Двигатель взревел на солидных низких нотах. Немного погоняв его на разных оборотах, я тронулся с места и выехал на улицу.
Надежды с идеями еще не покинули меня, но все было так смутно и неочевидно, что я попросту не знал, что же мне делать.
Я и к зубрам-то согласился ехать лишь для того, чтобы по дороге сориентироваться, дождаться проблеска интуиции, найти хоть какой-то выход из того тупика, в который угодил.
Пересекая МКАД[8], я вспомнил Московскую кольцевую, взгрустнул мимоходом и покатил дальше, выезжая за город по трассе М-6 курсом на Воложин. Именно этой дорогой я проезжал на своем «бардаке»[9] добрый десяток раз, пытаясь «провалиться в прошлое».
Мы довольно долго ехали молча. Светлана время от времени бросала на меня непонятные взгляды, как будто на что-то решалась, но никак не могла решиться. А потом вдруг неожиданно попросила:
– Виталий, извини, но я передумала ехать в заповедник. Если тебе нетрудно, отвези меня обратно в город. Можешь высадить на первой же остановке городского электробуса.
– Ладно, – озадаченно сказал я и стал искать подходящую развязку для разворота. И в этот момент в Светиной сумочке закурлыкал телефон, выдавая местный, в «моем» времени неизвестный, хит: «Я с тобой была-а, я тебя звала-а, я тебя хоте-ела – и ждала-а… Любила – не любила, бросила, забыла!»
Выудив тонкую пластину смартфона, женщина сморщила носик – определитель номера вывел на экран имя абонента: «Козел».
– Это мой бывший! – скривившись, словно ее настиг приступ сильнейшей зубной боли, пояснила Светлана. – Давно хочу занести его номер в черный список, а то назначил меня своей «жилеткой», повадился плакаться о своей загубленной жизни, о тщете всего сущего, но жалею придурка – все-таки пятнадцать лет вместе прожили…
Женщина мазнула пальцем по плашке «Ответить» и поднесла сотовый к уху, свободной рукой откидывая прядь волос.
– Ну, говори, ученая птица! – поприветствовала она собеседника фразочкой из старого мультика.
Но тут из динамика пророкотал хорошо знакомый мне голос вождя:
– Кто это? Кто говорит?!
Светлана оторвала телефон от уха и недоуменно уставилась на экран, а в следующее мгновение взвизгнула и вцепилась в ручку двери. Потому что я резко затормозил и свернул на обочину.
– Как это – кто? Я! Вы вообще по какому номеру звоните? – возмутилась женщина, недоуменно глядя на меня – мол, что за непонятные маневры.
– Простите, милая барышня! – Голос Сталина смягчился. – А нет ли рядом с вами товарища Дубинина? Виталия Дмитриевича?
Левой рукой выворачивая руль, правой я вы-хватил смартфон у ошарашенной женщины.
– Да, да, товарищ Сталин, Дубинин на связи! – торопливо сказал я.
Не передать, какое же я испытал облегчение и радость!
– А, здравствуйте, товарищ Дубинин, – тепло поздоровался вождь. – У вас все в порядке? Мне кажется, вы чем-то взволнованы…
– Да, в общем, все в порядке товарищ Сталин, – уже спокойнее ответил я. – Общая ситуация в целом выглядит лучше, чем было раньше – война закончилась в 1943 году, потери сократились в четыре раза, СССР устоял, компартия сохранилась. В стране свободный рынок, но под полным контролем государства. Все бы хорошо, но в 1949 году наши союзники стали противниками – и началась Третья мировая война, длившаяся десять лет.
– А кто побэдил, товарищ Дубинин? – осторожно спросил Иосиф Виссарионович.
– Мы победили, товарищ Сталин! Мы всегда побеждаем – традиция такая! И Лондон взяли, и Вашингтон.
Чувствуя, как от нервного напряжения деревенеют мышцы, я медленно откинулся на спинку сиденья. Посмотрел на спутницу – Светлана в шоке уставилась на меня и, похоже, собиралась что-то спросить. Но я приложил палец к губам: молчи.
– То, что ми победили – это, конечно, хорошо, товарищ Дубинин. Но вот то, что следующая война случилась так быстро – это плохо. Страна же ведь не успела восстановиться?
– Да, это так, – со вздохом ответил я.
