4
Из березняка показалась пятнистая "эмка", промчалась проселком, огибая поле, на котором уже золотилась рожь. Из кабины вышел невысокий капитан в танковом шлеме, небрежно кинул руку к виску:
- Замкомбата Боровой. Прошу!
Шофер незамедлительно погнал обратно к перелеску. Как только "эмка" выскочила из березняка на пригорок, впереди открылись холмистые поля с рыжими изломами оврагов.
- Во-о-он наши коробочки-могилки, - показал Боровой рукой.
На склоне холма чернели остовы сгоревших танков. Они замерли впритык друг к другу, словно наткнулись на одну и ту же преграду.
- Вижу три танка, где же четвертый?
- Уполз четвертый. Водитель, паразит, выжил, а командира, стрелка и заряжающего привез мертвыми.
- Его что, в расход пустили?
- А то! - восклицанием, видно означавшим "само собой разумеется", ответил Боровой. - Приказ 227 - с ним не шутят. Впрочем, - он взглянул на часы, - может, еще и не расстреляли, только повели…
- Значит, водитель жив?! Слушай, друг! - Клевцов вцепился в рукав Борового. - Это же единственный, кто видел, как горели танки!
- Его допрашивали и мы, и особисты, и прокурор… Одно долдонит: "Виноват, дал тягу". А ведь это в бою!
- Да при чем тут прокурор?! - воскликнул Павел. - Я должен знать!
Властное "я" поколебало Борового. Не давая ни секунды на раздумье, Клевцов закричал:
- Гони туда, куда его повели! Во всю мочь гони! Тебя как зовут? - перейдя на "ты", спросил Клевцов замкомбата.
- Федя, а что? - Боровой озадаченно уставился на приезжего.
- Вот что, Федя… С этим механиком я обязательно должен поговорить. Обязательно, понял, Федя?
- А то, - слабо шевельнул губами Боровой.
- Меня оставишь там на месте, а сам гони в штаб, передай мою просьбу слово в слово. От него, единственного свидетеля, в данный момент, может быть, зависит не только моя или твоя голова…
Ни Клевцов, ни Боровой не замечали, как их бросало из стороны в сторону, больно било о бока машины, как стонали и звенели заклепки расшатанного кузова, как ревел, взвывая и охая, мотор. Шофер уже гнал "эмку" по кочковатой земле, изрытой кротами, куда медленно двигалась цепочка людей, а потом встала.
…Павел никак не мог разглядеть лица смертника. Он видел худые ноги без обмоток в растоптанных ботинках, изодранные брюки в мазутных пятнах, гимнастерку с оторванными пуговицами, из-под нее высовывалась серая от грязи нижняя рубаха, видел тощую синеватую шею, а вот лица будто и не было. Сплошной размыв - без глаз, бровей, без волос и морщин.
Место для расстрела выбрали глухое, неветреное - и плотная туча комаров висела над человеком. Смертник не отмахивался от них, как это делали бойцы из комендантского взвода. В ожидании команды те стояли в сторонке, тяжело дымили махоркой, пряча глаза друг от друга.
У Клевцова возникло какое-то неодолимое желание подойти ближе к осужденному, рассмотреть, запомнить его лицо. Он сделал несколько шагов вперед, но тут жесткая рука опустилась на плечо, и он услышал глуховатый голос. Старший из комендантских сказал:
- Вам, майор, это видеть ни к чему…
Старший не знал, почему вдруг Боровой устроил задержку с исполнением приговора, недавно зачитанного перед строем танкового батальона. Именно в те минуты военные юристы связывались с начальством: как-никак об отмене расстрела ходатайствовал человек из Москвы, прибывший с немалыми полномочиями. Смертник же стоял неподвижно, точно деревянный. Старший комендантского взвода ждал приказа.
Вдруг невдалеке хлопнул выстрел. Разгребая руками кустарник, так и забыв засунуть пистолет в кобуру, к месту казни подошел Боровой. Он отдал старшему пакет, стягивая с головы шлем и вытирая пот тыльноы стороной ладони, сказал Павлу:
- Подвела-таки, проклятущая…
- "Эмка"? - спросил Клевцоз, уже поняв, что Боровой принес хорошую весть.
