Полюби со мной
Антология одного стихотворения
Вячеслав Вячеславович Киктенко
© Вячеслав Вячеславович Киктенко, 2020
Вячеслав Киктенко
ПОЛЮБИ СО МНОЙ
Прозопоэтическая антология одного стихотворения.
Русские поэты 18, 19, 20 веков. Судьба и творчество. Для учащихся старшего и среднего возраста.
Эти краткие очерки новое открытие звёздной плеяды русских поэтов четырех последних веков. Цель их показать, что поэзия по-прежнему самое интересное, самое сильное, самое жгучее, что есть в языке, в литературе. Автор ведет страстный, личностный разговор с читателями всех возрастов.
Это взволнованный рассказ о том, как автор, поэт Вячеслав Киктенко, открывал для себя (а теперь и для других) в «скучной», подчас покрытой пылью веков судьбе старых поэтов сверкающие жемчужины. Они по-настоящему живы, современны навсегда. Это не архивные разыскания, это объяснение в любви. Отсюда и название. Автор разговора приглашает читателя пройти тем же путем, что прошёл сам когда-то, и по-настоящему полюбить вместе с ним классических, но порою уже порядочно подзабытых поэтов. Учитывая печальный опыт многотомных академических изданий и неподъемных учебных хрестоматий, автор нашел лаконичную, обнаженную форму лишь одно стихотворение любого автора, будь то немеркнущий Пушкин, или же «полутеневой» Державин, или вовсе забытый Ржевский
Эта книга своеобразный, пунктирный, итог духовной работы нескольких поколений поэтов, точнее нескольких веков. Здесь кратко даны основные вехи судьбы и творчества поэтов, а также наиболее интересные, порой курьёзные, порой драматические события в их реальной жизни. Они снова оживают и становятся нашими современниками на страницах книги ПОЛЮБИ СО МНОЙ. Или АНТОЛОГИЯ ОДНОГО СТИХОТВОРЕНИЯ, где за основу взято лишь одно стихотворение любого из классиков, и разговор ведётся именно вокруг него.
Книга может стать методическим пособием для освоения основ русский классической поэзии в школах, колледжах, университетах.
Поэты, чьё творчество отображено в работе:
ГОЛЫШИ (вступление)
Апухтин Алексей Николаевич 15 (27) сентября 1840 17 (29) августа 1893
Анненский Иннокентий Федорович 20 августа (1 сентября) 1856 30 ноября (12 дек.) 1909
Баратынский Евгений Абрамович 19 февраля (2марта) 1800 29 июня (11 июля 1844)
Батюшков Константин Николаевич 18 (29) мая 1787 7 (19) июля 1855
Бенедиктов Владимир Григорьевич 5 (17) ноября 1807 14 (26) апреля 1873
Вельтман Александр Фомич 8 (20) июля 1800 11 (23) января 1870
Вяземский Петр Андреевич 12 (23) июля 1792 10 (22) ноября 1878
Григорьев Аполлон Александрович 20 июля (1августа) 1822 25 сентября (7окт.) 1864
Давыдов Денис Васильевич 16 (27) июля 1784 22 апреля (4 мая) 1839
Дельвиг Антон Антонович 6 (17) августа 1798 14 (26) января 1831
Державин Гаврила Романович 3 (14) июля 1743 8 (20) июля 1816
Дмитриев-Мамонов Матвей Александрович 14 (25) сентября 1790 11 (23) июня 1863
Кольцов Алексей Васильевич 3 (15) октября 1809 29 октября (10) ноября 1842
Крылов Иван Андреевич 2 (13) февраля 1769 (или 8?) 9 (21) ноября1844
Кюхельбекер Вильгельм Карлович 10 (21) июня 1797 11 (23) августа 1846
Лермонтов Михаил Юрьевич 5 (15) октября 1814 15 (27) июля 1841
Маяковский Владимир Владимирович 7 (19) июля 1893 14 августа 1930
Мей Лев Александрович 13 (25) февраля 1822 16 (28) мая 1862
Минский Николай Максимович 15 (27) января 1855 2 июля 1937
Некрасов Николай Алексеевич 28 ноября (10 декабря) 1821 27 декабря 1877 (8 янв.1888)
Полонский Яков Петрович 6 (18) декабря 1819 18 (30) октября 1898
Пушкин Александр Сергеевич 26 мая (6 июня) 1799 29 января (10 февраля) 1837
Ржевский Алексей Андреевич 19 февраля (2 марта) 1737 23 апреля (5 мая) 1804
Случевский Константин Константинович (26 июля 1837 25 сентября 1904гг.)
Толстой Алексей Константинович (24 августа 1817 28 сентября 1875гг.)
Тютчев Федор Иванович 23 ноября (5 декабря) 1803 15 (27) июля 1873
Фет Афанасий Афанасьевич октябрь? или ноябрь? 1820 21 ноября (3 декабря) 1892
Языков Николай Михайлович 4 (16) марта 1803 26 декабря 1846 (7 января 1847)
Статьи опубликованы в столичных журналах и газетах.
Лирическое вступление:
Голыши
У моря, на пустынном галечном пляже, накупавшись до одури, опять предавался блаженному, с детства заведённому ритуалу: метал плоские камушки по воде «выпекал блинчики». И опять, в который уж раз, изумлялся
Да что же это такое?!.
