"на суходольном лугу мерцание снега…"
на суходольном лугу мерцание снега
три родника здесь берут исток из лунного света
на голове ангела в сумерках медуница купавка
по пояс в талой воде в ранах твоих весенним знамением
в крыльях другие простые травы и звёздная плазма в ладонях
оттуда где не знают земли и воды из иных лабиринтов
явление ангела в зимнем лесу где тень убийцы бродила
и тень жертвы и новой жертвы и снова убийцы и жертвы
на белых холмах могильников разорённых дикими ангелами
на каждом перья каменные ключи ледяная кровь
и тот кто слагает в снегу псалмы и поёт чуть слышно
на вымышленном языке похожем на все языки забытья
странные и чужие так пели те что исчезли с лица земли
только курганы блаженные острова на запад уплывшие боги
холмы аббатств с саркофагами королей и валлийские камни
небесная гармония и смерть лира и лук рядом с нами
мерцающий звон оперённый снег наконечники стрел
от которых ты прячешься в каменный грот под сугробами
и пьёшь свою тёплую кровь пока завершится война
и ты научишься наконец понимать слова этой песни
MIX
многолюдные моллы
гостиницы аэропорты
флуоресцентные розы
corruptio звёзду меня есть сто белых бильярдных шаров
и палка дзенского мастера
в конце концов я уеду отсюда в Магадан или Белгравию
"свечение снега морских рыб и планктона…"
свечение снега морских рыб и планктона
свечение минералов насекомых гниющих деревьев
снег полный рыб снег морской и речной как жемчуг
за окнами больного где бедности бычий пузырь
его имена на аптечной латыни в старых лечебниках
насекомые у соплодий его и в коленных чашах
в его северных морях кальмары хватают блесну
разглядишь ли ты снежное море за снежным лугом
как горы за облаком облако за горами
снежники высокогорий испещрённые иероглифами покровы
тело зверя и тело человека полное звёздной плазмы
его отрицание подобное смеху иезуитов
пламенеющих в трещинах каменных пней антарктиды
есть уровень моря ниже которого только небо
и граница вечных снегов за которой только живые цветы
это падение в живые цветы опыление детством и снова
пролетит над головой иероглифом красота стая диких уток
снова в горячке дворы снова неимоверны бухты
огромны цифры и хищны как птичьи когти и рвут на части
среди звёзд оленьи рога и стреляет ружьё отца
и миллионы рыб выходят на берег берут портфели надевают очки
и миллионы растений нисходят в море вниз головой
и плавники прорастают из тел животных и человек сияет
как будто в пронизанной светом келье в час смерти святого
и старый лекарь читает лечебник у одра больного
пока его тело становится звёздным телом
пока темнеют горы за облаком сгущается облако за горами
и становится видно снежное море за снежным лугом
и становятся понятны иероглифы на горах и собственной коже
пока в бедной комнате у лампы кружат ночные мошки
и нет снега но только осыпаются живые цветы сирени
и мальчик встаёт чтобы жить и выходит в сени
после болезни и в звёздах оленьи рога и горят огнём
иероглифы на горах и на коже худого тела
светлеют горы за облаком розовеет облако за горами
далеко отошла граница вечного снега бедность
стала радостью и тело легко бежит среди цветов и трущоб
оставляя за собой звёздный шлейф мельканием грязных пяток
"листва одуванчиков страны лестригонов…"
1
листва одуванчиков страны лестригонов
снежное напыление скал лёгкая эта зима
кипарисовая аллея можжевеловый бриз
2
что-то что было прежде того как
на глазном дне перевернулись горы и морекак гроза или тисовый лес
саркофаг или оберег
3
орех-паровоз, фонарь-огурец, чайник-башмак -
меня окружают удивительные вещизвезда и сердце сердце и звезда
переводится это так: meine lieben Kinder
я принёс вам что-то… что-то небесное…
[моё горящее сердце]
Вороносталь (хроники забытых городов)
* * *
город Вороносталь на карте никак не отмечен
это город чёрных драконов причудливых водостоков
менты гогоча допрашивают прохожих
как перевезти на пароме куропатку дракона и спаржу
* * *
что-то от сталина что-то от готэм-сити
дверь в стене не-помню-куда вела по небу над кладбищем
над фабрикой над печатниками и текстильщиками
из трубы шёл дымкоромыслом и летел дракон
над инженерным мостом через чёрную реку Гудрон
* * *
я родился здесь на улице подводника и танкиста
сатаниста металлиста хрена-с-горы
я свидетель того как весна приходила в наши дворыкак на промзоне в доме из красного кирпича
маленькая женщина с щелочной улыбкой варила суп
из длинной своей тёмно-русой косы и приговаривала:
сажа в печи крыса в подполье дедовский тулуп и всё такое
* * *
потом Вороностали не стало
о мой суп из косы арочные мосты мои чердаки и подвалы
и мутанты-коты и мутанты-цветы асфодели мои у Гудрона
и лежат средь руин на моих мостовых полые кости драконов
Botanicula
1
последняя маковая росинка
собралась в путь
последнее подсолнечное семечко
собралось в дорогу
последнее семя умирающего дерева
собралось в путь-дорогу
о маковая росинка пёрышко палочка гриб и я
в маковой коробочке с пропеллером
через горы перелетим
пушинки подхватят под руки
ветер рассеет по закуткам заката
по прозрачным тоннелям где струится умирающий хлорофилл
где шарики воздуха лопаются и сияет вольфрам
по венам по лунам тычинок светящейся пыли на балкавалькаду
на пчёлках верхом
и в тыкве-карете где кучер-комар
танцевать-гарцевать
в самое сердце шара цветомузыки
плотоядной бабочки
Луны
2
вырос мак и подсолнух
и дерево проросло
первая почка раскрылась
и в ней
напёрсточек мёда ступочка крови
лунка луны
о маковая росинка пёрышко палочка гриб и я
в лодочке жёлудя под парусом
осинового листка
Море Познанное переплывём
а что там за ним?
