- Видите ли, господин Иванов, произошел несчастный случай, и я хотел высказать самые искренние соболезнования… особенно мальчику…
- Вы собаку усыпили? - перебил Александр.
- Нет. А почему я должен ее усыплять? - уже холодным тоном спросил Муравьев.
- Вы знаете почему. Она искалечила моего сына. Она общественно опасна.
- В постановлении суда об усыплении ничего не было сказано. Меня обязали прогуливать собаку в наморднике и на поводке и выплатить штраф, что я и сделал. Более того, я готов выплатить вашей семье хорошую компенсацию… - Муравьев достал из внутреннего кармана дорогого синего костюма пухлый конверт, протянул Иванову. - Здесь десять тысяч долларов. Я прошу принять эти деньги… на лечение, на реабилитацию… в общем, на что сочтете нужным.
- Уберите ваши поганые деньги, - прохрипел Александр.
- Но послушайте…
- Ничего не хочу слушать. Убери деньги. И усыпи собаку. Ты воспитал из нее зверя, и она теперь опасна. И ее уже не перевоспитаешь.
- Ошибаетесь. - Муравьев все еще держал конверт с деньгами в руке. - Кинологи сделали официальное заключение, вы его слышали в суде - собака опасности для окружающих не представляет, и если бы ваш сын не дразнил ее…
- Ах ты тварь! Кто дразнил? Да ты натравил ее на пацана! Вместо собаки по справедливости тебя усыпить надо! - прорычал Александр. Он толкнул Муравьева в грудь, тот быстро отскочил и побежал вниз по лестнице. Александр с грохотом захлопнул дверь…
…Александр Иванов встал, прошел к окну и ткнулся лбом в холодную грязную решетку. Снаружи козырек над окном закрывал небо, и можно было смотреть только прямо перед собой. Хотя полоску черного звездного неба было все же видно. Александр закрыл глаза и громко заскрипел зубами. И опять вспомнилось…
…Он вышел из подъезда и поздоровался со старушками, сидевшими на лавочке. И вдруг одна сказала:
- Ты глянь, Сан Саныч, а супостат-то опять со своим зверем гуляет…
- Где гуляет? - Александр огляделся по сторонам.
- Да вона, на том же месте… вона, видишь? За площадкой детской…
- Вишь, какой наглый! У людей беда, а ему как с гуся вода, - сказала вторая старушка.
- А что ему? У него деньжищ куры не клюют - откупился, - сказала третья.
Александр поморщился от неожиданной боли и быстро пошел к детской площадке. Муравьев действительно гулял там. Черный с желтыми подпалинами мощный ротвейлер в кожаном наморднике трусил вдоль сетчатого забора, а Муравьев наблюдал за ним с довольным видом. На детской площадке с криками бегали ребятишки.
- Ты опять здесь гуляешь, да? - задыхаясь на ходу, громко спросил Александр. - Я тебе что говорил? Не гулять в неположенном месте! Говорил или нет? Ты чего хочешь, а? Чего добиваешься?
- Во-первых, не тыкай, я с тобой коров не пас! - отозвался Муравьев. - Собака в наморднике. И голос не повышай, не надо.
- Ну, хорошо, ты у меня получишь… я тебе устрою…
Собака, услышав громкие нервные голоса, остановилась, впившись взглядом в Александра, издала глухое рычание. Муравьев схватил ее за ошейник, защелкнул карабин поводка и подошел ближе к Александру, лицо его кривилось от злости:
- Ты мне устроишь? Послушай, лох в погонах, у меня на фирме служба безопасности есть, я ребятам прикажу, они знаешь, что с тобой сделают? Тогда уж точно инвалидом первой группы будешь…
- Да я из тебя, сука, сейчас отбивную сделаю! - Александр пошел на Муравьева, сжав кулаки, но тот не испугался, быстро сдернул с собаки намордник, и пес злобно залаял, оскаливаясь, стал рваться вперед.
- Ну, давай, давай, майор, вперед! В атаку! - улыбался Муравьев.
Александр остановился, тяжело дыша. Ротвейлер захлебывался лаем и рвался с поводка.
Из черного большого джипа вылез здоровенный парень в черном костюме и белой рубашке с галстуком, широкоплечий, стриженный "под ноль" - типичный охранник.