- А то! - Федя озорно подмигнул. - Ну и задали мы шороху по всем проводам. Приостановили действие под твою, так сказать, ответственность.
Вообще Павел легко сходился с людьми, а с этим простодушным танкистом нашел контакт сразу, угадав в нем надежного товарища.
"Эмку" вытащили из грязи повеселевшие бойцы комендантского взвода. Она и довезла Клевцова и Борового до расположения танкового батальона.
5
Комбат майор Самвелян угощал гостя с кавказской щедростью. Однако Клевцову не терпелось осмотреть машину, расспросить механика-водителя. А Самвелян и Боровой словно забыли о цели его приезда. Перебивая друг друга, они задавали вопросы о жизни в Москве, о планах командования, будто Клевцов их знал, раз находился рядом с большим начальством. Лишь когда встали из-за стола, Самвелян произнес:
- Хорошо, что не успели расстрелять… На душе кошки скребли - погорячился я. Черт знает от чего сгорели танки!..
- Поглядим, подумаем, - проговорил Клевцов.
Танк стоял под навесом в походной мастерской. Павел сразу рассмотрел в боку небольшое отверстие с оплавленными краями и сизой окалиной. Такой след оставлял кумулятивный снаряд. Пущен он был с близкого расстояния. Развив адскую температуру, прожег броню, пролетел сквозь нее, как через воск, и поразил трех членов экипажа.
Клевцов попросил привести водителя. Только увидев механика вблизи, он догадался, почему не сумел рассмотреть его лицо при расстреле. Мало того, что парнишка тогда был страшно напуган и потому побелел как смерть, он и от природы выглядел чистым альбиносом - и брови, и стриженая голова, и ресницы, и глаза были светлей выбеленной на солнце кости.
Павел достал портсигар, предложил закурить, но механик отрицательно качнул головой, покосившись на Самвеляна и Борового.
- Успокойся, - тихо проговорил Самвелян. - Объясни товарищу все, как было.
Командиры вышли из-под навеса, решив, что могут помешать откровенному разговору.
- Как звать? - спросил Павел.
- Леша Петренко, - по-школьному ответил механик.
- Ну, рассказывай, Леша, как ты в мандраж ударился?
Водитель почувствовал в голосе военинженера теплые нотки, ожил:
- Ей-богу, ничего заметить не успел… Командир увидел, как полыхнули соседние танки, крикнул: "Жми на кустарник!" Я подумал - там фрицевская пушка. Дал по газам. А пушки нет! Черт дернул меня крутануть на пол-оборота, и вдруг блеснуло, как сварка! Оглянулся, ребята на днище - обожженные и в крови. Ну, тут руки-ноги сами назад понесли…
- Ты слышал выстрел?
- В том-то и дело - не слышал! Хоть мотор и ревет, но на близком расстоянии я бы пушку услыхал. Но не было выстрела! Точно, не было!
Клевцов задумался. Сколько уже было этих гитлеровских новинок: то бетонные гранаты, то телетанкетка. Теперь же выпала загадка посложней. Петренко все еще стоял перед ним, переминаясь с ноги на ногу в старых солдатских ботинках без шнурков.
- Ну, если не выстрел, то, может быть, слышал хлопок или какой-нибудь другой звук?
- Нет, товарищ майор, - виновато моргнул белесыми ресницами Леша.
"Хочешь - не хочешь, а надо самому посмотреть, где и как наши сгорели", - подумал Павел, а вслух спросил:
- Если снова пошлют на тот же участок, танк поведешь?
- Да я уж, считайте, на тот свет кандидат…
- Я тоже не к куме в гости зову, а почти на смерть.
- На такую смерть я готов, - смятенно прошептал Петренко, стараясь смахнуть набежавшую слезу.