нейронные импульсы сны
стволы и ветви дендритов
лес возбуждений
протоплазма
завязь событий
лучи мембран
Темноты
Поиск места абсолютного счастья
1
Холмы в прошлогодней траве. С юга на север уходит
солнце; в сгоревшем доме среди мусора и золы
веселятся альрауны,и прихоть весны посылает снова
безоблачный день. Ржавый остов машины, покрышки,
гаражи, синева.
2
Люди, живущие в лесу, проводят свои ритуалы, уже скорое
растрескивание скорлупы и жёлтый птенец,
растрескивание почки и клеем древесным окукленный лист,
растрескивание бутона грядущего.Тревога и кошачья зажмуренная дремота,
острая влюблённость и навязчивости, и сладкая московская пыль
на лёгких весенних ботинках.
3
И те в небесах, что парят или гибнут, нынче парят, несмотря на
уколы; стали легче полёты во сне, но вскрываются, словно лёд на реке,
кошмаром. Зацветут саженцы в рыхлой земле, и погребéнна
будет дохлая мышь под кустом.В день затмения долго идти по оврагу,
пока не увидишь ворону, сидящую на кочке, кострище,
велосипедное колесо -
Триптих
[собака]
доски лежат
за забором из двух перекладин
в поле слепленная собака
сторожит садоводства за полем кочки столбы
одинока она и как мы безымянна
смотрит на солнце и дождь сторожит
день и ночь -
и уже дожила до весны
и черна
и всё смотрит на лес
чёрный край горизонта
и дым
[ёлочка. бабочка]
…ёлочка
растущая из елового пня
как из крыши труба
как из шляпки гриба
неужели обречена?
бабочка-подёнка
присевшая умереть
на поверхность воды
жаба на ладони
перенесённая через дорогу
не квакающая а кричащая
как раненая птица
поваленная ветром в озеро сосна
как недостроенный мост
ледяной островок
на чёрном озере на болоте
неужели растает?
в прошлогодней траве
новорожденные подснежники
челюсти огня
пожирающие еловые лапы
синий вечер жёлтый свет в окнах
старые вещи ватные одеяла
чай на веранде
спящие старики
[свет облучения]
облучённые сосны и первые травы, прошлогодние иглы и ветви;
отлучённый от расписания времён, на расстоянии дальности броска взгляда
ты видишь расслоение облака, разрезание Солнца:
и мир сквозь нас стремится к гибели своей,
призывая нас стать теми отверженными, обóженными, обожжёнными,
расщепляющими серии сезонов, закатов, менструаций, фрикций…
крик птицы, как лазерный скальпель, проникает так глубоко, как тело времени
разрезает бритва жребия; каждая вещь подсвечена
из разлома в небе, что сделал ты, прорывая защиту
чугунных ободов, стягивающих горизонт корсетом,
в котором миллионы солнц, как материнские груди, текущие светом.
в теле времени, зацветающем белой коринкой поэзии Бога, -
раны поэзии большей, реликтовой, только возможной ещё.