- Станислав Сергеич, у вас все в порядке? - громко спросил он.
- В полном! Сейчас зайдем ко мне, Заур, и поедем, - отозвался Муравьев и вновь с улыбкой посмотрел на Александра, взялся пальцами за карабин на конце поводка. - Спущу - и без яиц останешься!
Александр круто развернулся и быстро пошел обратно через площадку к своему подъезду. Ворвался в квартиру, долго открывал ящик письменного стола - никак не мог попасть ключом, так тряслись руки. Наконец открыл, резко выдвинул ящик, вынул красную плоскую коробку, вытащил оттуда револьвер и почти бегом бросился из комнаты. Он не стал ждать лифта, а с грохотом помчался вниз по лестнице.
Он выбежал из подъезда, пробежал мимо старушек, держа револьвер в руке. Старушки испуганно смотрели ему вслед. Александр пересек детскую площадку, огляделся - Муравьева и собаки нигде не было видно. Возле джипа стоял шофер и тряпкой протирал стекла.
И тогда Александр бегом бросился к подъезду - не к тому, из которого вышел, а к тому, который был в середине дома. На лифте он поднялся на пятый этаж, вышел на площадку и позвонил в дверь. Он тяжело дышал и сжимал в руке револьвер. Дверь была внушительная, металлическая, обтянутая кожей, с несколькими замками. Через несколько секунд за дверью послышались шаги, защелкали замки и створка двери отворилась. На пороге стоял Муравьев в брюках, расстегнутой белой рубашке (он, видно, переодевался) и тапочках на босу ногу. За его спиной, в глубине коридора послышалось глухое рычание.
- Я тебя предупреждал, - сказал Александр и вскинул револьвер.
Муравьев даже не успел испугаться - из-за его спины с грозным рыком кинулась в прыжке собака. Грохнул выстрел, и пуля вошла прямо в раскрытую пасть. Александр едва успел посторониться, летящая собака скользнула телом по его плечу и тяжело грохнулась на лестничной площадке, судорожно задергала ногами. Из пасти ее хлынула кровь.
- Ну, ты теперь покойник, майор, - проговорил Муравьев. - Точно тебе говорю.
- Я тебя предупреждал, тварь, - повторил Александр, опуская револьвер.
И в эту секунду Муравьев резко выбросил вперед ногу - удар пришелся Александру в живот, и он опрокинулся на спину, острая боль согнула его пополам. А Муравьев стал остервенело бить Александра ногами, не давая подняться. Один удар пришелся по руке с револьвером, и оружие отлетело к стене. Александр закрывал руками голову, повернулся на бок и тоже смог ударить ногой Муравьева в бедро. Муравьев отпрыгнул в сторону, крикнул, обернувшись:
- Скорей! Где ты там!
По коридору уже бежал к дверям охранник Заур. В эту секунду Александр дотянулся до револьвера и выстрелил второй раз, прямо в Муравьева. Пуля ударила его в бок, отбросила назад, и Муравьев с грохотом упал на спину, раскинув руки. Заур бросился к хозяину, стал приподнимать его за плечи. На белой рубашке растекалось кровавое пятно.
- Вот так вот… - пробормотал Александр, поднимаясь и рукой с револьвером утирая пот со лба. - У нас ногами бить западло считается…
В глубине квартиры замелькали фигуры, раздался женский крик. Александр повернулся и медленно пошел вниз по лестнице. Револьвер он по-прежнему держал в руке…
…Полина посмотрела на часы и еще раз затянулась сигаретой, продолжая смотреть на фотографию Александра. Вокруг скамейки уже валялись штук шесть свежих окурков. Полина поднялась, подошла к фотографии на щите, поцеловала изображение мужа, провела пальцами по его глазам, с трудом улыбнулась и сказала тихо:
- Ну, прощай, Сашенька. Может, увидимся скоро…
Уходя от могилы мужа, она еще раз на ходу оглянулась - могила издали казалась совсем маленькой, и фотографии почти не видно.
- Жаль, ты опять без Витьки приехала, - говорил Иван Витальевич, споласкивая под краном чайные чашки и ставя их на стол. - С весны мальчишку не видел!