Плоский, идеально обточенный камушек, словно бы специально подготовленный природой для красивой судьбы «бегущего по волнам», сверкнув раз-другой над водною гладью, безнадёжно зарывается в море и скрывается там от глаз что же такое происходит с ним, как и с некоторыми другими, сходными с ним по своей пригожести и ладности?..
А вот другой камушек, тоже довольно плоский, но куда невзрачней первого своею шероховатостью и некоторой даже корявостью, ка-ак он извернулся близ воды, ка-ак он пошёл сверкать по мелким волнам!.. так и скрылся в слепящих отблесках солнца, я даже не успел сосчитать его блистательных подскоков
Что же это такое?
По теории, «по идее» самый гладкий камень и скакать должен далее всех других, не столь гладких
Не тут-то было.
Хотя, объективности ради, следует признать, что лучшей формы камень обычно и по воде скачет лучше других, но я здесь говорю о странностях исключений из правила. А их, исключений, что-то очень уж немало, подозрительно как-то немало
и вдруг поймал я себя на мысли, что далеко не в первый раз сталкиваюсь с такой «неправильностью», удивительной и прежде, но никогда прежде не казалось мне это чем-то противоестественным. Ну, зароется красивый камушек в воду, ну и что? Бормотнёшь про себя « не судьба», и тут же, не задумываясь, кидаешь другой
А вот сегодня задумался.
И показалось вдруг, что судьба камушков напоминает нечто знакомое мучительно даже знакомое
Ба! да не судьбы ли поэтов зеркально отсвечивают в судьбах прибрежной гальки? озарился я блаженным идиотизмом. И стал давать камушкам имена. Имена поэтов.
Вот, например, чёрный, великолепно отглаженный полуовальный голыш похоже, базальт с искорками кварцитовых вкраплений может быть это Пушкин?
А ну-ка, попробуем
Да-а, это действительно «Пушкин»!
Исчерна сверкающей молнией он пронёсся над водной стихией, пролетел с блистательными подскоками и неразличимо глазу скрылся где-то вдали а может быть, и поныне скачет?..
Это Судьба. Да какая, какая судьба!..
А вот желто-белый, еще более идеальный камушек: плоский, полностью закруглённый настоящий солнечный «блинчик». Да неужто в природе может быть гений идеальней Пушкина?..
А мы испытаем.
Но что же это такое?! всего лишь три разочка успел новый красавец, наш «новый Пушкин», сверкнуть над водой, как набежавшая, совсем небольшая волна опустила его ко дну. Вот тебе и Пушкин!.. Нет, это был какой-то другой, незнаемый гений, по изначальному замыслу, может быть, даже ещё более высокий, чем уже знаемый и любимый всеми и навсегда, но которому почему-то не благоволила судьба
А вот бордовый, тяжеловатый, не очень броский на вид, с бугорками и вмятинами камушек. Такой, скорее всего, не поставит рекорда, но уж мелкую волну преодолеет тяжестью своею, основательностью, какой-то внутренней, не сразу ощутимой ладностью кто же это такой?
А мы испробуем.
два три пять семь девять целых двенадцать раз он, тяжеловес, подскочил над водой! Его не смутила волна от проходившей яхты как нож сквозь масло прошёл он её насквозь и вышел на чистую гладь, и ещё, и ещё поскакал
Рекорда он не побил, но остался, остался в памяти. Как один из лучших остался.
Да это же Некрасов!
И правда, судьба не сулила ему калачей, путь начинался во мраке. Первая книга стихов «Мечты и звуки» была провальной, поэт не знал как выбраться из позора и безысхода нищеты, но преодолел всё! Он основал целую школу, его и поныне (как мало кого другого) любят русские люди. И читают! Читают не только в школе. Это судьба. Но судьба преодолённая.
а вот золотистый, не самый плоский, но очень красивый камушек с волнистыми естественными «кудряшками» поверху, уложенными тысячелетиями приливов и отливов. Он невелик размером и не обещает, вроде бы, чуда
Но Чудо случается именно с ним! Он, поначалу зарывшийся под воду и уже, кажется, сгинувший там навсегда, внезапно выскакивает на поверхность и начинает свой бессмертный полёт
Пронзительный, золотистый, он сливается в дальней дали с бликами солнца и уходит, чудится, не в синюю глубь моря, а в белый высокий свет поднебесья
Да это ж Есенин!
Право слово, Есенин. Ведь задержись он в начале пути чуть подольше на работе в московской типографии, в невыразительном, ненужном ему окружении пропал бы поэт. Зачахнул бы, распложая бесконечные и безнадёжные подражания Надсону, боготворимому тогда не только им, но и многими его московскими товарищами. Питерские столичные салоны (как бы их потом ни охаивал сам поэт) сыграли роль великолепной стартовой площадки для рывка в вечность. Крестьянская сметка вкупе с подлинным изначальным даром сделали дело именно там он сумел по настоящему (ибо ещё и со стороны, исчужа) разглядеть себя самого, истинную свою сущность и силу. Он попал в нужный размер, наклон, ритм и пошёл, и пошёл, и полетел