Содержание:
ЖИВИ ВЛЮБЛЕН 1
МАМА 5
ПРОЩАЙ ИЛИ ДО СВИДАНИЯ... 7
СЛУЧАЙНАЯ СПУТНИЦА 8
ДУШУ ОТВЕСТИ... 9
ВАРЬКА 11
БЕДНЯК И ЦАРЕВНА 15
ЧИНК - СЫН ЧЕРНОЙ ПУСТЫНИ 17
КРАСАВИЦА РИЦА 19
ТАЕЖНАЯ ПТИЦА ВАРЮШКА 22
НЕ ВСЕ ПОЗАДИ 26
КАК ЭТО СЛУЧИЛОСЬ 31
ПОЧТОВЫЙ 145-Й 32
НЕПУТЕВЫЙ 32
ПАША И МАША 33
ЗОЛУШКА 33
КАРЬЕР - КОРОЛЬ ГОЛУБЕЙ 34
ДИЧОК АРКАШКА 36
АРКАШКИНА РОДНЯ 36
ЛЕБЕДЬ И ЧЕЧА 37
ДРУЖНАЯ АРТЕЛЬКА 38
РОЗЫ И ШИПЫ 39
ЖИВЫЕ ЦВЕТЫ 40
ДВЕ СЕСТРЫ 41
ШАТУН ПЕТЬКА ЦЕЛКОВЫЙ 43
НА ГОЛУБИНКЕ 43
БАРЫГА 44
ЧУЖИЕ ЛЮДИ 45
ОРЛИК 46
РАННЯЯ ВЕСНА 48
ЗАМОРЫШ 49
КИРЮХА 51
ШКВАЛ 52
СИНЕХВОСТАЯ - ДОЧЬ ВЕРНОЙ 53
НЕРАЗЛУЧНАЯ ПАРА 55
СЕРДЦЕ ТУРМАНА 55
ОНИ ДОЙДУТ 56
ДОМОЙ - ИЗ ПЛЕНА 58
ВЫСОКАЯ СТРАСТЬ 60
ЦЕНА ПЕНИЦИЛЛИНА 61
ШТУРМ СИНЕЙ ВЫСОТЫ 63
ТЫ БУДЕШЬ ЗДОРОВ, МАЛЫШ 66
КОПЬЕ АМУРА 68
КАК АРЕСТОВАЛИ АЛИ-БЕКА 69
ЧУК И ГЕК 70
ЧЕТЫРЕ КРЕСТА 73
ДОМИК НА ПЕПЕЛИЩЕ 74
ПРИГОВОРЕН К РАССТРЕЛУ 76
В ЗАПОЛЯРЬЕ 80
НА БЕРЕГУ СТУДЕНОГО МОРЯ 81
ПРАВО НАЗЫВАТЬСЯ МУЖЧИНОЙ 82
НА СТАРОЙ ШХУНЕ "МЕДУЗА" 86
МОЙ ДРУГ НАДЕЖДА 90
ДВОЙНОЕ ДНО 93
ПОСЛЕДНЯЯ НЕДЕЛЯ ВОЙНЫ 106
ПЛАТА ЗА ЛЮБОВЬ 110
Веселое горе - любовь.
Марку Соломоновичу Гроссману в 1967 году исполняется пятьдесят лет. Из них 35 лет отдано литературе.
Писатель прошел большой жизненный путь. За его спиной участие в Великой Отечественной войне, многие годы, прожитые за полярным кругом, в Средней Азии, в горах Урала и Кавказа.
Перед его глазами прошли многие человеческие судьбы; они и легли в основу таких книг, как "Птица-радость", "Сердце турмана", "Живи влюблен" и др. (а их более двадцати, изданных общим тиражом почти в миллион экземпляров у нас и за границей).
Сборник "Веселое горе - любовь" - это книга о любви и верности. О любви к Родине и женщине-матери, к любимой, родной природе, цветам и птицам - ко всему, чем живет человек нашего общества.
ЖИВИ ВЛЮБЛЕН
- Я умру от скуки и злости, Нил. Но раньше я тоже попорчу тебе кровь, если в таком чурбане, как ты, есть хоть немного крови. Так как же?
Девушка поправила обветренными пальцами волосы. Тонкие и золотистые, они просачивались, шелестя, между ладонями, и ветер то лепил их к ее груди, то отбрасывал далеко за плечи.
В черных глазах ее странно сплелись нежность, просьба и раздражение.
- Так как же?.. - повторила она.
- Яне люблю тебя, - сказал мужчина, сильно затягиваясь папиросой. - У каждой бабы должна быть своя гордость.