II. Колокольчики по Марии
"он вдохнул и заплакал…"
он вдохнул и заплакал,
был воздух колюч,
была матерью ночь-простыня.он вдохнул и заплакал:
в замочную скважину
луч проникнет и ранит меня.жаркое-жаркое лето будет печь меня год от года,
как яблоко в духовке, но стоит меня испечь -
и стылая зима заморозит меня, как воду.в уши мои войдут звук битвы и звук молитвы,
рёв двигателя, лязг тормозов,
но смогу ли услышать новый, опасный, как бритва,
неисповедимый зов? -цвет фиолетовый – цадди – стеклянные колокольчики на ветру -
сине-фиолетовый – айин – в безветренном воздухе холод внезапный
и дуновенье тепла,и облака – ламед – над озером соберутся
в образ, который напомнит мне то, что я полюблю.
и если я брошу в пруд камень – возникнет рябь.я буду видеть, как солнце пробивается сквозь тучи,
как туман вьётся плющом по склону,
я буду видеть синий, зелёный, сине-зелёный,
я узнаю гром, пар, бьющий из-под земли, и смерч, -он вдохнул и заплакал.
Ночные ласточки
Ласточки – дневные птицы.
Из гнёзд земных день белый не увидит
вспорхнувших ночных ласточек полёт,
сквозь черноту иная пронесёт
надежду зыбкую и зябкую невинность.В пустыне нóчи нет богов и слов,
белеет птичья кость, болеет боль.
Летит, хвост расщепив, как "Л" – Любовь,
стремглав подняв крыло, как "Г" – Глаголь,чтоб Слово молвить, Словом быть,
свет виждя, зиждя твердь,
встречает ласточка в дали
занявшийся Рассвет.
"Мои сёстры – феноменолог и мать Тереза…"
Мои сёстры – феноменолог и мать Тереза.
Я хочу их убить и зарыть на опушке леса.
Я одержима. Мной управляют бесы.Одна сестра молится, другая читает рукописи Бернау.
Но только открою Гуссерля – бесы кричат мне "мяу".
Рот открою молиться – бесы кричат мне "вау".Поди взгляни в свет истины, в тень сказки
на раскалённых их поддонах,
пей нейролептик, как отмазку
от армии Армагеддона.
Маленький гимн к гневу и радости
радуйся, гнев мой,
гневайся, моя радость,
на фальшивом празднике нет нам места.
радость моя, нарядная, как невеста,
гнев мой весёлый, в бараках смейся,
плачущий пламень,
amen!
гнев мой прекрасный, как водородная бомба,
радость моя сокровенная в катакомбах,
вместе с богами огнём прицельным
расплескайтесь, как волосы Вероники,
гнев животворный мой,
радость смертельная
dique!
легче крыл стрекозы пари, прекрасный
гнев мой, оставив фальшивый праздник,
ты, сумасшедшая моя радость,
здравствуй!
горлинкой бейся, крутись юлою,
бешеным дервишем, русским плясом,
дикими осами, осью земною,
на баррикадах рабочим классом,
пьяной от гнева лежи в канаве,
на фальшивом празднике нет нам места.
гневайся, радость,
радуйся, гнев мой,
ave!
Минас-Моргул
Дозорный закат,
чермный мрак
тлится в колючей траве.
Козы струятся, как воск,
молний полнó руно
грозовых овец.
Ми́нас-Мóргул!
Мы потеряны на века,
мы заблудились
в развалинах крепостей,
барханах песка.
Мы стали прахом
Пепельных гор, но
наш Господин и ваш Враг
собирает войска
времени, нераспечатанного,
как сосуд с древним вином.
Ми́нас-Мóргул!
Азия, Россия, Империя Зла
Да, орки, да, назгулы – мы!
Попрание прав,
разоренье священных дубрав -
на эльфийский Запад,
в страну добра
движутся орды тьмы.
"над мостом три светила: Солнце, Луна и Человек-На-Воздушном-Шаре…"
над мостом три светила: Солнце, Луна и Человек-На-Воздушном-Шаре.
по мосту идёт чернокожий с нимбом бабочек летних;
падает в воду священник, и плутают звёзды по орбитам Влтавы.
загорятся ли ночью аттракционы мира, будут ли танцевать
индустриальные танцы в ядерном бункере, – золотой петушок
утром разбудит парней на скамейках и бродячих артистов,
цыган и бомжей, – он прогонит прочь василиска,
отступят мои инкубы; вдвинутся в ниши ночи
предания синагоги, как смерть рабби Лёва от розового шипа, -
в башне трубач заиграет, забьют часы:
на астролябии ortus, occasus, aurora, crepusculum,
лев, змея, кошка, собака, нетопырь, жаба, ёж,
Ростовщик, Маг и Смерть с песочными часами в руках,
Турок, похожий на наслажденье и грех,
Летописец, Астроном, Архангел, Философ…
Скряга встряхнул кошелёк, Смерть повернула часы,
Ангел карает, вверху проплывает Иисус.
