Я тоже заглянула под кровать и увидела странное сооружение на низкой скамейке лежала объемная книга, между страницами была пропущена толстая нитка, нижний конец ее был опущен в стеклянную пол-литровую банку, рядом лежали крышка и ножницы.
Что это? удивилась я.
Ловушка, таинственно улыбнулась Раечка. Вчера поставила, всю ночь ловила, но не пришел.
Кто?
Да чертенок же! торопливо ответила она. Вот смотри, нитку пропускаем между страницами, один конец под подушку, другой в банку, на ночь произносим трижды: «Чертик, чертик, появись, вокруг света обернись»
Да ну, ерунда, засомневалась я. С чего бы ему являться
А с того! горячо зашептала Раечка. Он маленький и глупый, его легко обмануть. Вот он вылезет из-под подушки, начнет спускаться по нитке, тут надо быстро произнести желание и отрезать нитку: он в банку плюх, я крышкой чпок, и все!
Я слушала и хлопала глазами:
Рай, а зачем ему по нитке спускаться, и книга еще, он через страницы полезет? По-моему, ты что-то неправильно делаешь
Много ты понимаешь! У нас все так делают!
И кто-нибудь поймал?
Кто ж признается! хохотнула она. Нет, по-тихому банку в погреб спрячут и пользуются. Но люди сразу замечают, она многозначительно кивнула, если кто разбогател быстро или повезло: вдруг, смотришь, дом начали ремонтировать, или строиться, или гараж, новая машина откуда что взялось. А оно известно откуда от черта!
Жуть!
А ты думала Вот я и хочу мамке и батьке помочь, чтоб хоть немного полегче, они же зашиваются. Старшая сестра развелась, жить негде, да еще с дитем, брат тоже неприкаянный, я когда еще школу окончу!
Раечка, да я понимаю, но не у черта же просить
Не просить! Потребовать в обмен на свободу, понятно?!
Под кроватью в пыльном сумраке таинственно поблескивала выпуклым боком стеклянная банка. Мне показалось или на самом деле, но внутри банки прятался еще более густой клубок мрака
Раечка, а почему ты банку не закрыла? спросила я, и голос мой предательски дрогнул.
Подруга внимательно посмотрела на меня и не сразу ответила:
Так ведь он же не пришел
Мы на мгновение замерли, глядя в глаза друг другу и наливаясь холодным ужасом. Не выдержали и с визгом выскочили в дверь.
Упали на диван в большой комнате.
Ты чего? спросила Раечка, тяжело дыша.
А ты чего? У меня стучали зубы
Упали на диван в большой комнате.
Ты чего? спросила Раечка, тяжело дыша.
А ты чего? У меня стучали зубы
В прихожей стукнула дверь.
Мы одновременно взвизгнули, зажмурились и прижались друг к другу.
Рая! раздался знакомый голос, послышались шаги. Подруга облегченно вздохнула. Мы открыли глаза и уставились на дверной проем.
Ты дома? зачем-то спросила Раина мама, заглядывая в комнату.
Я поздоровалась. Она кивнула:
Здравствуй, Глаша. Ужин приготовила? обратилась к дочери. Сейчас отец придет.
Картошку сварила, отозвалась Раечка, проворно вскочила и побежала на кухню.
Я догнала ее у печки:
Ладно, пойду я, не буду мешать.
Ага, до завтра Приходи на горку.
Глава 3
На крыше
От Раечкиного дома до нашего три двора пройти. Новогоднюю слякоть скрепило морозом, припорошило снегом хорошо! Вдоль заборов, посыпанная битым кирпичом и золой, отличная тропинка.
Из окон оранжевый свет, и гирлянды мигают, на тропинке причудливые длинные тени, дальше по улице одинокий фонарь. Изредка лают собаки, глухие заборы, ни одного человека навстречу.
Казалось бы, чего бояться? Но почему-то чудится среди теней движение, мерещатся злобные маски, припавшие к старым доскам забора, среди мельтешения огоньков гирлянд вдруг вспыхивают адским пламенем красные глазища.