- Гордость? - Девушка усмехнулась, и ее пальцы внезапно сжались в кулаки. - У тебя просто нет сердца, вот как у этого льда. Но что же мне делать?..
Мужчина помял в пальцах русую курчавую бородку и ответил с прежним грубоватым добродушием:
- Плюнь. Ну какой я тебе муж?
Ему даже стало смешно от мысли, что они могут называться мужем и женой, и он негромко рассмеялся, но почти тотчас же задохнулся от ветра и дыма папиросы.
Он и в самом деле сильно отличался от этой стройной вспыльчивой девушки, говорившей резко и отрывисто. Мужчина был высокого роста, широкоплеч, и его голубые глаза из-под лохматых бровей смотрели невозмутимо.
- Я думаю, тебе лучше всего вернуться. Тундра и Большой перевал - не для девчонки.
С излишним вниманием рассматривая папиросу, он проворчал себе под нос:
- Зачем бродяге жена? И главное - как без любви?
- Ну, ладно, - сказала девушка, помолчав, - поцелуй меня на прощанье, дурак.
Он взял ее за голову, поцеловал в тонкие сухие губы и тихо подтолкнул в спину:
- Скорый уходит в семь двадцать. Если каюр не пожалеет оленей, ты успеешь к поезду. Прощай.
"У меня нет другого выхода. Но все-таки можно не так грубо..." - запоздало подумал он. И сказал, краснея:
- Нет, Том, ты не думай, я все понимаю. Человек без чувства - какой же человек? Вот кто-то у Горького говорит: "Живи влюблен, лучше этого ничего не придумано!". Но если нет любви, зачем же мучить и других, и себя? Не сердись, пожалуйста...
Нил повернулся и, не оглядываясь, пошел к машине.
Запахнувшись в полушубок, он залез в кабину, и вездеход, раскидывая слежавшийся снег, понесся на север - к Вайда-губе.
Девушка осталась на берегу океана. Низкие густые тучи шли над скалами, ворочаясь и чернея с каждым мгновением; серо-зеленая вода, дымясь, наплескивалась на берег, разбивалась о гранитные глыбы и, скатившись с них, пенясь и шипя, снова уходила в море.
Девушка смотрела на волны застывшими невидящими глазами. Потом перевела взгляд на берег - на траншеи и бастионы из камня, на ржавые и перепутанные, как водоросли, сплетения колючей проволоки. И можно поручиться: она не увидела ничего.
За ее спиной стояли олени. Две упряжки были почти не заметны в сумраке уходившего дня.
Прошло еще несколько минут. Тогда с ближних нарт поднялся человек в оленьей ма́лице, подошел к девушке и тихо потрогал ее за плечо.
- Да, мы поедем сейчас, - сказала она, продолжая незряче глядеть на воду и камни побережья.
Каюр потоптался в нерешительности и, видя, что девушка не двигается с места, закурил.
- Послушай старого человека, - заговорил он, неглубоко затягиваясь из трубки. - Забудь его - тогда он вспомнит о тебе. Так тоже случается в жизни.
Девушка не ответила сразу. Растерянная улыбка на мгновение скользнула по ее губам, потом лицо снова застыло.
- Ты не знаешь его, - возразила она сухо. - Идем.
Минутой позже обе упряжки уже мчались на восток. Вскоре олени, откидывая головы к крупам, начали подъем на Большой перевал.
- Рыбья душа! - внезапно вспылила девушка, и ее черные глаза посветлели от гнева. - Неужто он вовсе не умеет любить?!
* * *
На полпути между Мурманском и Большим перевалом, небольшая горная река упирается в беспорядочное нагромождение скал. Кипя от силы и нетерпения, скручиваясь воронками, река громоздится все выше и выше, пока наконец не одолевает препятствие. Тогда она сломя голову бросается с камней, дробится дождем и, одетая белой ледяной пеной, достигает каменного русла внизу.
Вскоре вода уже несется к морю, бешено крутя щепу и мочаля ее о берег.
Неподалеку от водопада есть небольшой затон; листья, упавшие в его воду с карликовых березок, лежат недвижимо часами.
Влажным июньским утром на берегу затона сидела девушка, и легкий ветер чуть шевелил ее тонкие золотистые волосы.
Было уже тепло, прошли поздние майские снегопады, и теперь все вокруг зеленело травою и деревцами, стелющимися по земле.
Девушка сидела, не двигаясь, иногда вздрагивала, будто ее кто-то ругал или она спорила с собой.
