Над условной чертой горизонта

Одинокое яблоко,
                    фон в амбразуре окна
Грязно-снежный, глухой,
                    жестяное дворовое донце.
Приближенье Адама,
                    рывок, натянулась блесна,
Под условной чертой горизонта
                    затеплилось солнце.
Ожиданье, начало,
                    высоко натянутый трос
Ожиданье. Лишь им
                    и держусь на плаву да на взлёте,
Напряженьем его
                    в амплитуде от смеха до слёз
На предельной
                    ликующей или отчаянной ноте.
Было яблоко, вырос,
                    я и не заметила, сад
И зацвёл и отцвёл
                    Я очнулась, пройдя переплавку.
Кисти мою и краски ищу,
                    возвращаюсь назад,
Ставлю яблоко. Так.
                    И на яблоко делаю ставку.

Болью выдолблена
                    так душа моя,
Будто лёгкая пирога
                    из ствола.
Захочу и уплыву я
                    в те края,
Где не надо мне
                    ни крова, ни стола,
Ни постели,
                    ни любимого в постель,
Ничего, как в чистом поле,
                    ничего
Только стружкой
                    завивается метель
Где-то прямо
                    возле сердца моего.
Длинно, длинно,
                    длинно тянется строка,
И слова
                    острее лезвий ножевых!
Сквозь меня теперь
                    проходят облака,
Столько перистых
                    и столько кучевых.

Талант поэта
                    лишь загромождает
Семейный дом
                    и раздражает близких
Нелепой неуместностью в быту.
Многоугольно-хрупкое
                    созданье
Ни в угол ни поставишь,
                    никуда.
И всё ему чего-то надо, надо
То тишины, то шума,
                    то любви
Но нет пророка
                    в собственном дому.
Ни мать родная,
                    ни сестра, ни муж
Пенсионер,
                    заслуженный бухгалтер,
Зам, зав чего неведомо. Никто
Собою не поступится,
                    а после
Дантес, интриги,
                    Натали, Судьба,
Эпоха, царь
                    не всё ли нам равно,
Как это будет после называться.

Валерию Бассу

Кружение сердца
                    вот танец, доступный и мне.
120 в минуту
                    шажка, поворота, удара,
Ну что же, как йоги
                    станцуем на голом огне,
Уйдём в невесомость
                    весёлыми кольцами пара.

Да, лишь невесомость
                    кружению сердца сродни.
Я в танце,
                    о чудо, я в самой его сердцевине.
Ты перышко времени
                    сдуй с меня, милый, стряхни,
И сбросим тела,
                    что когда-то исполнены в глине.

Пусть забыли нас, пусть обидели,
Пусть шуршит под берегом спелый лёд,
В храме снег идёт, вы же видели,
В храме медленно снег идёт.

Хлопья виснут здесь, как заклятые,
А иконы в инее, как в гробу,
Души маются незачатые,
Хоть какую бы да судьбу

Каждой, жаждущей воплощения
На неведомом ей пути,
В храме снежное опустение,
Нас за это, Господь, прости.

Смеркалось,
                    день переходил в сиянье
Луны
           сквозь воздух хрупкий, как стекло.
Веками обжитое мира зданье
Не торопило возвращать тепло.
Не ведая про скорую разлуку,
Мы спали,
                    не уняв счастливых слёз
И вот, как в воду, погружаюсь в муку.
И мыслей не собрать
                    все врозь, вразброс.
Боль сатанеет, забирает круче,
Взлетает ввысь,
                    под купол голубой.
Сама с собою говорю как будто,
А кажется,
                     что говорю с тобой

Ещё раз подумай:
                     зачем я
                               тебе
                                         нужна?
Я буду плохая мать, плохая жена,
Целованная не одним десятком губ,
Не любящая рубящая: не люб.
Подумай: привычная клятвам моя рука
Трофеи брала слёзы лётчика, моряка
Затем, чтобы лучшие души нести в горсти
И чувствами этими лучшими мир спасти.

Но если однажды без ног приползу, без рук,
Без рта, что был нежен, без стана, что был упруг,
Без локонов этих, без совести, без крыла
К тебе ты один не скажешь:
           зачем
                       пришла?

Ни с чем не сравнимое чувство начала влюблённости:
Ты в мыслях рисуешь все чёрточки, мелочи, тонкости,

Всё хочешь представить его поцелуи, объятия,
Не помнишь, о чём только что сообщили по радио,

Примеришь то платье, то кофту, не глядя, а впору ли,
С улыбкой бредёшь, чуть ли не попадая под «скорую»,

Желаешь здоровья всегда хамоватой уборщице,
Кладёшь ложку соли в свой чай, залпом пьёшь
                                          и не морщишься,

И, главное, не замечаешь ни в чём монотонности.
Любви грандиозней порою начало влюблённости.

Пока ты вернёшься, я выучу три языка,
Плутарха дочту, философией нос запылю,
Я Грига всего разыграю и весь ХТК,
Я стану умнее тебя и тогда разлюблю.

Пока ты вернёшься, я восемь десятков подряд
Отжаться от пола на пальцах однажды смогу,
Бежать марафонскую так, словно чёрт мне не брат,
Я буду сильней и от этой любви убегу.

Пока ты вернёшься, я стану добрей и мудрей,
Я нищенкой сделаюсь в наинищайшей стране
Пока ты придёшь из-за трижды проклятых морей.
Я стану пророком, пока ты вернёшься ко мне.

Пока ты вернёшься, я даже, пожалуй, умру.
Когда же вернёшься, в наш Зеленогорск загляни,
Ты незачем мне, но постой пять минут на ветру
Кудрявую ель на могиле плечом заслони.

Нет смысла ждать, и догонять нет смысла.
Я больше не готовлюсь к февралю.
С другими провожу
                              семнадцатые числа.
Целую всех: пусть думают люблю.

По-холостяцки запросто милуюсь,
Беснуюсь без ветрил и без руля,
Шлю к бесу профиль твой
                              и лица наших улиц,
Семнадцатое к бесу февраля.

Не жду, не догоняю, не надеюсь,
Не бьюсь в божбе, не верю ворожбе.
Я думала послать
                              всё к чёрту, а на деле
Ты дьявол сам. Пошли меня к себе.

Тебе под силу жизни их ломать
Тех, что в сердцах оружием бряцали.
Но ты, как бессердечный дипломат,
Жонглируешь сражёнными сердцами.

И каждый ходит лёгок и лучист
И празднует своё единовластье.
А ты, жестокий логик и логист,
Для всякого найдёшь и час, и счастье.

Как бабочек, прокалываешь, жжёшь
И сушишь. Без возможности реванша
Играешь с ними в длительную ложь,
Азартная скупая донжуанша.

А бабочки слетелись на ловца
И сохнут на игле в лучах светила.
Зачем тебе их мёртвые тельца,
Когда ты и живых-то не любила?