– Тогда… я рассчитываю на то, что ви сможете собрать необходимые материалы, которые позволят нам предотвратить такое развитие событий.
– Да, конечно… товарищ Сталин! У меня к вам огромная просьба! – почти выкрикнул я, глянув на часы. – Генерал-майор Бат сейчас под Минском, бодается с Гудерианом. Примерно через час тяжелые танки 1-й гвардейской сойдутся лоб в лоб с основными силами 2-й Панцергруппы. И Володька погибнет, сгорит со всем своим экипажем. Пожалуйста, предупредите его! Пусть на рожон не лезет – с командного пункта атакой тоже можно управлять!
– Хорошо, товарищ Дубинин. Обязательно предупредим! Не буду вас больше отвлекать. До свиданья.
– До свиданья, товарищ Сталин…
Обессиленно откинув голову на подголовник, я тут же встрепенулся и передал смартфон хозяйке.
– Что это было? – напряженным голосом спросила Светлана.
– Разговор с товарищем Сталиным, – ответил я, трогаясь и при этом лихорадочно вспоминая, что и как у меня упаковано в «бардаке». Про Третью мировую войну там было довольно много. Как и про те технологии, которые могут помочь если не избежать ее, то хотя бы быстрее задавить американский флот. Основной причиной того, что эта война продолжалась так долго, было то, что в 1949-м американцы на несколько голов превосходили нас на море…
– С каким еще Сталиным? – Голос у женщины позванивал, но это была не истерика, как я уже успел убедиться, нервы у нее отличались завидной крепостью.
– С Иосифом Виссарионовичем.
Я не видел смысла соблюдать секретность, раз уж Светлана все слышала. Да и не до того мне было. Надо немедленно вернуться в город, переодеться, пересесть на мой «бардачок» и назад, к линии фронта! Слишком долго я ждал звонка от вождя, чтобы медлить или терять время на дополнительные сборы!
Ага, вот и подходящая развязка – «клеверный лист». Почти не снижая скорости, я пролетел по мосту над трассой. После чего машина нырнула в тень путепровода. И почти сразу же ее ощутимо качнуло, словно мы налетели на огромную кочку, а в следующее мгновение затрясло – миг, и вот уже внедорожник «ГАЗ-3119» едет не по гладкому асфальту, а по утрамбованному щебню «шоссированной дороги», вьющейся по несжатому полю.
Справа, перемалывая гусеницами вызревшую пшеницу, шли коробки немецких танков, серыми вошками ползла пехота. Раз за разом в поле вставали черно-коричневые «кусты» взрывов, а еще дальше, на горизонте, стлался дым – горел Минск.
В небе, выдерживая строй, летела девятка двухмоторных «Хейнкелей-111».
Ах ты ж черт… мы, похоже, попали в самый замес! Насколько я помнил – на рассвете немцы прошли через линию разрушенных в предыдущие два дня укреплений Минского укрепрайона – от развязки, которую я миновал, до ближайшего ДОТа[10] всего километров пять по прямой – и теперь развивают успех.
Первая гвардейская дивизия, переброшенная под Минск накануне, стояла в перелесках в районе фольварка Брилевичи[11], в дефиле между шоссейной и железной дорогами на Брест. Место удобное, в том числе и своей инфраструктурой: до войны там были большие артиллерийские склады с хорошими подъездными путями. Таким образом, Бат перекрывал почти весь западный сектор и мог быть переброшен на любое направление хоть по шоссе, хоть по «железке». Получив информацию о прорыве, Батоныч двинул свои танки примерно по маршруту нынешней кольцевой автодороги и вышел к деревням Озерцо – Богатырево, где сосредоточил дивизию, используя складки местности (там до войны было изобилие оврагов и невысоких горок), а потом нанес удар через широкое поле в направлении Озерцо – Хотежино.
Поднятые стекла и рев дизеля приглушали батальные шумы, но тут слева показался немецкий «Т-III». Одолевая крутой подъем дорожной насыпи, танк взревел, выбрасывая струю сизого дыма, показал бронированное брюхо и мягко осел на передок, его пушка глянула прямо мне в глаза – черное дуло завораживало.
– Что это? – закричала Светлана.
– Танки Гудериана! – крикнул я, бросая машину в занос.