Потом медленно стала раздеваться. Резко швырнула на куст платье, туда же полетела остальная одежда.
Девушка встала и решительно пошла к воде. Но в последнее мгновение раздумала купаться и, постояв несколько секунд, села у самого берега.
Она долго рассматривала свое отражение в тихой воде, рассматривала спокойно и холодно и думала о другом.
Что она нашла в Ниле? Кто знает... В нем не было ни приметной красоты, ни мужской грубоватой ласковости, которая нередко нравится женщинам, и все-таки он день и ночь виделся ей: высокий, широкоплечий, с холодным взглядом прищуренных голубых глаз.
Еще на Урале, в университете, Нил сказал, когда она призналась ему, что любит:
- Я никого не любил, Тамара. Это, может, оттого, что - северянин. Им ведь нужны медленные и сильные костры.
Помолчав, он вздохнул:
- Ты горишь жарко, я вижу. Но это - береста. Вспыхнула - и зола. А я второй раз полюбить не сумею...
И, неловко взяв ее за руки, проворчал:
- Загсом любви не свяжешь.
Она ответила Нилу:
- Я обещаю тебе тепло на всю жизнь.
- Не хочу обижать тебя, Том, но я все сказал.
Щуря черные глаза, она спросила:
- Может быть, хочешь убедиться, что я умею любить сильно и долго?
Нил растерялся и покраснел.
- Нет, - отозвался он поспешно. - Не в этом дело...
И, смутившись, совсем замолчал.
Внезапно пожал плечами и улыбнулся. Потом свел брови к переносице и заключил тихо:
- Счастье - трудное дело, Том. Ты зря ругаешься.
Он окончил геологический факультет на год раньше ее - и получил назначение начальником партии в Заполярье.
В день отъезда она пришла проводить его на вокзал.
Было холодно. Ленинградский поезд стоял почему-то с потушенными огнями, и она почти с ненавистью смотрела на темные металлические вагоны.
- Ты когда-нибудь встречал женщин-пьяниц? - спросила она его, держа за руку.
Он думал о чем-то своем и ответил механически, не вникая в тон вопроса:
- Нет, не встречал.
- Я запью, когда ты уедешь.
- Не болтай лишнее, Том, - заметил он спокойно.
- Я ненавижу сейчас эти вагоны, и проводницу, и машиниста. Они увозят тебя за тридевять земель - и улыбаются, курят, едят, будто ничего не происходит на свете. Какое-то всеобщее и глупое равнодушие.
- Тебе не холодно? - спросил он, увидев, что Тамара распахнула пальто. - Застегнись.
Нил произнес эти слова обычным ровным голосом, и Тамара вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха, а вечерний сумрак приобрел странный желтовато-ржавый оттенок. "Он нисколько не любит, - подумала она, - ему просто жаль меня. Так можно пожалеть любого, даже первого встречного человека".
Потом Нил стал рассказывать, как ему приятно будет работать в глухом краю, где на каждом шагу - и руда, и уголь, а может быть, - даже и газ. Да, да, чем леший не шутит, - он, Нил, найдет газ, и тогда можно будет согреть и заселить все Заполярье, далекую холодную окраину страны. Ах, как это хорошо - жить вот так, засучив рукава, жить для всех, чтоб тебя не скоро забыли люди.
- Правда ведь, Том?
Она не расслышала вопроса, но послушно кивнула головой:
- Да, да...
Товарищи, пришедшие проститься с Нилом, болтали в стороне и делали вид, что все идет как следует.
Она пожала руку Нилу и, проходя мимо мужчин, сказала:
- Идите. Он, кажется, сильно замерз со мной.
И пошла медленной неестественной поступью по деревянным, обитым железом ступенькам перекидного моста.
По дороге домой купила бутылку водки и, придя в маленькую комнатку, которую снимала у старой, уже оставившей сцену оперной артистки, заперлась на ключ.
Разделась, села к столу и долго смотрела на отпотевающее стекло бутылки. Налила водки в стакан, отпила глоток.
- Экая гадость! - заметила она вслух.
Вылила водку в ведро, снова села у стола и, прищурив глаза, стала рассматривать пустую стену.
В дверь постучали. Вошла хозяйка - худая старая женщина, много раз выходившая замуж и ни разу не знавшая счастья. Г
В молодости она была, вероятно, красива той обычной красотой возраста, которая дается почти всем. Как все молодые люди без таланта, она полагала, что похвалы ее игре и голосу - это похвалы ее игре и голосу, а не комплимент ее румянцу. Потом пришел зрелый возраст, и ей перестали дарить букеты, а затем и вовсе замечать. И, плача по ночам, она заново придумывала себе извечные, как мир, доводы: все в жизни непостоянно, и судьба играет людьми, как мячиком.