…О своем замысле Павел рассказал Самвеляну и Боровому. Вместе подготовили рапорт с просьбой выделить два танка для разведки и послали в штаб бригады. Клевцов надеялся на понимание командования. Он исходил из того, что тревожные слухи о появлении у немцев не известного ранее оружия отрицательно скажутся на моральном состоянии экипажей. Значит, причину гибели танков надо выяснить как можно скорей, поскольку в целях обеспечения секретности гитлеровцы могли в любой момент перебросить свою новинку на другой участок фронта и там доставить немало хлопот. Ответ пришел положительный.
Павел предложил нехитрый план. В первой машине пойдет Боровой, он вызовет огонь на себя. Во вторую сядет Павел. Он попытается с близкого расстояния осмотреть пробоины на сожженных танках, затем станет наблюдать, из чего немцы будут стрелять по первой машине.
- Когда начнем? - спросил Боровой.
- Хорошо бы завтра на рассвете, - ответил Клевцов. - И еще прошу в мой танк назначить водителем Петренко.
- Пожалел? - прищурился Самвелян.
- Спасать надо парнишку. Повоюет еще.
Боровой порывисто сжал руку Клевцова:
- Вот за это спасибо от всего батальона! Чуял, Алешку к себе возьмешь!
- Вечером собирай экипажи на инструктаж.
…Танкисты пришли в командирскую землянку. Они с любопытством посматривали на коренастого майора с округлым, полноватым лицом и дерзким, лукавым взглядом.
- О важности нашей разведки много говорить не буду, - негромко начал Павел. - Гитлеровцы применили не известное нам оружие. Танки, возможно, сгорели от кумулятивных снарядов. Ударившись о металл, такой снаряд концентрирует, кумулирует взрыв в одной точке, развивая температуру свыше трех тысяч градусов. Броня прожигается, огненная струя попадает в боекомплект или мотор… Возникает вопрос: из какого орудия его выпустили? Если из пушки, то танкисты и пехотинцы слышали бы выстрелы, но их не было.
Павел оглядел добровольцев своего экипажа. Ближе к нему сидел Леша Петренко, уже обмундированный по форме - в шлеме, комбинезоне, сапогах. Чуть поодаль - лейтенант Овчинников, командир танка, опрятный, чернобровый парень с рассеченной нижней губой. На одной скамье рядом сидели светловолосый заряжающий Нетудыхата и черный как ворон туркмен Муралиев - стрелок-радист. Все принимали участие в тяжелых боях под Жиздрой, считались обстрелянными бойцами. Экипаж Борового тоже сомнений не вызывал. Танкисты побывали в сражениях прошлого, сорок первого, сменили третью машину после боев под Смоленском и Калугой.
- Машина Борового пойдет первой, - пояснил задачу Павел. - Мы же будем вести наблюдение. В случае чего рискнем и сами: подставим себя под огонь. Поэтому возьмем мало горючего и пойдем без снарядов, чтобы не взорваться на собственном боекомплекте.
- Разрешите хоть один снаряд в ствол! - не выдержал Овчинников.
- В ствол можно. И побольше патронов к пулеметам. - Клевцов выдержал паузу. - Не исключено, кто-то из нас погибнет или будет тяжело ранен. Но тот, кто останется в живых, обязан любой ценой добраться до своих и подробно, во всех деталях, рассказать о том, что видел и слышал.
Танкисты разошлись на отдых. Затих и Федя на соседнем топчане. А Павел заснуть никак не мог. Долго ворочался с боку на бок, наконец забылся в коротком тревожном сне.
6
Клевцов занял место в башенном отделении. Заряжающий Нетудыхата спустился вниз, примостился на брезентовом чехле между водителем Петренко и радистом Муралиевым.
Светало. Синевой наливалось чистое, без единого перышка, небо. Впереди желтело поле спеющей ржи. Оно полого поднималось к холму, заросшему на вершине кустарником. Где-то там стояли сгоревшие танки, пока невидимые из-за утреннего тумана.
Петренко прибавил скорость. Мягко раскачиваясь на вспаханной земле, машина помчалась к подошве холма. Вскоре Клевцов заметил черные оплешины от огня, а чуть дальше буро-сизые корпуса тридцатьчетверок без башен. Танк Борового шел впереди справа. И надо же так случиться, что не он, а Овчинников первым заметил немецкую самоходку. Притаившись, она стояла за корпусами сгоревших машин.
