Сборник включает остросюжетные повести "Секретные имперские дела" Е. Федоровского, "Взрыв на рассвете" и "Тихий городок" А. Сербы, "Бумеранг" С. Демкина. Герои произведений - люди разных военных профессий. Это и казаки-пластуны, предотвращающие вместе с контрразведкой создание гитлеровцами агентурной антисоветской сети, и разведчики, сумевшие значительно оттянуть сроки создания фаустпатронов, и чекисты, содействовавшие срыву плана превратить Турцию в открытого союзника фашистской Германки. Всех их объединяет верность долгу перед Родиной, высокий профессионализм, мужество и героизм.
Содержание:
Евгений Федоровский - СЕКРЕТНЫЕ ИМПЕРСКИЕ ДЕЛА 1
Андрей Серба - ВЗРЫВ НА РАССВЕТЕ 28
Андрей Серба - ТИХИЙ ГОРОДОК 42
Сергей Дёмкин - БУМЕРАНГ 104
СОДЕРЖАНИЕ 121
Редактор М.М. Журавлев
Художник М.В. Банишевский
Евгений Федоровский
СЕКРЕТНЫЕ ИМПЕРСКИЕ ДЕЛА
Военинженера 2 ранга Павла Клевцова посыльный поднял среди ночи. Профессор Ростовский срочно вызывал его в академию.
Время было крайне тревожным. Немцы прорвали Юго-Западный фронт, лавиной устремились на восток. В руках врага оказались богатейшие области Донбасса и Дона. Нависла угроза потерять Кубань и пути сообщения с Кавказом, снабжавшего нефтью армию и промышленность. В этих чрезвычайных условиях Сталин подписал приказ № 227. В силу вступил железный закон: "Ни шагу назад!"
Чтобы облегчить положение войск, сражавшихся на Дону, командование Воронежского фронта решило предпринять на фланге наступавшей армии Паулюса отвлекающий удар. Готовя этот удар, разведка заметила, что фашисты усиленно минируют ничейное пространство перед своими позициями. Действовали они нагло, чуть ли не вплотную приближаясь к ячейкам охранения.
Пытаясь выяснить причину этих поспешных действий противника, командование приказало взять "языка". Полковые разведчики подловили его ночью на поле во ржи, приволокли в березовую рощу, вытащили изо рта пилотку, поставили на ноги. Из документов узнали фамилию, звание, должность: Оттомар Мантей, фенрих военно-инженерного училища в Карлсхорсте, оберфельдфебель. Курсант в таком звании в боевых порядках - это было необычным и еще больше озадачило разведчиков.
Мантей поначалу молчал. Он не желал опускаться до разговора с красными варварами. Но один из русских, насмешливо прищурив раскосые глаза, грохнул огромными кулачищами по столу, проговорил на сносном немецком: "Отвечай, иначе я вышибу из тебя дух". Мантей мог бы пожертвовать жизнью, умер бы в открытом бою и на глазах сверстников, но мысль о том, что придется погибнуть здесь, в чужом березовом лесу, где никто не узнает о его смерти, героя или клятвоотступника, развязала язык. И тогда он заговорил: подробно рассказал о своем училище, срочной стажировке на фронте. Затем указал проход к господствующей над местностью высоте, которую якобы не успели заминировать…
По указанному Мантеем пути саперы пробрались почти до подножия высоты и мин действительно не обнаружили. Пленного отправили в тыл.
Стрелковый полк пошел в атаку. Для поддержки наступления выдвинулись четыре танка. Они дошли почти до окопов немцев. И здесь-то произошло непонятное… Сначала заполыхал один танк. Он загорелся без видимой причины. Другой танк попытался обойти его - и вдруг замер на развороте, а через секунду - не более - рванул боекомплект. Башня, кувыркаясь и дымя, отлетела метров на десять в сторону. Из-за дыма никто не увидел, что произошло с третьей машиной. Однако и она занялась точно так же огнем, как и первая. Странно, что никто из наступавших не слышал выстрелов противотанковых пушек.
В четвертом танке, видимо, поняли, что опасность таится в кустарнике, который пересекал линию немецких траншей. На большой скорости, опережая пехоту, машина устремилась туда. Но неожиданно вместо того, чтобы двигаться вперед и прокладывать путь в проволочных заграждениях, она попятилась назад. Пехота, прижатая пулеметным огнем к земле, стала отходить. Атака сорвалась.
