Атлёт! восхищенно сказал прославленный летчик. Это прекрасный финал шутки. Бывает же не до шуток после шуток. Вот реальный факт из жизни. Развод с женой по-быстрому? Нет ничего проще! Этот любитель внезапных и весьма сомнительных шуток добился разрыва отношений очень быстро. Нет, он не тратил свои нервы, доводя семейные ссоры до апогея, и не зевал часами в кабинете юриста. Все, что он сделал, это подкрался на своем автомобиле к взятому на буксир грузовику и разбудил задремавшую жену криками «Черт!!! Эта фура летит прямо на нас!» Перченая шутка стоила этому парню кольца. И пары передних зубов в придачу
Атлёт! восхищенно сказал прославленный летчик. Это прекрасный финал шутки. Бывает же не до шуток после шуток. Вот реальный факт из жизни. Развод с женой по-быстрому? Нет ничего проще! Этот любитель внезапных и весьма сомнительных шуток добился разрыва отношений очень быстро. Нет, он не тратил свои нервы, доводя семейные ссоры до апогея, и не зевал часами в кабинете юриста. Все, что он сделал, это подкрался на своем автомобиле к взятому на буксир грузовику и разбудил задремавшую жену криками «Черт!!! Эта фура летит прямо на нас!» Перченая шутка стоила этому парню кольца. И пары передних зубов в придачу
Будто легкий ветер, шумит мотор, и в моем сознании вспыхивает, как взял меня Витя Курочкин в полет на спортивном самолетике ЯК-52.
И кувыркались мы с ним, как голуби-турпаны над Ишимом, над тысячеозерьем здешней лесостепи. Крутую музыку завел пилот Курочкин для друга-писателя. И выделывали мы фиоритуры в небесах, исполняя «абракадабру». Это славно, громадьяне. Но когда встречаешь подобное в литературе, в заумных творениях критиков, дрожь с холодком охватывают позвоночный столб, судите сами: «Обеспеченность литературной формы духом аксиологии своего народа, исповедальностью и ответственностью художника перед высшими силами и самим собой обеспечивают органику бытования канонических форм за пределами поэтики художественной модальности, которой, вопреки утверждениям исследователей (Н. В. Цимбалистенко), нет в культуре творчества первого послевоенного поколения ненцев и ханты. Защищая свою среду обитания, писатели защищают богов своей природы и свою связь с этими богами, наличествующими в мире родных для них территорий». Бред наукообразия тут явно наличествует, спору нет. Самое печальное, что процитирвал я тут своего товарища. Это он дал в мудрёной своей работе «Русский мир в отечественной литературе: этнофилологический аспект». Читаешь ее, и волосы дыбом встают. Думаешь, что голимый дурак ты, коль не разумеешь такую НАУКУ. Истинно, абракадабра.
Фигура это высшего пилотажа во всех допустимых плоскостях, тут и штопор, и петля, и полупетля, и бочки правая и левая, и переворот через крыло, и поворот по вертикали, и перевернутый полет, и обратный штопор, и петля с бочкой, и бочка на тангенсе в 45 градусов, и бочка на снижение. Шли затем строго по нитке, не делая крена. Потом Витя энергично брал ручку на себя, и мы без задира взмывали вверх, выдерживая края на вираже. Думала нога пилота при вращении бочки на ноже. Потрясающим был коэффициент моего обалдения. Колесом крутились и переворачивались перед моими глазами вокзал, элеватор, центральная городская улица Карла Маркса с трехрядьем яблонь-кислиц по сторонам.
По этой улице по призвучию из хабаровского детства Курлы-Мурлы я ехал на свадьбу свою. Здесь сфотографировался на экран моего зрения хвост пролетающей в окрестностях Земли кометы Галлея, которая летела и над головой Канта.
ПРИМЕР КАНТА
И напрасно ссылаться на пример Канта, никуда не выезжавшего, ничего не осматривавшего, не делавшего туристических заметок, не оставившего дневника путешественника, не делившегося с друзьями впечатлениями об увиденном, не составлявшего альбомы зарисовок. Фотография тогда еще не родилась, хотя уже родился Дагер, но если бы эти двое поспешили, ничего бы не изменилось. Кант все равно не сделал бы себе имени великого путешественника, и даже путешественником его было бы трудно назвать. Возможно, он совершал недолгие прогулки за городом, но этого мало, чтобы отнести человека к разряду путешественников. Слышал ли он во время одной из своих прогулок по берегу Балтийского моря крик? Слышал ли он вообще крики? Или его слух был настроен только на шепот, подобно тому, как его зрение было настроено на темноту, где он видел столько, сколько обычному человеку не увидеть и днем? О том, что он наблюдал комету Галлея, нет никаких сведений, хотя вероятность этого велика, ему было уже за тридцать, и он вполне мог испытывать интерес к небесным явлениям, подражая в этом своему сверстнику Иоганну Паличу. Неподражаемый Кант подражает крестьянину Паличу! Мог ли он подражать кому бы то ни было? Очень сомнительно. И лучше оставить эту гипотезу, приняв за факт, что Кант никогда не наблюдал комету Галлея, хотя она в течение трех дней стояла, висела, летела у него над головой. (Дюринг Евгений. След в след С. Беккету).