Работая поворотным и подъемным механизмами, Овчинников развернул пушку в ее сторону, однако выстрелить не успел: сильный удар в правую половину лобового листа развернул танк. Хорошо еще, что немцы ударили болванкой. Но все же она задела бак с маслом. Машина задымилась. Петренко сообразил закрыть бортовые и кормовые жалюзи, перекрыл доступ воздуха в моторное отделение, переключился на заднюю скорость. Это спасло от второго снаряда - он взорвался перед самым носом. К тому времени танк Борового развернулся и завязал бой с самоходкой.
Масло перестало дымить. Леша открыл жалюзи, впустил воздух, чтобы мотор не перегрелся, и, петляя, выбрался к подбитым танкам с другой стороны. Павел прижался к триплексу. У всех наших танков были целы ходовая часть, опорные катки и днища. "Нет, мины здесь ни при чем", - подумал он.
В небо рванулось облако буро-красного дыма. Из-за остовов машин не было видно, кто загорелся Но скоро Павел понял - это дымился Боровой. Пятясь, отходила немецкая самоходка.
- Овчинников! Бей!
Лейтенант выстрелил. Промахнуться он права не имел - в стволе был единственный снаряд. Самоходка качнулась, как бы осела на корму и тут же полыхнула костром. Клевцов откинул люк, приподнялся над башней и увидел горящий танк Борового. Надо бы идти на помощь, но тогда оставалась бы невыполненной главная задача…
- Вперед! - скомандовал он.
Вдруг на темном фоне кустарника колюче блеснул огонь. Он был похож на тот, что возникает, когда сварщик пробует электрод. Левая гусеница тут же омертвела. Отказала, видимо, бортовая передача. Заглох мотор Леша нажал на стартер, мотор не заводился - не было тока от аккумулятора. Петренко сменил предохранитель - безрезультатно Механик вытащил из кармана дюралевую расческу, переломил её надвое, сунул вместо предохранителя, но двигатель продолжал молчать.
Павел спустился к водителю:
- Скорее всего, перебило центральный электропровод Заводи от баллонов со сжатым воздухом!
Резервная система запуска сработала. Танк сдвинулся с места. Слева оказалась канава - слабое, но все же укрытие. На одной гусенице, словно раненый с перебитой ногой, танк подтащился к канаве, спустился в нее. Петренко, заглушив мотор, стал ремонтировать тягу.
Второй удар обрушился на башню, но срикошетил. Мелкие, не больше патефонной иголки, кусочки с тыльной стороны брони хлестнули по лицу. Пролаял немецкий пулемет, и его пули застучали по броне.
Павел повернулся к стрелку-радисту, ожидая, что он начнет стрелять в ответ. Однако тот молчал. Павел толкнул его в бок. Муралиев не подавал признаков жизни. Клевцов подхватил его под мышки, стащил с сиденья, сам занял место у лобового пулемета. Через прицельное отверстие осмотрел кустарник, помятую рожь, но ни пушки, ни людей не увидел.
Третий удар пришелся по лобовому листу.
Не успел Клевцов оторваться от прицела, как снова ощутил вспышку огня. На этот раз заметил, что стреляли из кустов. Жаром обдало лицо, со лба потекла кровь, залила глаза.
- По кустам огонь! По кустам! - закричал он Овчинникову, который мог стрелять из башенного пулемета.
Павел вытер шлемом кровь.
- Леша, открывай нижний люк, посмотри, что с гусеницей?
Петренко нырнул вниз, вскоре из-под днища подал голос:
- Пусть Нетудыхата притащит из багажника "хитрый палец", попробуем поставить гусеницу на место.
Показались серые каски немецких автоматчиков. Пригибаясь, гитлеровцы бежали к кустарнику. Клевцов и Овчинников открыли огонь. Автоматчики залегли. В проеме люка показалось измазанное лицо Петренко:
- Попытаюсь рывком натянуть гусеницу на каток.
Он запустил двигатель, стал дергать машину взад-вперед.