Взбешенный командир танкового батальона едва не совершил самосуд. Он хотел тут же расстрелять механика-водителя, когда тот, черный от копоти, вылез из люка. Но боец испуганно кивнул в сторону люка машины. Оттуда танкисты вытащили обгоревшие трупы командира экипажа, стрелка и заряжающего. Стали осматривать повреждения. Какой-то странный снаряд как автогеном прожег танк от борта к борту, зацепив опорный каток и гусеницу. Такого еще никогда не бывало.
Чтобы разобраться в этом, решили срочно вызвать из Москвы специалиста.
Павлу шел двадцать седьмой год. Но жизнь уже успела его многому научить. Родителей он помнил смутно. Ему было шесть лет, когда они погибли от голода в Поволжье после гражданской войны. Приютил малыша немец-колонист Вольфштадт, чьи предки попали в Россию еще при Екатерине II. Звали приемного отца Карл, а мать - Эла. В семье не было детей. Дома говорили только по-немецки. Мальчик быстро овладел языком, учиться пошел в немецкую школу. Карл слесарничал, прекрасно владел токарным делом. Из обычней болванки он мог изготовлять разные детали, начиная от велосипедных втулок и кончая выточкой коленчатых валов к автомобильному мотору - огромный по тем временам дефицит. Старик приучал Павла к своему ремеслу, надеялся, что он станет продолжателей его дела.
Но жизнь распорядилась по-иному. Страна поднимала Сталинградский и Челябинский тракторные, осваивала Магнитку и Кузбасс, строила Уралмаш и Комсомольск-на-Амуре. И Павел после школы объявил о желании поступать в Бауманское техническое училище. Вольфштадт с беспокойством выслушал его, но отговаривать не стал. Он знал: пришли новые времена, и юноше надо идти своим путем. Карл вытащил гроссбух, куда аккуратно вписывал расходы на содержание Павла и его заработки. К удивлению юноши, заработки скатались неизмеримо больше расходов. Как потом понял Павел, добрый старик умышленно завышал ему расценки, чтобы он не чувствовал себя должником. Но в то время Клевцов, не обремененный чуткостью и раскаянием, схватил деньги и умчался за билетами. Лишь когда уходил поезд, встрепенулось сердце при виде двух старых людей. Шел тихий летний дождь. Распустив большой зонт и прислонившись друг к другу, они стояли на перроне, точно две подбитые птицы, пока не растаяли в туманной пелене…
Студенческую практику Павел проходил на Коломенском паровозостроительном заводе. Завод в ту пору расстраивался, менялся на глазах. Много оборудования поступало из Германии. Здесь-то и пригодилось Павлу знание немецкого. Правда, усвоенный с детства язык устарел. Однако для Павла не составило больших усилий догнать в языке свое время. К тому же на монтаже и наладке работало много немцев из Германии. Среди них были саксонцы, мекленбуржцы, баварцы, силезцы, Павел быстро овладел и их диалектами. Иностранцы носили добротные шерстяные костюмы, перед началом смены надевали халаты и комбинезоны, легкие и прочные, с множеством карманов. Смотрели они на русских и никак не могли взять в толк - куда же эти русские так торопятся?..
А торопиться заставляло время. В мире как снежный ком нарастала тревога. В Испании поднял мятеж Франко. Япония развернула военные действия против Китая. Над Европой нависла тень фашистской свастики. Эта тревога заставляла спешить с планами, тратить на оборону огромные средства.
После защиты диплома Павла призвали в армию. Для молодых людей с высшим образованием был сокращенный срок службы - один год. Но Павла не уволили в запас, оставили в Вооруженных Силах, зачислив адъюнктом военно-инженерной академии. Пришлось изучать тактику, фортификацию, уставы, саперное и взрывное дело, строительство и другие военные дисциплины. В общетехнических же вопросах Павел и без того разбирался прекрасно.
Однажды… Да, такое всегда случается однажды. Пришла в аудиторию светленькая, похожая на подростка девушка в глухом синем платье со значком коммунистического интернационала молодежи, с бледным личиком и большими голубыми глазами.
- Гутен таг, фройнде! - произнесла она звонким от волнения голосом. - Их бин ире нойе доцентин ин дер дойчен шпрахе.