- Витька и так любитель школу прогуливать… - рассеянно ответила Полина, глядя на экран телевизора. Шел знаменитый в прошлом французский фильм "Плата за страх". Водители, герои фильма, стояли в большом кабинете босса, который говорил, прохаживаясь перед шеренгой шоферов:
- Каждый из вас повезет ящики с нитроглицерином. Только мощный взрыв может справиться с бушующим пожаром нефти. Вы знаете, что такое нитроглицерин?
- Немного знаем, - ответил один из водителей, которого играл Ив Монтан.
- Хочу продемонстрировать. - Босс взял со стола бутылку с мутной жидкостью, отвинтил пробку и осторожно наклонил бутылку над полом. Из горлышка медленно выкатилась большая тягучая капля, полетела к полу. И в ту же секунду грянул громкий короткий взрыв. Несколько паркетин полетели в разные стороны, в полу образовалось небольшое углубление. Водители в страхе попятились в стороны.
- Это нитроглицерин. Взрывается при любом сотрясении, даже самом слабом. Почему мы посылаем несколько машин с нитроглицерином? Потому что доедут не все, я уверен. Может быть, только один и доедет - сплошное бездорожье и джунгли… Повторяю - даже малейшее сотрясение машины, и нитроглицерин взорвется. От вас останутся в лучшем случае клочки одежды. Подумайте - сейчас еще можно отказаться…
- Могла бы вечером с ним приехать, после школы. Как он, ничего? Привыкает без отцовской руки-то? - слышался откуда-то издалека голос свекра Ивана Витальевича.
- А где вы креветки покупали, Иван Витальевич? - спросила Полина, не ответив на вопрос, отвлеклась от телевизора, обмакнула горячую креветку в блюдце с соусом. - И майонез у вас какой-то особенный…
На столе стояло большое блюдо, на нем горой - крупные красные креветки. Еще самовар, стеклянные вазочки с вареньем, печеньем и сахаром. Полина со свекром сидели в большой комнате деревенского деревянного дома. За окном был виден садовый участок, заросший кустами смородины и крыжовника, среди которых росли яблони.
- Вкусный, правда? - улыбнулся Иван Витальевич, бородатый, крепкий, плечистый, в футболке и с трубкой в зубах. - Покупаю в маркете и кое-что добавляю - горчички немного, перца, уксуса немножко - соус получается - мечта пирата. А креветки королевские называются - большие какие, правда?
- Дорогие, наверное, - жуя креветку, сказала Полина и хитро прищурилась. - Откуда бабульки, Иван Витальевич?
- Откуда они могут быть? Пенсия, - вновь улыбнулся Иван Витальевич. - Комбинирую, экономлю… на консультациях подрабатываю.
- Вы всегда были молодцом, Иван Витальевич, - тоже улыбнулась Полина. - Как Сашу первый раз в Чечню послали, вы сразу под это дело дачный участок получили… молодец, не растерялись - повернули ситуацию себе на пользу.
- Обидеть, что ли, меня хочешь? Зря. Во-первых, не обижусь…
- А во-вторых?
- А во-вторых, мне этот участок давно обещали.
- Но дали-то, только когда Саша в Чечню поехал, - усмехнулась Полина.
- Ты похудела, Поля, - вдруг серьезно, с сочувствием сказал Иван Витальевич. - Сильно похудела.
- А вы думали, от моей жизни толстеют?
- Я понимаю, Поля… я понимаю… - вздохнул Иван Витальевич, и вдруг трубка задрожала у него в руке. Он встал и отошел к окну, стал смотреть в сад. - Я и сам как во сне живу… Вроде с ума сходить стал - все кажется, сейчас Сашка придет… и жить незачем, а жить надо, Поля.
- А зачем, Иван Витальевич? - спросила Полина. - Сами же говорите - жить незачем. Зачем же - надо? - Полина салфеткой утерла губы, достала из сумочки пачку сигарет, щелкнула зажигалкой, повторила с жесткой, недоброй улыбкой: - Ну зачем, Иван Витальевич?
- Не надо так, Поля. - Он повернулся к ней лицом. - Ты не имеешь права так говорить. Я никогда так не говорил, хотя… наверное, мог бы! И право на это имею. А ты не имеешь.
- Я свои права лучше вас знаю, - с холодком ответила Полина, затягиваясь сигаретой. - Так что лучше не капайте мне на мозги, Иван Витальевич. Давайте напрямки, а? Я вас спросила - зачем, а вы и не знаете, что ответить.
