Дж. М. Робертс, О.А. Уэстад
Мировая история
Copyright © J.M. Roberts, 1976, 1980, 1992, 2002, 2004
Revisions copyright © O.A. Westad, 2007, 2013
© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2018
© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2018
* * *
Предисловие
Джон Робертс принадлежал к разряду выдающихся историков, а его однотомный учебник всемирной истории можно назвать первым такого рода трудом, вышедшим на английском языке. Когда я еще подростком из небольшого города в первый раз прочитал этот учебник, меня поразил объем заключенных в нем знаний: Дж. Робертс не просто излагает историю человечества, он рассказывает ее читателю; он предлагает величественный эскиз развития человека, разбирается в неожиданных поворотах судьбы, во внезапных отходах от основного направления, во всем требующем особого объяснения уже потому, что не согласуется с происходившим прежде. Он верит, причем глубоко, в способности человека к проведению преобразований. При этом никогда не представлял историю вещью целесообразной, никогда не утверждал, будто какое-то событие нашей истории указывает на один-единственный возможный исход. Дж. Робертс понимает всю сложность истории. При этом он излагает ее незамысловатым языком так, чтобы наиболее широкому слою людей представился шанс поразмышлять над тем, откуда взялся мир, в котором мы живем сегодня. Короче говоря, он представлял собой образец историка, с которого я хотел бы брать пример.
Мне очень польстило, когда много лет спустя из издательства «Пингвин» поступило предложение попробовать полностью переделать текст для шестого издания шедевра Дж. Робертса. В 2007-м, после того как Джон Робертс умер, я написал дополнение к пятому изданию: задача оказалась для меня очень сложной, так как работа состояла в добавлении мелких фрагментов текста к незаконченному варианту переделанного учебника, который сам автор составил как раз к моменту своей кончины в 2003 году. По этой причине мне пришлось взяться за написание полностью исправленного варианта книги, который, оставаясь предельно отражающим намерения автора, послужил бы продвижению наших знаний истории в направлениях, о которых Дж. Робертс не мог знать, когда занимался своим трудом. Поэтому произведение, которое вы читаете теперь, представляет собой нечто большее, чем доработанное издание, переработанный текст основан на новых знаниях и новых толкованиях событий. Надеюсь, вы признаете его новой книгой по всемирной истории, предназначенной для читателей нового века.
Оригинальное издание данной книги появилось в 1976 году, а работу над ним Дж. Робертс начал в конце 1960-х годов. Оно получило благоприятные отзывы и в Великобритании, и в Соединенных Штатах Америки, и уже тогда кое-кто из авторов рецензий назвал его «шедевром» и «непревзойденным трудом по всемирной истории нашего времени». Нашлись и те, кто назвал этот труд слишком «наукообразным» для более широкой аудитории (один рецензент даже признался, что он «чересчур сложен» для его студентов младших курсов). Другие историки подвергли его критике – в соответствии с веяниями того времени – за чрезмерную «элитарность» или непомерную сосредоточенность на возвышении Запада. Но основная читающая публика высоко оценила достоинства Дж. Робертса как мастера синтеза и композиции; его книга с самого начала стала бестселлером, и с тех пор куплено больше полумиллиона ее экземпляров. Как раз читатели, а не рецензенты, выбрали этот труд самым популярным на сегодняшний день печатным исследованием всемирной истории. Джон Робертс продолжал перерабатывать свою книгу на протяжении нескольких этапов развития историографии в Великобритании, где он жил и трудился. Его собственные воззрения значительных изменений не претерпели, хотя в тексте можно отметить явные следы доработки. Все больше внимания он обращал на историю мира за пределами Европы, так же как на начало современной эпохи (и особенно на XVI век). В пожилом возрасте Дж. Робертса, похоже, больше, чем в молодые годы, стали занимать проблемы культурного различия и неоднозначные события истории. Однако фундаментальными изменениями все это назвать трудно, ведь львиная доля текста между первым и пятым выпусками осталась нетронутой.
