от Кремля. Ленинка гордилась самым большим в Советском Союзе собранием книг, документов и диссертаций на всех языках мира.
Однажды в Ленинке Фридкин прочитал статью американского физика Честера Карлсона, посвященную процессу электрофотографирования или, попросту говоря, фотокопированию.