Да, да, новый преподаватель немецкого языка… У Павла дрогнуло сердце от какого-то счастливого предчувствия. Видно, и для него, и для нее пришло время любить. Чистые, цельные души нашли друг друга.
Родители Нины были профессиональными немецкими революционерами, сподвижниками Тельмана и Пика. Они жили в Штутгарте. Мать вела пропаганду против нацистов среди работниц швейной фабрики "Траутлофт". Гестаповцам ее выдала фашистка из "Союза немецких девушек". Спасаясь от шпиков, отец с Ниной через Польшу и Литву перебрались в Советский Союз. Коминтерн выделил небольшую комнату в Доме интернационалистов на Полянке. Густав поступил на работу на завод "Каучук".
Вскоре начались события в Испании. Как-то раз отец пришел с работы не один, а с товарищем в черной сатиновой рубахе и дешевом суконном пиджаке. Его живые и добрые глаза располагали к доверию.
- Сколько ж тебе лет? - поздоровавшись за руку, спросил гость глуховатым, отбивающим каждое слово голосом.
Нина жила в России недавно, но она вопрос поняла и ответила по-русски:
- Уже тринадцать.
- О-о! Так вот слушай, Нина… Твой папа отбывает в командировку. Надолго… Ты сможешь жить одна или хочешь жить с другими ребятами?
- Хочу одна, - сдержанно кивнула Нина. Глаза наполнились слезами. Маленькая, узкогрудая, с тоненькими бледными руками, она опускала голову все ниже и ниже. И вдруг бросилась к отцу, умоляя его не уезжать. Отец долго гладил девочку по голове, потом тихо сказал:
- Ты помнишь маму? Она стыдилась слез, как бы горько ей не было. Слезы не для нашей породы. Учись, работай, живи… Тогда и ты станешь бойцом и будешь полезной для нашего дела.
Нина быстро вытерла слезы. Отец и дядя Алеша, как отрекомендовался гость, проговорили всю ночь. Рано утром они выехали на Брянский вокзал к поезду "Москва - Одесса".
Позже девочка узнала, что из Одессы отец уехал в Испанию, там сражался в бригаде Тельмана… Дядя Алеша относился к Нине как к родной. Она все время чувствовала его заботу. Если он исчезал надолго, то какие-то люди приносили ей деньги и короткие записки от него.
Нина окончила школу, поступила на филологический факультет университета. Но ей не хотелось жить на чьем-то иждивении. По рекомендации дяди Алеши она стала преподавать немецкий язык в инженерной академии. Здесь-то и встретила Павла Клевцова. Через год они поженились.
3
Павлу повезло и в том, что в академии он встретил самобытного и ярко одаренного человека - профессора Георгия Иосифовича Ростовского. Дружба началась с курьеза. Комбриг читал вводную лекцию новичкам и обратил внимание на белобрысого, розовенького, круглолицего мальчика-лейтенанта, который улыбался неизвестно чему. Георгий Иосифович говорил о серьезных вещах - и вдруг такая веселость. Это возмутило его.
- Повторите сказанное мной! - потребовал он.
Покраснев, лейтенант проговорил:
- …Есть дисциплина особого рода. Она присуща только саперу. Даже самая идеальная организация работ по расчистке минных полей не может гарантировать стопроцентную безопасность. Работа не всяким нервам под силу. Командир должен знать характер бойцов. И не для того чтобы выяснить, кто смелый, а кто трус. Смелыми могут быть все. Но не каждый сумеет ювелирно обезвредить заряд. Справится только знающий, уверенный в себе и своих нервах. В нервах, а не в храбрости…
Почти все точка в точку. Ростовский всмотрелся с любопытством в лицо Клевцова. Две врожденные морщинки как бы подтягивали уголки рта вверх, придавая его лицу выражение беззаботное и смешливое.
- Извините, - сказал профессор, кивком приказывая сесть.
Георгию Иосифовичу не было пятидесяти, однако слушателям и адъюнктам он казался старше. С гордо посаженной головой, стриженный под старомодный "ежик", в длинной гимнастерке с черными петлицами, на которых поблескивал малиновый ромбик, Ростовский производил впечатление педанта. Он жил почти рядом с академией - в Подколокольном переулке. Квартира состояла из трех комнат на втором этаже особняка, сплошь забитых книгами. Большая часть этой библиотеки принадлежала отцу - известному фортификатору, погибшему под Мукденом в 1904 году. Лишь один уголок в кабинете не был заставлен книгами. Здесь стоял мольберт и висела виолончель в футляре. Профессор увлекался живописью и музыкой, посвящая искусству выходные дни.