и прозрачный юноша, похожий на героинового наркомана,
стоит, шатаясь, в толпе
/ золотой нитью гимна вышивает трубы игла /
но не упал, и лишь тень его ровно в полдень легла
на линию пражского меридиана.
"Там стояла ты, под медовым буком. Лето…"
Там стояла ты, под медовым буком. Лето
било меня в ознобе, зима меня грела. Стояла ты, как монахиня.
Там, за окном высоким -кровь, благословенная кожаными передниками шахтёров,
наполняла ванну:
Вáцлава кровь, Якоба кровь, кровь Яна.
Ты стояла, чумная панна, в городе мёртвых.Святой хлеб в ковчежце воссияет на костяном престоле,
святое вино воссияет в костяном потире.
Zlatovláska, это твой череп.
"Черепица áла…"
Словно Англия Франция какая
А. Горенко
Черепица áла,
белá земля.Сыро в подвалах
и башнях круглых.Влтавские лебеди великого короля
вздрогнули, взгоношились.Кукольный, прозрачный, из богемского хрусталя
Чешский Крумлов
Эгона Шиле.Ворон выклевал турку глаз.
Мельник созвал сыновей.Слышу копыта убийц,
и великий король
принимает кровавую ванну.Руду для королевских ванн
добывают шахтёры Якýб и Ян.Великий король на языке немецком / небесном пролаял речь.
Сонмы ангелов в форме бросали грешников в печь.
Хоры ангелов в форме его славили у престола:Он сотворил всё! всё! всё!
Он сотворил чуму и мученье!
Он сотворил меч и мечту!Великий король умер. Разбрелись по земле
вестники без вести, татуированные:
"Free Eden"Freie Eden!
Libero Eden!
….
На всех языках мира
Теряя звезду
в радиоактивном саду
в геральдическом небе
я видел, как зажигали октябрьскую астру.
мать держала меня на руках, я смотрел с балкона одиннадцатого этажа,
как фонарщик, поднявшись по лестнице, помахал мне рукой.
он чиркнул спичкой, и начался термоядерный синтез.
лепестки моей астры проницали мир, как рентген,
её познание было озарением; она была
иная, не такая, как все:гораздо больше, сильнее, прекрасней, опаснее, чище, мощней, горячее.
она говорила со мной, она звала, она приказывала и требовала,
она была нестерпимо жестока, безоглядно жертвенна,
она истекала, как кровью, звёздным ветром.
она пугала меня: я предавал её.
я знал: она плохо кончит.в радиоактивной вспышке, в ударной волне
я наблюдал катарсическую катастрофу.
не остави мене, ниже отступи от мене, вся мне прости,
мой сокровенный Господь,
ни трифтазин, ни даже аминазин
не понизил градус отчаянья, когда я наблюдал твой гравитационный коллапс.я больше не вижу тебя,
оттого ли, что свет
не может покинуть тебя, и ты невидим для глаз.
я больше не вижу тебя на вселенском пиру,
там, высоко.
остыв и в потоках нейтрино уплыв
останки твои
участвовать будут в создании новых планет.
тебя больше нет,
и в том месте, где ты была,
малярщик, взобравшись на лестницу, замазывает дыру.
мне же стало легко,
легко.
Старинная городская песенка
Россия, Лета, Лорелея.
О. Мандельштам
тёмное море, наплывающее на
город, отступающий по кромке дня.
когда он преломлен в чёрном глянце,
в гардеробных зеркалах отражается затменное Солнце.а позади него из дуршлага веретено ветров,
оловянной Луны медикаментозное колесо -
зеркальце, в нём лицо златокудрой Европы,
нестерпимая красота, пустота и всё.в розгах ливня, исхлеставшего пальто её,
измочившего берет, поставившего на панель,
когда наносит она румяна на скулы щёк,
вдова офицера, нищенка Лорелей.запотеет ли зеркальце, приложенное к устам,
когда она в лодке плывёт по огромной серой реке,
проступает планеты похоть и нагота,
на берегах громоздятся дворцы и особняки,все прекрасно-жестоки, в дорическом войске колонн,
в своих портиках и пилястрах стоят повдоль,
ничей и торжественный в центре зияет трон,
и сияет норд, дальний фронт, ледяная боль.чёрную нефть бережёт бредовый гранит,
имперский циркуль осточертел дотла,
и музы́ка безжизненных сфер планетарно гремит,
пока пустая Вселенная смотрится в зеркала,и планеты, дворцы и солдаты выстроились в парад,
машинерия неба, геометрия площадей,
и пройдя через строй планет, дворцов и солдат
на себя глядит красавица Лорелей.