Кто знает, суждено ли нам встретиться?..
Родина моей юности не самый солнечный, не самый красивый кусок советской земли, но для меня самый притягательный.
Солнечная гора сберегла для нас, советских, в своих недрах пятьсот миллионов тонн превосходной руды. У ее подножия в первый год первой пятилетки появился первостроитель основатель города металлургов, старый большевик Егор Иванович Катеринин. Когда-то, в молодости, я общался с ним.
В январе 1932 года в первой нашей домне вспыхнул огонь, который стал виден всей стране и всему миру. Его зажег мой друг Леня Крамаренко.
Первую плавку третьей домны принял на горячих путях и доставил на разливочные машины я, Голота, машинист «двадцатки», танка-паровоза. Первую сталь мартеновской печи принимал тоже я.
Каждый, кто воздвигал рабочую столицу металла, был крещен солнечным огнем.
В былые времена, возвращаясь откуда-нибудь домой на самолете, мне казалось, что я лечу из ночи в утро, из прошлого в будущее.
Сегодня мой самолет летит из настоящего в прошлое. Туда, где я был молодым, полюбил впервые. Туда, где буду выполнять, если хватит сил, может быть, последнее в моей жизни задание партии.
Летим на мою родину не прямым курсом, а с промежуточной посадкой в Соколове, курортном поселке, знаменитом своими прозрачными озерами, корабельными рощами, горячими источниками, лечебными грязями, пансионатами. Почти все мои спутники, вялые, тихие, бледнолицые, выходят. На их местах появляются другие загорелые, с блестящими глазами, жизнерадостные, набравшиеся сил и радости на горных полянах, у подножия вековых сосен, в горячих источниках. Вот они-то, здоровые и счастливые, в отличие от меня, летят в будущее. Не спускаю с них глаз.
Ни один человек хотя бы на мгновение не скользнул взглядом по моему лицу. Меня, больного, седоголового, нет для них, бессмертных. Что ж, это хорошо. Могу спокойно, без помех, вглядываться в своих спутников, вслушиваться, о чем они говорят.
Мое место в заднем ряду, в углу. Впереди меня два кресла с откинутыми спинками. Одно из них, то, которое ближе к проходу, свободно. В другом, у окна, расположилась девушка в белом свитере. Волосы светлые, как спелый ковыль. Маленькие розовые уши. Золотистый летний налет на ореховых от свежего горного загара щеках. Только во цвете лет, в самую невинную пору, так ясно и так беззащитно-доверчиво отражается на лице юная, полная тайн душа. Прекрасное сочетание! Все тайна и все открыто. Никому никаких обещаний, но каждый смотрит на нее с надеждой.
Мое место в заднем ряду, в углу. Впереди меня два кресла с откинутыми спинками. Одно из них, то, которое ближе к проходу, свободно. В другом, у окна, расположилась девушка в белом свитере. Волосы светлые, как спелый ковыль. Маленькие розовые уши. Золотистый летний налет на ореховых от свежего горного загара щеках. Только во цвете лет, в самую невинную пору, так ясно и так беззащитно-доверчиво отражается на лице юная, полная тайн душа. Прекрасное сочетание! Все тайна и все открыто. Никому никаких обещаний, но каждый смотрит на нее с надеждой.
Добро дело красота, говорил Пушкин
Она молчит, но я уверен, что она и умна, и добра, и совестлива. Так засмотрелся на нее, что забыл о подлом зверьке, копошащемся в моем пищеводе. Или он забыл обо мне
Почему она одна? К ней сразу же, как только появилась, должен был подсесть кто-то из курортных парней. Лет сорок назад этим «кто-то» наверняка был бы я. Как ее зовут? Чья она дочь, внучка, сестра? Учится? Или уже работает? Тонкое ее запястье перехватывает черный ремешок часов. На левой руке, на безымянном пальце, скромно поблескивает кольцо с крымским сердоликом. Ногти длинные, ухоженные. Нет, не работница. Наверно, студентка Горно-металлургического института имени Головина. Может быть, педагогического.
Истекло время стоянки. Бортпроводница, стоящая у входа, крикнула вниз:
Убирайте трап!
Вот в это время и появился о н. Наимоднейшие потрепанные джинсы, расклешенные внизу и узкие в бедрах. Красная куртка небрежно наброшена на молодецкие плечи. Коричневые, с бронзовыми застежками сандалеты. В руках спортивная сумка, чем-то доверху набитая.
Бортпроводница сурово отчитала его за опоздание, потом смилостивилась и сказала:
Благодарите судьбу, что мы задержались. Загорать бы вам до завтра в Соколове, если бы вовремя отвалили трап.
Благодарю! Благодарю! Благодарю! дурашливо зачастил проштрафившийся пассажир и рассмеялся.
Смеялся он легко, заразительно. Улыбнулась бортпроводница. Улыбнулся я. Улыбнулись ближайшие пассажиры. Только светловолосая девушка отрешенно уставилась в окно. Не слышит, не видит того, что происходит рядом с ней. Боится? Скромничает? Не любопытна? Не контактна? Или слишком горда?
Садитесь, не торчите в проходе! Бортпроводница взяла парня за локоть, подтолкнула к свободному креслу.
Он, глядя на девушку в белом свитере, со сдержанной приветливостью спросил:
Разрешите?
Она медленно повернулась и с подчеркнутой независимостью посмотрела на него. Какое-то мгновение они молча разглядывали друг друга.
Разрешите сесть? повторил парень.
Вам это уже разрешила бортпроводница, сухо ответила она.
Он удобно устроился в откинутом кресле.
Славно! Можно вздремнуть минут сорок. Проснусь и буду дома. А вы тоже домой?
Она его не слышит или не хочет отвечать. Повернулась к окну. Парень усмехается, пожимает плечами, принимается за газеты.