Удивительно, но все бури, когда ничего не стоила человеческая жизнь и любой ретивый придурок мог поставить к стенке бывшего начальника кафедры академии Генерального штаба, благополучно пронеслись мимо Георгия Иосифовича. Он не приспосабливался к новой власти, не жалел утерянного, приняв революцию как социально оправданную и справедливую. Русская армия, считал он, состояла из народа, и его обязанность как инженера заключалась в том, чтобы она была хорошо вооружена и защищена от смертоносных средств противника. И когда на фронте он увидел, что солдатские массы пошли за большевиками, то спокойно избрал новый путь, как это сделали Брусилов, Зайончковский, Корк, Игнатьев, Каменев, Карбышев и другие честные люди из русского офицерского корпуса.
В гражданскую войну Георгий Иосифович служил в отделе вооружения Красной Армии. Молодая республика испытывала острейшую нужду не только в хлебе, топливе, одежде, но и в пушках, винтовках, боеприпасах. Ружейным приемам обучали на палках. С палками новобранцы шли на передовую, чтобы со временем обзавестись винтовкой убитого товарища. Другой специалист по взрывчатым веществам пришел бы в ужас от работы, за которую брался генерал Ростовский.
Но что было делать, если не хватало даже обычной серы для производства простейшего пороха?! Приходилось искать суррогаты, вычислять пропорции, испытывать новые взрывчатые вещества, которые заменили бы, скажем, нитротолуол, тетразен. Имя профессора не вошло в историю гражданской войны, не попало в число отличившихся и награжденных. Но трудно представить, какой ценой была бы оплачена победа без патронов, снарядов, гранат, начиненных взрывчаткой Ростовского.
После войны Георгий Иосифович перешел на преподавательскую работу. На желторотую настырную молодежь - "кухаркиных детей" - он смотрел с некоторой долей удивления. Однако с фатальным предвидением угадывал самородков и уже не выпускал их из поля зрения, требуя от каждого из них спартанской самоотдачи военной науке. Так попал в поле его зрения и Павел Клевцов. Комбриг сразу отметил, что молодой адъюнкт мыслит смело, первородно, ищет оригинальные решения.
К примеру, у него родилась идея создания противоминного танкового трала. У этого трала должен был быть каток, подобный тем, что у дорожных машин. Укрепленный впереди танка, он будет давить и взрывать мины, оставляя экипаж невредимым, и главное, без остановок, не сбавляя темпа, не давая опомниться врагу. Идею требовалось воплотить в металл. По его чертежам сделали несколько тралов… Но тут началась война. Работу над тралами пришлось отложить.
Лаборатория Ростовского, где работал Павел, помимо других обязанностей, стала изучать вопросы вооружения противника. Сюда свозилось трофейное оружие, а сотрудники анализировали его конструкторские особенности, исследовали сильные и слабые стороны.
Когда Павел узнал, что в ставку Гитлера полетели панические отзывы немецких генералов о русском танке Т-34, он подумал: немцы начнут лихорадочно искать противодействие, работать над эффективными противотанковыми средствами. Так и случилось.
И вот в августе 1942 года ночью профессор Ростовский прислал к Павлу посыльного с приказом срочно явиться к нему. Клевцов быстро оделся и сел в дежурную машину. Георгий Иосифович сказал:
- Извините за ночной вызов, но мне позвонил главинж Воробьев и попросил немедленно разобраться в деле, не терпящем отлагательства. На Воронежском фронте одна из наших бригад столкнулась с неизвестным оружием. Без видимых причин горят танки. Может быть, немцы применили какие-то особые снаряды? Или это мины? Короче, задача со многими неизвестными. Вам надлежит решить ее как можно скорее. Поезжайте в штаб инженерных войск, получайте документы, и в путь.
…Последний участок пришлось преодолевать на связном У-2. Самолет выделил командующий фронтом, как бы подчеркнув этим важность миссии Клевцова. Пилот до расположения танкового батальона долетел, но найти подходящего для посадки места не смог. Он сбросил танкистам вымпел, чтобы встречали пассажира у деревни Верхушки - раньше там была площадка.