Переработка текста, заслужившего всеобщее восхищение, предусматривает постоянное (и очень тактичное) общение с его автором. Мы с Дж. Робертсом были единодушны практически по всем подходам к истории: общему необходимо отдавать приоритет относительно частного, а исторические процессы, продолжающие оказывать воздействие на нас сегодня, имеют большее значение, чем те, которые этого не делают (даже если они видятся важными в свое собственное время). Робертс так сформулировал свой подход к исторической науке: «С самого начала я стремился осознать, а где же можно вычленить элементы всеобщего влияния, оказавшие широчайшее и глубочайшее воздействие на судьбы народов. Не собирать же сызнова архивы традиционно важных событий! Я старался опускать подробности и вместо них освещать важнейшие исторические процессы, которые затронули судьбы наибольших масс народа, произвели существенное наследие для грядущих его поколений, чтобы показать их сравнительный масштаб и отношения одних с другими. Я не стремился составлять хронометраж истории всех ведущих стран или всех сфер человеческой деятельности. Я полагал, что место для исчерпывающего описания фактов прошлого находится в энциклопедии… Я старался обратить внимание читателя на проблемы, представляющие большую важность, а не те, о которых мы уже прекрасно знали. На Людовике XIV, при всей его знаменитости в истории Франции и Европы, поэтому можно остановиться покороче, чем, скажем, на китайской революции».
Общее, определяющее, существенное… Именно эти понятия служили ключевыми аспектами всемирной истории Дж. Робертса, и я надеюсь, что мне удалось их сохранить в центре внимания не в меньшей степени, чем это сделал он. Когда у нас возникали разногласия (чаще всего вызванные новыми приобретениями в нашем понимании истории), беседа превращалась в обмен противоположными мнениями, и тогда я обычно настаивал на своем (хотя иногда он тоже одерживал верх в силу откровенного упрямства). Например, мы оба полагали, что развитие всемирной истории в период с XVI до XX века проходило при полном господстве возвышающегося Запада. Разногласия между нами, однако, возникали относительно корней этого «великого ускорения»: Дж. Робертс считал, что значительная их часть уходит глубоко в прошлое, в древность, в то время как я нахожу их главные ответвления гораздо ближе к поверхности – в середине 2-го тысячелетия н. э. Практические же последствия для текста такого частного несогласия представляются совсем несущественными: моя доработка разделов Дж. Робертса, посвященных Греции и Риму, не подверглась влиянию того, согласен ли я или нет с тем, что господство европейских обществ в XIX веке было вызвано событиями, происходившими в античные времена.
Внесенные мною радикальные изменения для шестого издания коснулись следующих разделов: я переписал некоторые абзацы Книги первой ради включения видных открытий в археологической и антропологической сфере знаний, посвященной заре человеческой жизни на земле, совершенных за последнее десятилетие. Мне пришлось расширить повествование об Индии и Китае в Книгах второй – четвертой. Я добавил новые сведения о главных маршрутах переселения народов в Книгах четвертой и шестой, а также переписал рассуждения по поводу Центральной Евразии, древнего ислама и Византийской империи позднего периода. А исторический очерк, посвященный науке, технике и экономическим вопросам в Книгах седьмой и восьмой, удалось существенно расширить. Наконец, я подробнее осветил представление об общественной и культурной роли женщин и молодых людей, где оно на самом деле просилось. И сделал это на основе самых современных знаний. Совершенно не приходится сомневаться в том, что историческая наука будет постоянно обогащаться новыми толкованиями и новыми знаниями, причем вполне возможно, что теперь более высокими темпами, чем оно происходило в прошлом (история, как говорится, представляется совсем не тем, чем она была раньше). Но многие непререкаемые истины остаются в качестве великих объединяющих принципов истории человечества. Мы с Дж. Робертсом едины во мнении, например, о том, что обмены и взаимодействие между человеческими культурами по большому счету играли роль более важную, чем враждебность между ними, и что такое положение вещей, скорее всего, сохранится в будущем. Приведу здесь еще одну мысль Дж. Робертса: «Нам постоянно