- Порядок! - крикнул Нетудыхата, втискиваясь в люк.
Стерев с лица пот и грязь, Петренко вопросительно посмотрел на Павла. Тот сменил у пулемета диск, передернул затвор:
- Вперед, Леша! Только вперед!
Машина выкатилась из канавы и двинулась к кустарнику, разгоняя затаившихся автоматчиков.
И тут - новая вспышка. Она запечатлелась как замедленный кадр кинохроники. Вращающаяся желто-красная струя, искрясь, проткнув броню, ударила в моторную переборку. Танк наполнился рыжим дымом.
- Горим! - Овчинников откинул башенный люк, его рука оказалась выброшенной вверх, пуля сразу сбила ее. Охнув, лейтенант опустился на сиденье.
Павел пытался рассмотреть пробоину. Он надеялся увидеть дыру, какую обычно делает снаряд. Но перед ним было маленькое, диаметром в два пальца, отверстие.
С сиплым свистом красную полутьму прорезало крутящееся штопором огненное жало. Оно впилось в казенник, рассыпалось искрами. Вскрикнул от боли Нетудыхата. Овчинников попытался помочь заряжающему, но что он мог сделать с перебитой рукой?!
- Всем вниз, прижаться к днищу! - скомандовал Павел. - Леша, открой лобовой!
С глухим лязгом откинулась тяжелая лобовая створка. Свежий воздух ворвался в машину, оттеснил дым и огонь, но ненадолго. Скоро пожар окреп, стало жарче. Задыхаясь, кашляя, обжигая окровавленные руки о раскаленный металл, Павел переместился к левому борту - там было немного прохладней. Голова работала четко и трезво, как всегда в критических ситуациях. Все его действия теперь подчинялись одной цели - рассмотреть таинственные огненные струи, прожигающие броню как воск. В моторном отделении гудело пламя. В надежде, что его услышат, Павел крикнул:
- Приказываю всем покинуть машину! И немедленно добираться до штаба. Каждый, кто сумеет вернуться к своим, обязан доложить - наши танки гибнут не от мин! Они горят от кумулятивных гранат. Посылает их какое-то легкое приспособление, управляемое, кажется, одним пехотинцем.
Павел решил уходить последним. Ему еще и еще раз хотелось взглянуть на действие дьявольского огня. Вращающиеся ослепляющие жала пронзали броню, рассекали дымную темень. Тот, кто бил по танку, теперь не торопился, наслаждался стрельбой, как по удобной мишени в тире. Павел лег на спину, не мигая смотрел на яркие вспышки металла. В горячке он не заметил, когда его ранило. Боли он не ощущал, хотя из груди со свистом вырывался воздух.
Леша вынул лобовой пулемет, взял сошки к нему, сумку с дисками, сказал Павлу:
- Ползите к люку, я помогу!
Но Клевцов молчал. Он неожиданно потерял сознание. Леша опустился в узкое отверстие, ухватил его за плечи, подтянул к люку. Голова повисла над землей. От прохладного воздуха Павел пришел в себя, разжал веки, огляделся. Прижавшись к опорным каткам, отстреливался из автомата Овчинников. С другой стороны стрелял Нетудыхата.
"Мне надо выжить и рассказать, а там…" - Павел подтянулся на руках, вывалился из танка.
Леша Петренко с пулеметом хотел было тоже занять оборону, но Овчинников свирепо крикнул:
- Оставь пулемет и в рожь! Оба!
Водитель поволок Павла в рожь. Внимание немецких автоматчиков было приковано к танку. Они не заметили двух русских, которые пересекли голую выгоревшую полосу и скрылись в густых хлебах. Овчинников стрелял редко, экономно. Еще реже постреливал Нетудыхата. Потом тупой автоматный стук сменил более частый и громкий треск пулемета…
Павел обессилел. Не двигались ни руки, ни ноги. От жажды пересохло в горле, одеревенел рот, красная пелена застилала глаза. Не раз он впадал в беспамятство. Тогда Петренко подбирался под него, обхватив одной рукой, подтягивался на другой, тащил дальше. Но и он выдыхался.