Едва не встав на два колеса, «Волга» отвернула и скатилась на поле слева. Курсовой пулемет немцев зачастил, но поздно – пули лишь покорежили заднюю стойку.
А «ГАЗ-3119» запрыгал по кочкам и бороздам – кузов гудел и скрипел, нас со Светланой подкидывало и шатало. Пару раз я приложился головой о потолок салона.
В стороне вспучился взрыв, клубясь дымом и комками земли.
– Пригнись!
Ойкнув, Светлана мигом съехала с сиденья, задирая юбку. Я и сам пригнулся к самой баранке – несколько осколков процарапало крышу, оставляя рваные щели.
Подняв голову, я увидел прямо перед собой перебегавших немцев – в пыльных сапожищах, в серо-зеленой форме. Рукава закатаны по локоть, пилотки набекрень, Маузеры наводятся на меня…
Я выжал газ, мотор взревел, и «Волга» ударила носорогом, сбивая бампером двоих гитлеровцев. Поднялась стрельба, Света завизжала, не выдерживая навалившегося ужаса.
Пули разнесли заднее стекло и боковое, пробили шину, но централизованная подкачка не подвела – компрессор с громким шипением вдувал воздух в дырявый скат.
– Держись, Светочка, держись… – бормотал я, вцепившись в руль.
Я вел машину зигзагом, по замысловатой кривой, успевая объезжать воронки. Впереди показался неглубокий овраг и покосившийся мостик без перил.
Проверять его на прочность не было ни времени, ни желания – «Волга» на всей скорости пролетела по хлябавшим доскам, скатилась с холма, пересекла мелкую речку – брызги во все стороны – и канула в лес.
Петляя между деревьями, я заехал поглубже в чащу, и тут мотор заглох. Я глянул на приборы. Блин, как не вовремя… Солярка – йок! А ведь только вчера утром заправлялся. Пробили топливный бак?
В следующую секунду под полом багажного отделения грохотнуло, салон мгновенно заволокло дымом, и мы со Светланой, не сговариваясь, выскочили наружу и отбежали на десяток метров.
– Где мы? – крикнула она, задыхаясь и оправляя юбку. – Что тут вообще происходит?
– Мы где-то под Минском, – ответил я, возвращаясь к машине – весь задок у «Волги» горел. – А происходит война. Великая Отечественная! Сейчас тут сентябрь 41-го года…
– Это… розыгрыш такой, да? – неуверенно сказала Светлана.
– Ага! – поддакнул я. – Вот, собрали тут шесть танковых дивизий, специально, чтобы нас разыграть!
– Но это же невозможно! Это было… Господи, это было больше семидесяти лет назад! Война давно закончилась!
– Для кого как, – проворчал я, – для меня она только началась… В очередной раз…
Прикрываясь полой пиджака от жара, я просунулся в салон и вынул из «бардачка» «тактический» пояс из кордуры с пистолетом Ярыгина в новомодной открытой кобуре и четырьмя снаряженными запасными магазинами в пластиковых гнездах. Без оружия в пределах доступности я себя в последнее время чувствовал словно голый…
Опоясавшись и подогнав кобуру, я сразу проверил пистолет и, передернув затвор, загнал патрон в патронник. На предохранитель ставить не стал. Так оно как-то спокойней…
Вернувшись к Светлане, увидев ее растерянные глаза, мазки сажи на щеке и блузке, я ощутил раскаяние.
– Прости, пожалуйста, что невольно затащил тебя сюда, – сказал я, – но так уж у меня выходит, что после разговора с вождем я попадаю на линию фронта. Я бы с радостью отвез тебя домой, но на время «провала» повлиять не могу. А оно, может, и к лучшему, что провалились мы прямо сейчас – мне нужно предупредить друга о возможной гибели.
– Но ты же попросил об этом… Сталина, – несколько растерянно произнесла Светлана.
– Надеяться надо только на себя, – вздохнул я. – Вдруг связи нет и вождь просто не сможет помочь?
Женщина тяжело вздохнула и присела на корточки. Зажала ладонями щеки и провела по ним пальцами, словно омывая.
– Неужели все это правда? – пробормотала она, глядя прямо перед собой.
– Прости, – буркнул я.
– Да ладно… – отмахнулась она.