предлагают чье-то толкование смысла известных всем событий. Например, последнее время все только и слышат, что о столкновении цивилизаций, которое якобы уже идет, или мир к нему движется. Появлению такого предположения, разумеется, в огромной степени поспособствовало свежее заблуждение по поводу существовавшего всегда отличия и вновь обретенного за последние несколько десятилетий возмущения исламского мира. Я обозначил свои собственные причины для опровержения такого воззрения… как не соответствующего действительности и пропитанного чрезмерным пессимизмом. Однако все единодушно признают, разумеется, существование сразу нескольких источников напряженности в отношениях между тем, что огульно называется «Западом», и многими исламскими сообществами. Как сознательно, так и бессознательно, а иногда даже совсем не преднамеренно, пагубное влияние с Запада в настоящее время разрушает основные традиции народов и пагубно сказывается на их существовании. Среди них традиции ислама, складывавшиеся на протяжении нескольких столетий (понятие «глобализации» как таковое совсем не следует рассматривать как изобретение последних нескольких лет)».
Джон Робертс попытался представить свою книгу инструментом осознания того, как взаимодействовали целые народы и отдельные люди, а также как такие взаимодействия обусловили смысл и значение всегда предполагающих многообразие результатов. Я надеюсь, что мое переработанное издание послужит той же самой цели. Если изучение истории приобретет смысл для как можно большего числа читателей, тогда можно будет говорить не только о ближайшей, но и удаленной перспективе человечества, рассчитывая на бесконечность человеческого потенциала с точки зрения готовности его к переменам.
Профессор O.A. Уэстад, июль 2012 года
Книга первая
Доисторические времена
Когда начинается история человечества? Так и хочется ответить «с самого ее начала», но известно, что и все прочие простые ответы на сложные вопросы в скором времени оказываются не соответствующими действительности. Как однажды высказался один великий швейцарский историк по другому поводу, история представляет собой как раз тот предмет, приступить к разговору о котором с его начала невозможно. Мы можем проследить цепочку человеческих предков до появления на Земле позвоночных животных или даже до фотосинтезирующих клеток и прочих примитивных организмов, с которых началась жизнь как таковая. Можно вернуться еще дальше в прошлое к практически невообразимым событиям, когда появилась наша планета, и даже к происхождению самой Вселенной. Но это еще не «история».
Тут нам поможет здравый смысл: история представляет собой сказание о человечестве, о том, что оно сотворило, пережило или чему порадовалось. Все мы знаем о том, что собаки и кошки не сподобились обзавестись историей, а людям это удалось. Даже когда историки пишут о естественных процессах, находящихся за пределами воли человека, таких как планетарное потепление или похолодание, а также распространение заболеваний, они делают это исключительно ради того, чтобы помочь нам понять, почему мужчины и женщины жили (и умирали) именно так, а не иначе.
Другими словами, нам предстоит всего лишь определить момент, в который первые люди вышли из тьмы далекого прошлого на свет божий. Но сделать это совсем не так просто, как кажется. Во-первых, необходимо определиться с тем, что мы ищем, однако практически все попытки выделить человечество с опорой на внешние особенности в конечном счете оказались субъективными и ущербными из-за неопровержимых аргументов по поводу «обезьяночеловека» и «утраченных звеньев эволюции». С помощью физиологических анализов удалось как-то классифицировать накопленные сведения, однако определить, что можно считать человеком, а что нет, не удалось. Некоторые ученые высказывали предположение о том, что исключительность человека заключается во владении им членораздельным языком, хотя приматы располагают речевым аппаратом, ничем не отличающимся от нашего собственного; когда производятся звуки, означающие смысловые сигналы, в какой момент они становятся речью? Еще одно знаменитое определение состоит в том, что человек умеет изготавливать орудия труда. Однако в ходе наблюдений возникли сомнения по поводу нашей исключительности в этом отношении, причем после того, как доктор Джонсон высмеивал Босвелла, приводившего ему такой аргумент.