- А Витька? - после паузы спросил Иван Витальевич. - Ты Витьку вырастить должна или нет?
- Выращу, не переживайте. А не я - так сам вырастет. Вы поможете. Или не поможете? Ну, вот если со мной что случится - неужели вы Витьку одного бросите?
- А что такого с тобой может случиться?
- Ну, мало ли! - махнула рукой Полина. - Жизнь, как говорят, полна неожиданностей. Кто мог подумать, что с Сашей так все обернется? В Чечне уцелел, а в тюрьме умер…
- Мне не нравится этот разговор, Полина, - нахмурился Иван Витальевич.
- Можно подумать, мне этот разговор нравится. Но не всегда же только на приятные темы разговаривать приходится.
Он встал, снял с плиты чайник и стал наливать кипяток в самовар. Поставил на стол чайные чашки, блюдца, положил ложки. И вдруг спросил, посмотрев на Полину в упор:
- Что ты задумала?
- Ну, что я могу задумать? - опять улыбнулась Полина. - Что вы опять на мозги капаете?
- Я тебя, слава богу, знаю. От тебя ведь чего хочешь ждать можно. - Он налил в чашку темно-кирпичного чая, поставил на блюдце и подвинул к Полине. - Ешь печенье. Больше ничего вкусного нету.
- Все деньги на креветки истратили? - понимающе усмехнулась Полина.
- Хотел тебе приятный сюрприз сделать.
- Ох, Иван Витальевич… романтик вы наш! - Полина рассмеялась. - Рудимент советской формации. Вымершая порода динозавров.
- Полагаю, моя дорогая, это не так уж плохо, - усмехнулся Иван Витальевич. - Чем с утра до ночи прибыли считать… или убытки…
- Ладно, Иван Витальевич, оставим это. Я вот тоже… правда не знаю, живу я или смерти жду? Мама умерла, отец погиб, муж тоже… Кончала филологический - работаю приемщицей в химчистке. Вопрос - зачем филологический кончила? Или другой вопрос - зачем приемщицей работаю? Жизнь ответов на эти вопросы не дает. Когда Саша был жив… ну, хоть в тюрьме был, но живой, - я еще крепилась, надеялась на что-то… на какую-то справедливость. Идиотка! А Саша умер и - все. Без дураков говорю, не знаю, чего живу? Так меня вся эта подлая несправедливость сжигает, так она меня мучает, что… ай, да ладно, забыли про это! - Полина достала еще одну сигарету, прикурила, отвернувшись, стала смотреть в окно.
Иван Витальевич молчал, смотрел на Полину, потом сказал:
- Что случилось, то случилось. Плетью обуха не перешибешь, а мы люди маленькие…
- Маленькие?! - сверкнула глазами Полина. - Букашки, да? С нами что хочешь делать можно, мы все стерпим? Не-ет, шалите, граждане начальники… я человек другой! Я не маленькая! Я просто - человек! И со мной нельзя, как с букашкой.
- Что ты задумала? - уже строго спросил Иван Витальевич.
- Отомстить хочу, - вдруг сказала Полина, все так же глядя в окно.
- Кому?
- Всем этим гадам. - Она выпустила густую струю дыма. - Нет, всем не получится… Но хоть одному гаду я отомщу.
- Век воли не видать? - насмешливо спросил Иван Витальевич.
- Век воли не видать… - задумчиво повторила Полина.
- И что делать будешь?
- Думаете, расскажу вам? Не дождетесь.
- Ты только помни - кроме тебя, у Витьки никого нет.
- А вы? Или вы уже загодя от него отреклись? - резко спросила Полина.
- Что ты мелешь? - обиженно ответил Иван Витальевич и даже голос повысил. - Тебе не стыдно?
- Да не стыдно, Иван Витальевич, нисколько не стыдно! Вы и раньше-то, когда Саша жив был, не очень-то меня и Витьку жаловали, а уж теперь… - Она махнула рукой, снова закурила.
- Неправда это, Полина… Впрочем, что с тобой спорить? - он тоже выразительно махнул рукой. - Ты всегда так ко мне относилась.
- Как же это, интересно?
- Не любила ты меня…
- Да и вы меня не любили. Терпели ради Саши, я же все видела, я же не слепая.
