Labor omnia vincit improbus.
Virgile
<Все побеждает упорный труд (лат.).
Вергилий, "Георгики", I, 145>
Пожинающего в июне ожидает буря.
(Старая босеронская пословица)
Моему сыну Дени
Глава 1
Автомобиль марки "ченард-волкер", сверкающий под великолепным июньским солнцем сорокового года, выделялся из скопления запыленных и громыхающих машин, которые окружали его спереди и сзади, а иногда обгоняли по соседнему ряду. Весь этот караван тащился по ставшему слишком узким шоссе.
Вдоль него росли чахлые сероватые деревца; периодически по дороге с неистовой яростью строчили пулеметы "юнкерсов". Так же неистовы были и лучи обычного для этого времени года солнца, впрочем, их ярость не знала передышки.
- Вот уж действительно отбросы автомобильного парка Франции, - заметил Брюно Делор, самый молодой и, пожалуй, самый большой сноб из четырех пассажиров, устроившихся на заднем сиденье машины.
- Естественно! Ведь все приличные люди уехали еще восемь дней тому назад, - заявила самая пожилая, самая богатая и к тому же самая властная из четверых - Диана Лессинг.
Эта неспешная прогулка среди беспорядочного бегства возмущала ее так же, как опоздание к увертюре в Байрейтском театре <театр, созданный в Байрейте (Бавария) в 1876 году для исполнения произведений Рихарда Вагнера>, и поэтому ее голос становился все более суровым.
- Да, вот уж славная выдалась неделя! - добавил Лоик Лермит, более тридцати лет прослуживший в ранге атташе на набережной Орсе в министерстве иностранных дел, что давало ему право вмешаться в разговор. Их бегство из столицы он называл тактическим ходом, как обычно, он предпочитал оперировать любыми критериями, только не соображениями нравственного порядка.
- И все это из-за меня! - простонала четвертая пассажирка, двадцатисемилетняя Люс Адер; у нее был богатый и давно отсутствующий муж, что позволяло Брюно Делору уже два года быть ее любовником.
Люс только что вырезали аппендикс. Операция довольно неуместная в ее возрасте, а особенно в июне 1940 года. Из-за этого и задержались в Париже она сама, ее друзья и любовник.
Диана Лессинг дожидалась, когда прилетит на собственном самолете ее старый друг, английский лорд, но его, наверное, мобилизовали по дороге, поэтому он и не прилетел. Лоик Лермит рассчитывал уехать в машине одной знакомой, но та отказала в последнюю секунду: его место было занято близким родственником или более значительной персоной. Лоик и Диана оказались в Париже, откуда уже невозможно было выбраться поездом, а у них не было ни машины, ни вообще какого-либо средства передвижения. Неожиданно для себя они отметили, что их привязанность к Люс выросла настолько, что оба с нетерпением следили за ее выздоровлением. Поэтому они и очутились в последний момент в великолепном "ченард-волкере", где уже находился любовник Люс. Стечение случайных обстоятельств свело их вместе, и теперь они катили в сторону Лиссабона, где их ожидал муж их подруги и, как благодарность за преданность, отдельная койка для каждого на корабле, нанятом Адером до Нью-Норка.
- Да нет же! Это вовсе не ваша вина, душенька! - воскликнула Диана. - Не терзайте себя этими глупыми упреками, Люс! Вы ведь ничего не могли поделать! - прибавила она, поощрительно улыбнувшись.
- Я, во всяком случае, уже не раз говорил: если бы не Люс, мне бы сейчас пришлось идти пешком! - добавил Лоик Лермит.
Он уже давно понял, как полезно иногда признаваться в собственной незначительности: обычно сразу следовал поток восхищения его тонким умом и умением смеяться над самим собой, а в некоторых случаях - и его честностью. Слова Лоика вызвали смех у Дианы и Брюно; они порой забывали, что из-за его скромного достатка с Лоиком довольно небрежно обращались в том обществе, где он был принят.
Впрочем, Лоик очень любил Люс Адер и ради нее был способен на многое, даже на то, чтобы остаться в своей комфортабельной квартире и наблюдать парад немецких полков, которых он, впрочем, весьма побаивался.
- Да что вы, Люс! - воскликнул коварный Брюно. - Вы ведь прекрасно знаете, что Диана отказалась от самолета Перси Вестминстера вовсе не из-за ваших прекрасных глаз!.. Вы ведь знаете это! Хотя я прекрасно понимаю ее: по-моему, эти маленькие частные самолеты ужасно опасны.
Брюно Делор происходил из хорошей, но недавно обанкротившейся семьи.
Поэтому когда он - пропитанный, просто одурманенный всеми снобистскими условностями, но лишенный возможности их соблюдать - провозгласил себя альфонсом со всей агрессивностью и убежденностью человека, решившего взять реванш, никто не осмелился сказать ему, что этой профессией обычно не гордятся. Этим объяснялось его дурное отношение к содержавшим его женщинам, как будто обирая их с большим или меньшим успехом, он лишь возмещал себе то, что общество украло у его семьи.
Живя два года с Люс Адер (и за ее счет), он подрастерял свойственную ему в этих делах прыть. Невинность Люс, ее полное незнание власти денег, отсутствие высокомерия мешали ему быть с ней таким же грубым, каким ему нравилось быть с другими женщинами. Конечно, он злился на нее, но как можно всерьез ссориться с человеком, не знающим о своей принадлежности к сильным мира сего? Как красть у того, кто все и так отдает? Сейчас он не мог нагрубить и, пребывая от этого в плохом настроении, был нарочито нелюбезным, и это удивляло, ведь прежде Делор был просто-напросто веселым и злым честолюбцем. Поэтому он, пренебрегая осторожностью, позволял себе дерзости в разговоре с Дианой. Люс стерпела бы и не такое, но отнюдь не знаменитая мадам Лессинг.
- Вы хотите сказать, что я дожидалась Люс из-за того, что боюсь самолетов? Признайте, что ваши соображения совершенно идиотские, ведь эти "юнкерсы" обстреливают дорогу с утра до вечера...
- Я вовсе ничего не утверждаю, моя дорогая Диана, - сказал Брюно, воздев руки. - Упаси Господь! В отношении вас я никогда ни на что не претендовал!.. - И добавил:
- Надеюсь, вы сожалеете об этом!
Он подмигнул Люс. "Несчастный!" - подумал Лоик. Диана любезно улыбалась, но взгляд ее блуждал где-то далеко.
- В этом деле, мой дорогой Брюно, вас упасет не Господь, а я сама!
Во-первых, я уже вышла из возраста, которому свойственны эти... развлечения... и потом, я всегда предпочитала худых мужчин...
Она засмеялась, вместе с ней засмеялся и Брюно:
- Признаюсь, что я никогда не надеялся соблазнить вас, Диана, даже если бы и получил на это ваше согласие.
- Вы жестоко ошибаетесь! Задумайтесь на минутку: через десять лет мой возраст практически не изменится. В худшем случае, мне будет около семидесяти лет... А ведь вам-то уже стукнет сорок! Разве не так? И я даже не знаю, будете ли вы достаточно молоды для меня, мой маленький Брюно, в сорок-то лет! В вашем возрасте и при вашей работе вы постареете больше, чем я! Уж поверьте мне! - И, напустив на себя сочувственный вид, она добавила:
- Вы знаете, это ведь очень утомительно - так долго стараться нравиться.