Безоговорочно единственным в своем роде и убедительным признаком человеческих особей следует считать совсем не обладание ими определенными способностями или физическими чертами, а то, как они ими пользовались. Вот здесь-то как раз и начинается наша история. Неоспоримым достижением человечества можно считать его исключительно активную деятельность и творчество, его совокупную способность к осуществлению перемен. У всех животных сложился свой собственный стиль жизни, даже достаточно сложный подчас, чтобы назвать его некоей культурой. Но только человеческая культура находится в постоянном развитии; объем ее наращивался через сознательный отбор и селекцию внутри общины, а также в силу случайных и естественных факторов, через накопление массива жизненного опыта и знаний, всегда ставившихся на службу человека. Человеческая история началась, когда впервые произошел сознательный прорыв генетического и поведенческого наследия, которое до тех пор обеспечивало единственный путь выживания в складывавшихся условиях. Понятно, что разумные люди творили свою историю в четко заданных пределах. Эти пределы в настоящее время выглядят на самом деле весьма широкими, но когда-то они были настолько узкими, что представляется невозможным определить первый шаг, уведший развитие человечества за рамки, определяемые естественной природой. Долгое время у нас сохранялось совсем смутное представление о давнем прошлом, непроглядное потому, что мы располагали весьма разрозненными свидетельствами, с одной стороны, и не знали точно, что нам вообще следует искать.
1
Первоосновы
Корни истории тянутся в древность, когда человек еще не появился, и трудно (но крайне важно) понять, насколько давно это было. Если представить себе век нашего календаря в виде минуты на циферблате громадных часов, отсчитывающих ход времени, то получится так, что европейцы начали осваивать обе Америки всего лишь около пяти минут тому назад. Чуть раньше, чем за четверть часа до этого возникло христианство. За час с небольшим люди обосновались в Южной Месопотамии, и этот народ в скором времени создал старейшую на земле известную нам цивилизацию. Она существовала задолго до самого древнего письменного документа; судя по нашим часам, люди приступили к регистрации на письме прошлого тоже намного меньше чем час назад. Где-то часов через шесть или семь и гораздо дальше можно рассмотреть первых узнаваемых людей современного физиологического типа, уже сформировавшегося в Западной Европе. Перед ними, приблизительно на две или три недели раньше, появляются первые следы созданий с некоторыми человеческими признаками, чей вклад в последующую эволюцию рода людского все еще вызывает сомнения.
Насколько глубже в сгущающийся мрак нам стоит погрузиться ради того, чтобы понять происхождение человека, однозначного ответа все еще не существует. Но все-таки стоит задуматься на минутку о еще больших промежутках времени только потому, что на их протяжении произошло очень многое, пусть даже не поддающееся точному объяснению, но определившее контуры всего последующего. Ведь получается, что человечеству предстояло перенести в исторические времена конкретные возможности и их пределы, причем в прошлое, гораздо более далекое, чем тот 41 миллион лет или около того, когда совершенно определенно существовали живые существа, обладавшие как минимум некоторыми признаками человеческих особенностей. Притом что нас это непосредственно не касается, нам придется попытаться понять, что представляли собой преимущества и недостатки, с которыми люди появились среди приматов в качестве будущих творцов перемен. Формирование практически всех физических и большей части умственных способностей, принимаемых нами как данность, к тому времени уже обозначилось: одни возможности исключались, а другие сохранялись. Решающим процессом следует назвать саму эволюцию человеческих созданий как отдельной ветви среди приматов, так как на данной развилке их рода мы начинаем искать пункт, где обнаруживаются истоки нашей истории. Именно здесь можно надеяться найти первые признаки того настоящего, сознательного воздействия на природную среду, знаменующие собой первую стадию человеческих достижений.