И церковь еще, собор, мэрия, квадраты жилых кварталов, пушки в военном городке, лента Ишима, зеркала озер. В вертикаль восстала водная гладь одного из них с карасем-городом очертаниями, совсем не случайно попавшим в герб его. Сартикулировалось в тот момент в моем сознании: «И уже вертикальны воды», встал на ребро будто знаемый мною Тихий океан в Апокалипсисе, опрокинулся в вертикаль, как у стартующей в космос ракеты, огненный хвост Галлеи в картинке сознания. Внутренности мои то опускались, то вдавливались в грудную клетку, то я их просто не чувствовал. В какой-то момент мы по вертикали поползли вверх. Вдруг словно оборвалось что-то: я перестал слышать натужный гул мотора. Стало тихо-тихо, у меня, кажется, исчез вес, я завис и стал будто б бесплотный, как ангел. Потом были свистящий штопор и бочка на птичьей уже высоте, после которой мы перешли в парящий полет и ощутил я себя чайкой. Плыл какой-то безмолвной музыкой, пела каждая клетка моего тела, и время вроде бы остановилось. Подобное почувствовал в себе и за штурвалом «тушки» некогда: я будто, превзойдя всевышнего, рулил временем и Эвклидовой геометрией и вьяви жил в биокомпьютерном будущем человечества. Дал тогда мне друг Володя Джугашвили, светлая ему память, порулить лайнером из левого кресла, а шли мы в полете большим кругом: Тюмень-Москва-Ухта-Ягельный-Тюмень
Как не сказать о замечательном выученике Курочкина чемпионе мира по самолетному спорту Саше Мякишеве. Его слово о моей книге тоже будет знаковым: кто знает цену святому труду, тот знает и цену литературе. А «привычку к труду благородную» впитал он в свой кровоток с детства. Это естество его деревенское. Деревня на труде стоит, из труда и растет она. Отец у Саши был трактористом, то покосы, то пахота, все в поле. Поэтому мать сына в сельхозтехникум Ишимский за ручку, можно сказать, привела. А что в авиацию попал, то тут случилось по О Генри, который мудро сказал когда-то: «Не мы выбираем дороги, а они нас». В школе учился так у парнишки было. Пришел домой. Первая задача воды натаскать. А до колонки, он как-то замерял, 800 метров. Две фляги берешь, надо ж напоить корову, быка, овец и теленка
А помимо названных сонмы еще людей в Ишимской лесостепи ждут моей книги. И думаю я: достучусь ли до них? Но Распутин. Большой художник. Совесть России. Что скажет Распутин? (Хоть латинизируй это трехсловье, как крылатую ныне вопросность теледопросителя сотен «персон» Анатолия Омельчука Arent Omeltchuk Если б спросил Омельчук, я бы именно такой, «первозванный» термин употребил). И действительно, что? И мог бы он спросить, чего, мол, это вы, Александр Петрович, забеспокоились? Совесть нечиста, что ли? Я ответил бы: «Была бы спина, вина всегда найдется». «Тем грустнее вредное смешивание вины и беды, что различать эти две вещи очень легко» (Чернышевский, Русский человек на rendez-vous). И спросил бы в свою очередь: «Историю, а верней анекдот, который, говорят, очень любил Василь Макарыч Шукшин, знаете, Валентин Григорьевич?» И прозвучало б ответ: «Что же это за история-анекдот?» «Извольте». А я рассказал бы его, хоть уверен, что он-то знает, но тут случай такой, что не лишне его вспомнить еще раз.