Он и она. Чужие. Но через пять или десять минут познакомятся. Как это произойдет? Что он ей скажет? Что и как она ответит ему? Старая, как мир, история. И вечно новая.
Трап убран. Дверь задраена. Самолет выруливает на стартовую полосу. А они все еще молчат. И смотрят в разные стороны.
Он повернулся ко мне, скользнул по моему лицу невидящим взглядом, пригладил пятерней длинные, по моде, волосы. Широкое, бровастое, с крупным прямым носом, большегубое лицо его густо, как ореховой морилкой, окрашено загаром, обветрено. Кого-то он мне напоминает. Чем-то когда-то я был крепко связан с ним. Что-то мы делали сообща. Над чем-то вместе размышляли.
Руки у него мускулистые, на ладонях мозоли. Руки рабочего, рано начавшего трудовую жизнь. Кузнец? Сталевар? Горновой? Вальцовщик? Все эти профессии в городе металлургов ведущие, уважаемые. Я не допускаю и мысли, что этот парень не из числа мастеров огненного дела. Огонь мартенов светится в его глазах.
Девушка прижалась правой щекой к иллюминатору, выражение лица отсутствующее, но она ухитряется украдкой разглядывать соседа, читающего газету. «Кто ты? спрашивали ее большие, серые и чистые глаза. Почему опоздал на самолет? К кому спешишь?»
Он почувствовал ее взгляд, быстро посмотрел на нее, но все же не успел встретиться с ней глазами. Она вовремя прикрыла их густыми, длинными ресницами. Он снова уткнулся в газету.
Проходит две или три минуты. Любопытство вновь овладевает девушкой. Она чуть-чуть приподымает ресницы и сквозь них вглядывается в него. Он опять почувствовал ее взгляд. Не отрываясь от газеты, вполголоса сказал:
Я догадываюсь, чем сейчас полна ваша голова. Вам не понравилась моя красная куртка! Он отбросил газету, смело посмотрел на девушку, спросил: Угадал?
Она глаза в глаза посмотрела на него.
Ничего похожего.
Вы со всеми парнями такая?
Какая? Она быстро, без улыбки, с неподдельной строгостью посмотрела на соседа по креслу. Интересно, какой я вам кажусь?
Вам и в самом деле это интересно?
Сторонний взгляд чаще всего бывает самым беспощадным и справедливым. Так говорят и пишут.
Хорошо, я скажу. В вас нет ничего чужого, взятого у кого-нибудь напрокат или взаймы. Все свое. Плохое ли, хорошее, но все свое.
Все? спросила она, когда он замолчал.
А разве этого мало для первого знакомства?
Много Но даже этот хитроумный ход конем вам не поможет.
Какой ход? Какой конь? Мы летим на самолете самой последней конструкции
Вы стараетесь понравиться своей случайной спутнице. Но ничего не добились. Разве что пробудили к себе любопытство. Нет, не женское. Обыкновенное. Дорожное.
И это уже немало! невозмутимо воскликнул парень.
Продолжения не будет.
Мгновение, говорят, бывает прекраснее вечности
Вам не повезло. Не та попутчица попалась Я легко отгадываю тайные мысли тех, кто протягивает мне руку
Вот как!.. Что ж, мои помыслы чисты. Если вы действительно умеете отгадывать тайные мысли, вы не оттолкнете меня здесь, на небесах, не оттолкнете и там, на земле.
Вот только когда она одарила его доброй улыбкой.
Посмотрим!
Надежда юношей питает.
Какой же вы юноша? Наверняка двадцать пять стукнуло.
Я, девушка, в своего деда по материнской линии пошел. И в семьдесят буду юношей. Давайте познакомимся. На работе меня зовут Сашкой Людниковым. Для мамы, я, конечно, Сашенька. Отца у меня нет. Женой я еще не обзавелся, так что не знаю, как она будет меня величать. Вот пока и все о моей персоне! Помолчав мгновение, он доверчиво наклонился к девушке. Ну, а вас как зовут? Перехожу на прием.
Строгость и отчужденность как ветром сдуло с ее лица после последних слов Саши.
Я Валя, просто сказала она и засмеялась. Хитрая Валя. И не дурочка.
Ум, хитрость, красота могучее сочетание Вы очень хорошо смеетесь. Вся душа нараспашку. Засмейся человек и я сразу скажу, чем он дышит. Своевременная, к месту, улыбка и смех верный признак сердечности, ума, хорошего воспитания. Так, помню, поучала меня мать, отправляя на первый заводской бал. Права она или не права, как вы думаете?
Мать всегда и во всем права!
А родом откуда вы, Валя?
До сих пор, до сегодняшнего дня, была москвичкой. А вы вы домой возвращаетесь?
Точно. Спро́сите еще о чем-нибудь?
Работаете или учитесь?
И работаю, и учусь.
Какая у вас специальность?
Сталевар.
Такой молодой и уже сталевар?! Я думала, сталь варят только пожилые.
А я и есть пожилой. Угадали: двадцать пять набрал. Семь лет колдую у мартеновской печи. Четыре года подручным вкалывал, три самостоятельно. И уже добрался до третьего курса института. Без пяти минут инженер-сталеплавильщик.
Почему чуть не опоздали на самолет?
Не собирался улетать. В последний момент раздобыл горящий билет. Схватил такси, помчался на аэродром. И хорошо сделал узнал, что на свете существуете вы. Еще спросите что-нибудь!
Спрошу Я любопытная
Слушаю молодых, любуюсь ими и совсем не чувствую свирепого зверька в своем пищеводе. Притих? Или сбежал? Вот, оказывается, чем надо лечить даже такие болезни, как моя. Весенними радостями весенних людей. Молодым смехом. Большими надеждами.