Войдя в комнату Тамары, старуха понюхала воздух и заметила, покачивая тощими и смешными в ее годы косичками:
- Сердце - только орган кровообращения, девочка. У нас, к сожалению, он еще выполняет функции мозга. От этого все несчастья женщин.
Она похлопала девушку по плечу, сообщила со старческой откровенностью:
- У меня было три мужа, Тамара. Когда второй и третий объяснялись в любви, мне казалось, что все слова те же самые, что уже были. Будто исполняли одно и то же ариозо. Никто ни на йоту не отступил от текста.
- У вас были неудачные мужья, Мариша, - возразила Тамара, - и они просто не любили. Настоящая любовь никогда ни на что не похожа.
Мариша грустно улыбнулась и покачала головой:
- Не стоит сердиться на тебя за невинное себялюбие юности. Ты забываешь, что старость тоже когда-то сияла белыми зубами и румянцем.
Помолчав, она добавила:
- Я не хочу разочаровывать тебя. Пусть каждое юное сердце верит, что ему предстоит неслыханная любовь.
Мариша вздохнула и погладила девушку по волосам:
- Я говорю, кажется, немного выспренне, но все-таки - правду.
- Он не любит меня, - сообщила Тамара, и Мариша с удивлением увидела, что в ее глазах нет и намека на слезы. - Но даже и не любит по-своему, не знаю как. И я не могу заставить себя забыть его. Правда, глупо?
Не отвечая на вопрос, Мариша спросила:
- А у тебя есть надежды, что он когда-нибудь полюбит, этот флегматик?
Девушка покачала головой:
- Не знаю. Мне кажется, он любит другую или не может любить совсем.
Последний учебный год достался ей тяжело, хотя она получила диплом и свидетельство, в котором не было ни одной тройки.
Окончив университет, потребовала назначение в Заполярье. Ей сначала отказали, но к ректору и декану ходили ее подруги, и ей все-таки удалось получить направление в Мурманск. В бумажке было сказано, что она едет для подыскания работы на месте.
Работы по специальности не нашлось, и Тамару решили направить в Москву.
Девушка твердила, что должна остаться в Заполярье, ссорилась, убеждала. Наконец в управлении согласились подождать: может, что-нибудь и найдется, откроется случайная вакансия.
Выяснив у секретарши, что Нил сейчас работает со своей партией в устье Иоканги или у мыса Святой нос и через два месяца один пойдет на Вайда-губу на северо-западной оконечности Рыбачьего, она усмехнулась и ушла из управления.
В тот же день появилась в кабинете директора посолочного завода и попросила его написать приказ о ее зачислении в цех.
Директор удивленно пожимал плечами, осторожно говорил, что ей будет трудно на незнакомой и нелегкой работе.
- Ничего, - перебила она, сузив черные блестящие глаза, - у меня высшее образование - как-нибудь научусь солить рыбу.
Девушки и женщины на посолочном заводе были веселый и простодушный народ - они умели петь песни, пить вино в праздники и одеваться с таким безыскусным великолепием, что иностранные моряки, особенно негры, в изумлении открывали рот.
Работницы знали, что Тамара только что приехала в Заполярье, и наперебой лукаво хвалили свой край.
Маленькая Клаша Сгибнева, совсем молоденькая и разбитная девчонка, дышала ей в ухо:
- Места ж у нас, Томка! Три недели - ночь. Сколько положено - работа, тут уж ничего не сделаешь. А все остальное время - любовь. Темно же!
Потом облизывала толстые влажные губы:
- И недостаточки у нас тоже есть. Петухи у нас сумасшедшие. Орут круглосуточно,
Тамара работала упрямо, не разгибаясь. Кожа на пальцах у нее заметно покраснела и потрескалась. Старые женщины, посмеиваясь, говорили Клаше:
- Сдернет она тебя с Доски почета, Клашка. Это уж непременно.
- Пусть сдернет, - смеялась Клаша, - государству одна сплошная польза.
Через восемь недель Тамара внезапно пришла в отдел кадров и попросила ее отпустить. Она сказала, что, возможно, вернется. Потянулась было канитель, но девушка погрозила, что если ее не отпустят добром, уйдет так.
Ее отпустили.
На мосту находился контрольно-пропускной пункт, и она уговорила начальника КПП посадить ее на попутную машину.