Идет заседание суда. Судят какого-то мужика. Прокурор сурово выложил про его вину. Потом, в подхлест ему давай судья понужать мужика. Ну, чисто как Ипполит Кириллович в «Братьях Карамазовых», когда сотрясался он в обвинительной речи нервной дрожью, считая ее за chef dceuvr, за лебединую песнь свою. Такой, мол, ты сякой, разъедришкин, так твою мать. Так было в те времена, когда, по-фонвизински, была «так юстиция строга, что кто кого смога, так тот того в рога». И выносили помпадуры, живописанные Салтыковым-Щедриным, загадочные приговоры в таком роде примерно: «Нет, не виновен, но не заслуживает снисхожденья». И вдруг в зал судебного заседания входит одна старушка. Бледная такая, скукоженная, помятая, изжульканная, как рубль, зажатый в руке умирающего с похмела бомжа человека живущего в пространстве, и с поношенным таким лицом, если уж честно довершать ее представление. Идет это совершенно истасканное существо часто встречаю такое на родной улице Холодильной как старая морская швабра на допотопном судне (это пираты Аденского залива не «швабрят», новье с электроникой их посудины), прямо в первый ряд. Тут судья останавливает старушенцию, схмурил брови и вопрошает грозно, словно собирается ее прибить, как часто это звучит у судейских: «Вы кто такая?» «Совесть», отвечает она тихим бескровным голосом. «Чья совесть?» вопрошают ее грозные очи. «Его», отвечает старушка и показывает рукой в сторону подсудимого. «Посторонним тут нельзя, бабушка», смягчившись на момент, говорит судья, собираясь уж и предложить ей присесть. Но не на таковскую напал. Нахально так, как судье кажется, смотрит на него случайная гостья. «Освободите помещение!», приказывает ей, начиная вскипать, судья. Старушка все также тихо говорит: «А я и ваша совесть». Ясно и понятно, громадьяне?
Вернусь, однако, к русисту нашему Оскару Хабиденову и прозвучавшему на интернет-холме про ненавистное мне понятие. Так скажу я по реченью Оскара, что мне, сиволапому, только и не хватало такой политграмоты, какой пришлось внимать, насчет жлоба. А судит о нем Александр Зеличенко просто и доходчиво. Жлобами он называет тех, у кого преобладают личные мотивы. Жлобы, по политграмоте Зеличенко, не делают революции, их делают революционеры. У Владимира Ильича Ленина был в роду один еврей, но вождь наш мало или почти не придавал этому значения. Для него звучало как национальность одно:революционеры. Участие жлобов в этом деле ограничивается только утаскиванием из разграбленной помещичьей усадьбы бархатных штор на платье жене а карателями на Украине ценных вещей из квартир в Донбассе. Оттуда же угоняли они на воровские рынки легковые автомобили Но все это дорога в никуда. Верно ведь и глубоко, Саша. Но дале. А вот «честное государство», или «доброе государство», или «честное и доброе государство» годились бы. Точно, согласен. И такие идеи в среде сегодняшней оппозиции тоже есть. Но они пока только-только начинают просверкивать. Их оппозиции еще предстоит осознать. Ничего не скажешь: мудрые ребята выступают на интернет-холме. Ибо приходит время засучивать рукава и созидать, воткнув штыки в землю, пахать, сеять, веять, строить, плотничать и прочее, но революционеры не у дел оказываются. И чего революционерить ныне, когда Президент наш В. В. Путин свершил самый гениальный, может быть, политический, государственный ход: жестко и решительно заявил, что медицина и образование в России будут бесплатными.А это ведь то завоевание социализма в СССР, чему завидовали во всём мире Думаю теперь о будущем внука-десятиклассника Илюши, что, слава богу, не придется ему, оставшемуся без отца, Сереженьки нашего, безвременно покинувшего во цвете лет этот мир, платить за учебу в университете. И две у нас с женой ныне заботушки: судьба внука и возможность поскорее сделать памятник сыну. Полтора года прошло после его скоропостижной смерти, а Нинуля моя почти каждый день плачет, я же держась тверже, по-мужски каждодневно осознаю, как нелепо это и неестественно, противу природы, когда родители хоронят детей Как бомжи политические: нет у них места жизни. Зато они «профессиональные патриоты», а это вам не фунт изюму. беспартийный дал в Сети такой отзыв: «Ну надо же, Удальцов революционером себя объявил! Ну конечно, бабки-то отрабатывать надо! Нашел себе занятие по-жизни народ баламутить, чем не заработки! Нашим сегодняшним пенсионерам такие и не снились! Лучше бы на благо Родины поехал в Сибирь, город построил, добычу и переработку чего-нибудь затеял. А так, на публику работать, спина-то не гнется, а язык без костей. Тьфу!» Вопрос серьезный. Видится человеку, ввязавшемуся в дискуссию, будущее революционера, «профессионального патриота» в труде на необъятных пространствах России. Там, скажем о том, где нашли себя и декабристы. На Сенатской же площади революционность, оппозиционность, протестность этой молодой поросли России не равна была их уму и вселенской предназначенности. А в литературе что?