- Неправда, - упрямо повторил Иван Витальевич.
- Правда, Иван Витальевич, в том-то и дело, что самая натуральная правда. И вы сами это прекрасно знаете. А вот у меня и вправду никого нет…
- А у меня есть?
- Вы сами для себя живете, а я так не умею. После смерти Саши в душе так пусто… - она со слезами в глазах смотрела в окно. - Для себя жить не хочется… понимаю, грех это, не по-христиански рассуждаю, но… не хочется, и все. - Согнутым пальцем она утерла слезу в уголке глаза, шмыгнула громко носом.
- Это пройдет. Надо потерпеть. Время лечит, - дежурно и даже равнодушно ответил Иван Витальевич.
- Ох, папа… Что это вы так вздрогнули? Ах да, верно, я никогда вас папой не называла, - сквозь слезы усмехнулась Полина. - Хотя по закону - вы мне тоже… папа. Ох, папа, если б вы знали, какие идиотские слова говорите! - Слезы текли по ее щекам, размывая тушь вокруг глаз. - Потерпеть… время лечит… Какой вы хладнокровный философ, папа! Знаете, кто такие истины произносить любит? Слабые, никчемные люди! Когда им в душу наплюют, по стенке размажут, они утираются и бормочут: надо терпеть, время лечит. Бог терпел и нам велел. Мы люди маленькие. А я не хочу утираться и терпеть, понятно? Я - человек не маленький!
- Прекрати истерику, Поля! Смотреть противно! - вдруг жестко проговорил Иван Витальевич. - Когда умерла Сашина мама, мне тоже не хотелось жить. Или думаешь, у тебя душа, а у всех балалайка? Но я вытерпел! Ради Саши! Я его вырастил, на ноги поставил!
- Хватит! Эту муру собачью я уже слышала! - Она ладонью утерла слезы, еще больше размазав тушь, погасила окурок в пепельнице и взяла сумочку, висевшую на спинке стула. - Пока! Я позвоню!
Иван Витальевич услышал, как тяжело бухнула деревянная дверь.
Рынок был необъятный - множество похожих на улицы рядов, где продавалось все: от детских игрушек до телевизоров последних поколений с огромными экранами. И везде сновал народ, под матерчатыми тентами молодежь пила кофе, коку-колу и пиво из жестяных банок.
Полина некоторое время бродила по торговым рядам, разглядывая рекламу и указатели, и наконец увидела то, что ей нужно. Это был большой киоск, где продавалась самая разная пиротехника - петарды, салюты, бенгальские огни, взрывающиеся хлопушки. За прилавком суетились двое парней.
Недалеко от прилавка стоял Валера Чистов, тот самый мужчина, который застрелил в номере гостиницы Юрка Табиева. Надвинув бейсболку на глаза, он внимательно наблюдал за тем, как идет торговля.
Подошла очередь Полины.
- Что желаете? - спросил продавец. - Петарды, салюты? Для каких целей? Свадьба? День рождения? Могу предложить вот этот салют. Многоцветный, сразу дает четыре букета, высота - до пятнадцати метров. Очень красивый, не пожалеете!
Чистов остановил взгляд на Полине. Молодая женщина невольно привлекла его внимание.
- Нет, это не то… мне нужно… как бы вам сказать? Мне просто взрывчатка нужна.
Услышав слово "взрывчатка", Валера встрепенулся и с еще большим интересом стал смотреть на Полину.
- Какая взрывчатка? - не понял сначала продавец, потом стрельнул глазами по сторонам и проговорил тише: - Вы чё, дамочка, дури обкурились? Мы этим делом не торгуем. Вы чё, ментам меня подставляете? Так я сейчас сам ментов позову! Проходите давайте, проходите, я вас не видел и не знаю… Вы что желаете, молодой человек? Петарды? Вот могу предложить последнюю конструкцию. Замечательная вещь. На десяти метрах взрывается вертящееся многоцветное колесо…
Полина отошла в сторону, вид у нее был обескураженный. Она медленно пошла вдоль киосков. Валера двинулся следом за ней, незаметно поглядывая по сторонам.
Полина вышла на улицу, вновь остановилась в раздумье. И вдруг услышала за спиной веселый голос:
- Взрывчаткой интересуетесь, гражданочка?