И в этот самый момент наш разговор грубо прервали. Резкий голос из кустов скомандовал:
– Хенде хох! Вафн хинлегн! Эргип дих![12]
Я действовал на рефлексе – ушел в прыжке с линии огня, падая за пень. Пистолет каким-то образом сам оказался в руке – помогли вколоченные за прошедший месяц рефлексы – я ведь в алкогольный загул ушел всего три дня назад, а перед тем в тир при оружейном магазине как на работу ходил, чтобы в форме быть. Да и здесь, в этом мире, тоже, можно сказать, изрядно увлекался практической стрельбой.
Краем глаза я заметил, как Света бухнулась на коленки, прячась за упавшим деревом и отклячивая очень аппетитную круглую попку. Нет – чудо что за женщина. Ни криков, ни истерики – а реакция мгновенная.
Упал я на пласт хвои, будто на мат, и сразу же увидел немцев. Их было пятеро: четверо молодых «дойче зольдатен» и старший – фельдфебель, – мужик лет тридцати, со «Шмайссером». Его я снял первым, всадив в корпус две пули. Четко, как на тренировке, – дистанция была «никакой», метров тридцать.
Фельдфебель дернулся, вскидывая руки и крутнувшись в неуклюжем фуэте. Солдатики же, похоже, были из недавнего пополнения, потому что промешкали, и я успел уложить еще двоих. Зато оставшаяся парочка открыла бешеный огонь, шпигуя пень винтовочными пулями, а после самый умный из этих двоих откатился, подбирая «МП-40», и выпустил в мою сторону длинную очередь.
Лишь только фриц сделал паузу в стрельбе, видимо, патроны закончились, я высунулся и послал в него несколько пуль веером – этот придурок не залег, а картинно стоял, опустившись на колено, со «Шмайссером» в руках и менял опустошенный магазин. Зигфрид задрипанный…
Три пули вошли ему в грудь, опрокидывая навзничь, но и меня не минула чаша сия – оставшийся в живых выстрелил и попал мне в левую руку. И кажется, сука, задел кость – было очень больно, я шипел и матерился, но тут этот истинный ариец, оставшийся в печальном одиночестве, привстал, задирая руки вверх, и прокричал:
– Шиссен зи нихт, их гебе ауф![13]
– Нихт шайссен![14] – ответил я ему.
Вот только брать пленных не входило в мои планы. Пуля разорвала немцу горло, хотя целился я в голову, – немудрено промахнуться, когда рука «гуляет» от боли в ране.
Поначалу мне показалось, что наступила полная тишина, но через пару секунд звук «включился» – с поля боя накатывались рев моторов, лязг гусениц и грохот взрывов. Я машинально сменил магазин и только после этого убрал в кобуру пистолет. Упираясь в землю здоровой рукой, приподнялся и огляделся – в зоне прямой видимости, ограниченной кустами и деревьями, живых врагов не наблюдалось. Кажется, первую атаку отбили…
Светлана, по-прежнему стоя на коленях, подняла бледное лицо.
– Прости! – сказал я, подходя к ней, чтобы помочь встать. – Я-то уже привык, а вот для тебя это большой сюрприз.
– Кто это был? – Губы женщины дрожали, но вопрос она задала вполне твердым голосом.
– Немцы. Фашисты… – Я машинально пожал плечами и скривился от боли.
– Ты ранен! – воскликнула Света, цепко хватая меня за окровавленный рукав и поворачивая его, чтобы лучше видеть дырку от пули.
Я успел удивиться этому странному любопытству, но тут женщина огорошила меня еще больше.
– Огнестрел, сквозной, в плечо, – спокойно констатировала Света. – Аптечка в машине есть?
– В багажнике была.
Быстрым шагом, ковыляя по хвойному «ковру» в туфлях на высоком каблуке, она подошла к автомобилю. «Волга» уже хорошо разгорелась, и соваться внутрь было бы самоубийством. Но тут Светлана удивила меня в третий раз: подобрав свою сумочку, она достала из нее что-то очень похожее на небольшую косметичку, оказавшееся индпакетом, – по крайней мере там было два бинта, резиновый жгут, маленькие одноразовые шприцы и какие-то крохотные, миллилитров на десять, пузырьки.
– Удивлен? – заметила мою отвисшую челюсть эта таинственная женщина. – Не пугайся, я врач! И даже доктор медицинских наук. Так что первую помощь окажу вполне профессионально…