Всамом
деле, каким образом мнение невежд может повлиятьнанашесчастье?Только
наша сверхделикатная чувствительность заставляет нас порой зависеть от него,
но если, по зрелому размышлению, мы сумеем подавить всебеэтичувстваи
достичь той стадии, где абсолютно не зависим от этого мнениядажевсамых
интимных вещах, тогда, и только тогда, хорошее или плохоеотношениекнам
окружающих становится для нас в высшей степени безразличным. Только мысами
определяем критерии нашего личного счастья, только нам решать, счастливымы
или несчастливы - все зависит лишьотнашейсовестии,возможновеще
большей мере, от нашей жизненной позиции, ибо только она служит краеугольным
камнем нашей совести и наших устремлений.Деловтом,-продолжаламоя
высокообразованная собеседница, - что человеческая совесть невсегдаине
везде одинакова, почти всегда она есть прямое следствие образа жизни данного
общества, данного климата и географии. Например, поступки,которыекитайцы
ни в коем случае не считают недопустимыми,заставляютнассодрогатьсяот
ужаса здесь, во Франции. Следовательно, если это самое непостоянное понятие,
зависящее лишь от широты и долготы,способноизвинитьиоправдатьлюбую
крайность, тогда только истинная мудрость должна помочь нам занятьразумную
среднюю позицию между экстравагантностью ихимерамиивыработатьвсебе
кодексповедения,которыйибудетотвечатькакнашимпотребностями
наклонностям, данным нам Природой, так изаконамстраны,гденамвыпало
жить. И вот, исходя из собственного образа жизни, мы должны выработатьсвое
понятие совести.Поэтому,чемскореечеловекопределитсвоюжизненную
философию, тем лучше, потому что только философия придает формусовести,а
та определяет и регулирует все наши поступки.
- Поразительно! - вскричала я. - Выходит, вы довели свое безразличие до
того, что вас ничуть не волнует ваша репутация?
- Абсолютно не волнует, - спокойно, с улыбкой ответила мадамДельбена.
- Более того: я получаю большое внутреннее удовольствие при мысли о том, что
эта репутация дурная; если бы ее считали образцовой,мнебылобынетак
приятно. Никогда не забывай, Жюльетта: хорошая репутация - это только лишняя
обуза. Она не в состоянии вознаградить нас за все жертвы,которыхонанам
стоит. Те из нас, кто дорожит своей репутацией, испытывают не меньше мучений
и страданий, чем те, кто о нейнезаботится:первыеживутвпостоянном
страхе потерять то, что им дорого,авторыетрепещутпередвозможностью
наказания за свою беспечность. Если, таким образом, дороги, ведущие однихк
добродетели, а вторых - кпороку,одинаковоусеянышипами,какойсмысл
подвергать себя мучительным сомнениям, выбирая между этими дорогами,почему
не посоветоваться с Природой, которая бесконечно мудрее нас, и неследовать
ее указаниям? На что я возразила:
- Боюсь, что если бы я захотелапринятьвашимаксимы,мадам,ябы
пренебрегла многими условностями своего воспитания.
- Ты права, моя дорогая, -ответилаона.
- Ты права, моя дорогая, -ответилаона.-Однакояпредпочлабы
услышать от тебя, что ты боишься вкусить слишком многоудовольствий.Нов
чемжесостоятэтиусловности?Давайрассмотримэтотвопрострезво.
Общественные установления почти в каждом случае проповедует тот, кто никогда
даже не интересуется мнением остальных членов общества, так что этонечто
иное,какоковы,которыемывседолжныискреннепрезирать,которые
противоречат здравомусмыслу:абсурдныемифы,лишенныевсякогочувства
реальности, имеющие ценность только в глазахидиотов,которыесоглашаются
подчинятьсяим,фантастическиесказки,которыевглазахразумныхи
интеллигентных людей заслуживают только насмешки... Но мы ещепоговоримоб
этом, потерпи немного, моя милая. Только доверься мне.Твояискренностьи
наивность говорят о том, что тебе необходим наставник.Дляоченьнемногих
жизнь усыпана розами, и если ты мне доверишься, ты будешь одной из тех,кто
даже среди терний находит достаточно цветов на своем пути.
Ничто немоглооставатьсятайнойвтакомглухомприюте,иодна
монахиня, которая почему-то особенно хорошо относилась ко мне, узнала о моих
отношениях с аббатисой и встревоженнопредупредиламеня,чтоДельбена-
страшная женщина. Она отравила души почти всех пансионерок вмонастыре,и,
следуя ее совету, по меньшей мере пятнадцатьилишестнадцатьдевушекуже
пошлипостопамЭвфрозины.Монахиняуверяла,чтонастоятельница-
беспринципное,безнравственное,бессовестноесоздание,которое
распространяет вокруг себя миазмы порока;вееотношениидавнобылибы
приняты самые строгие меры, если бынееевлиятельныедрузьяивысокое
происхождение. Я не вняла этим предостережениям: один лишь поцелуй Дельбены,
одно лишь ее слово значили для меня больше, нежеливсесамыеубедительные
речи. Даже если бы передо мнойзиялапропасть,ябыпредпочласпасению
гибель в объятиях этой женщины. О, друзья мои!Существуеткакое-тоособое
извращение, слаще которого ничего нет: когда зов Природы влечет нас икогда
появляется холодная рука Разума иоттягиваетнасназад,рукаВожделения
снова подставляет нам лакомое блюдо, и впредь мы уже не можем обходиться без
этой пищи.
Однакодовольноскороязаметила,чтолюбезнаянашанаставница
оказывает знаки внимания не только мне, и поняла, что и другиеучаствуютв
ее бдениях, где больше занимаются распутством, чем делами божьими.
- Ты хочешь пообедать со мной завтра? - поинтересовалась она однажды. -
Я ожидаю Элизабет, Флавию, мадам де Вольмар и мадам де Сент-Эльм. Насбудет
шестеро, и мы непременно придумаем что-нибудь потрясающее.
- О, Боже! - изумилась я. - Неужели выразвлекаетесьсовсемиэтими
женщинами?
- Разумеется.