Какая я впечатлительная
Иду и стараюсь шутить сама с собой. Ведь глупо же быть такой трусихой
Треснула ветка, что-то шмыгнуло в темноте из-под ног, резкий короткий вопль.
Ноги стали ватными, я так и села в сугроб.
С забора на меня пялился соседский котище.
Васька, ты что, офигел?! погрозила ему кулаком и вылезла из сугроба.
Побрела дальше, отряхиваясь и ругая себя. Кот проводил меня гневным взглядом. С его точки зрения это мы, неуклюжие люди, вечно попадаемся под лапы и мешаем жить.
Вот он наш дом. Дотянулась рукой, повернула деревянную щеколду, отворила калитку. Во дворе темно. На веранде лампочка не горит. Только окна в большой комнате чуть подсвечивают телевизор работает.
Ошибиться трудно дорожка бетонная до самого крыльца.
Я уже поднялась по ступенькам, взялась за дверную ручку, как вдруг Я посмотрела налево, просто так, машинально, сама не знаю зачем мы часто не можем объяснить свои поступки, тем более такие незначительные.
Я чуть повернула голову и посмотрела
В глубине двора у нас летняя кухня, небольшой домик одна комната с печкой и окошком, остроконечная крыша, под стрехой ласточкино гнездо, на чердаке сено. Так чудесно было спать на летнем сеновале, так пряно пахло сухими травами, продубленными солнцем!..
Картинки воспоминания пронеслись мгновенно.
На крыше кто-то сидел, на самом ее коньке. На ночном небе отчетливо проступало темное пятно, очертаниями напоминающее то ли крупную птицу, то ли кота, тоже не мелкого.
Поморгав, я посмотрела еще раз никого.
Но почему-то стало страшно, спина похолодела, как будто там, прямо за мной, стоял кто-то и сверлил недобрым взглядом Чужое ужасное присутствие ощущалось так отчетливо: еще мгновение и нечто жуткое прикоснется, схватит, уволочет в ночь, в темень непроглядную, туда, откуда нет возврата
Охваченная ужасом, почти лишенная воли, я толкнула дверь и, ввалившись в сени, захлопнула ее за собой, лязгнула засовом, прижалась спиной Сердце бухало по ребрам, вот-вот выскочит, ноги ватные.
Отдышалась, бормоча:
Вот дура, чего испугалась нет там никого
Бабушка сидела у стола и читала книгу. Подняла голову на звук шагов и открывающейся двери:
Глаша?
Я Сбросила ботинки, повесила куртку. Ба, тут совы живут?
Она подняла голову, поправила очки:
Живут, конечно.
А зимой?
И зимой, ответила бабушка. Они спать не ложатся.
Понятно: значит, я видела крупную сову или филина. Они же ночные птицы, бесшумные, летают неслышно.
В большой комнате приглушенно бормочет о чем-то полусонный телевизор. Дед ушел спать и забыл выключить.
Я стелю себе на диване, но спать не хочется, еще и десяти нет. По одному из каналов идет невнятный ужастик без начала и конца. Хорошо, что я скачала заранее несколько книг, к тому же в недрах шкафа живут древние романы в темных переплетах с пожелтевшими страницами и роскошными иллюстрациями трепетные красавицы в шелках и бархате, кавалеры в камзолах и шляпах с перьями, битва индейцев с ненавистными бледнолицыми, рыцарский турнир, несущиеся всадники с тяжелыми копьями наперевес
Полустертые тиснения имен: Фенимор Купер и Жорж Санд, Александр Дюма и Роберт Льюис Стивенсон, Вальтер Скотт и Джек Лондон Их всего несколько десятков, но они потрясающие!
Может быть, Гоголя?
Нет, почти наизусть знаю.
Трогаю пальцами корешки, вытаскиваю наугад:
А. К. Толстой «Избранное». Открываю и читаю «Упырь».
Как раз соответствует настроению.
Бал был очень многолюден. После шумного вальса Руневский отвел свою даму на ее место и стал прохаживаться по комнатам, посматривая на различные группы гостей. Ему бросился в глаза человек, по-видимому, еще молодой, но бледный и почти совершенно седой
Непривычный текст, как бы нарочно замедленный, изобилующий мелкими деталями и подробностями, устаревшие слова и выражения мне приходилось вчитываться, я старалась представить себе бал и бледного Рыбаренко с его жутковатым рассказом о мертвецах, затесавшихся меж живыми.
Смотрите-ка, как смешно прыгает этот офицер, сказала толстая девица. Эполеты так и бьют по плечам, того и гляди пол проломает
Я рассмеялась, потому что плясун был очень маленького роста, а подпрыгивал как кузнечик, все выше и выше.
Руневский танцевал с Дашей, толстую девицу пригласил маленький офицер, все кружились, и люди, и вампиры, мелькали лица, подрагивало пламя свечей, вспыхивали бриллианты, и все двигалось, шуршало, пламенело.
Бал меня отвлек, а ведь я должна была предупредить Дашу, чтоб она ни в коем случае не соглашалась ехать на дачу к Бригадирше!
Погасли свечи, умолкли скрипки, остановилась бешеная пляска, я потеряла из вида Дашу и Руневского что теперь с ними будет?
Разъезжались усталые гости.
Глухая полночь, меня давно ждут дома, волнуются.
Бегу по темной заснеженной улице вот наш дом, окна веранды светятся, толкаю дощатую калитку.
Крышка гроба, прислоненная к штакетнику у крыльца, кажется алой. Нашитое из белых полосок ткани восьмиконечное распятие резко выделяется на этой пронзительной красноте. Три ступеньки, у средней незакрепленная доска, много раз чиненая.
Женщина стоит передо мной в потоке электрического света, бьющего с веранды, загорелая, черноволосая, в красной кофте с глубоким декольте и узкой черной юбке, широко и весело улыбается мне, спрашивая: «Кто там?»
А вы кто?
Своя!
Присматриваюсь, но никак не могу вспомнить Дальняя родня, что ли
А гроб во дворе зачем? недоумеваю я.
Неизвестная делает серьезное лицо и тихо сообщает:
Недолго осталось
Кому?
Всем!
Простите, что вы несете?! Кто вы такая?! Я вас не знаю, так что убирайтесь отсюда, и гроб свой прихватите.
Она как ни в чем не бывало идет на веранду и продолжает орудовать у плиты. Несколько ошалев от ее наглости, вхожу следом:
Что вы делаете?
Поминальный обед.
Еще чего! возмутилась я. Схватила ее за руку и потащила вон из дома.
Она и не сопротивлялась, только посмеивалась.
Сошла с крыльца, но направилась почему-то не к калитке, а во двор, к сараю.
Эй! крикнула я. Пошла вон отсюда!
А она будто не услышала. Шмыг к лестнице и мгновенно взлетела на сеновал, мелькнула алым пятном и юркнула под крышу.
Я бросилась за ней, поднялась по лестнице, дернула дверцу заперта изнутри.
Кулаком стукнула:
Немедленно выходи!
Прислушалась тишина. Но как будто дымом потянуло.
Да ведь она там пожар устроила! испугалась я. Сарай сожжет и сама сгорит!
Густой дым полез из щелей меж досками сеновала.
Я закашлялась и открыла глаза.
Снова скверный сон, значит
Глава 4
На горке
Морозный рассвет в окно; солнце в сверкающей дымке, запуталось в ветвях вишен, снопы колючих лучей, сквозь разрисованные инеем стекла.
Я зажмурилась. Вылезать из-под одеяла не очень-то хочется, повернулась на бок, как вдруг вчерашняя книга соскользнула с дивана и глухо стукнулась об пол.
Бабушка в соседней комнате растопила печь, слышно, как потрескивают дрова, позвякивает посуда.
Надо вставать.
В умывальнике ледяная вода, стою, поеживаясь.
Ты чего же без тапок, беспокоится бабушка, ну-ка, обуйся! и подсовывает мне войлочные шлепанцы.