Он посидел несколько минут на пне, положив ружье на колени и склонив голову на грудь. Он, казалось, погрузился в глубокие думы.
- Прелестная Елена! Я сохраню этот залог, - прошептал он наконец. - Кто знает, не буду ли я завтра благословлять это дерево, которое проклинаю сегодня. Кто может предвидеть перемены, совершающиеся в сердце женщины? В истории есть у меня царственный соименник, один английский король, который был горбат, безобразен и, по его собственным словам, едва доделан. На него лаяли собаки, как на меня собака Кленси некоторое время назад. Этот царственный Ричард ухаживал за женщиной, мужа которой он умертвил. Он полюбил гордую и покорил ее. Это должно ободрить меня тем более, что я, Ричард Дарк, не калека, я не горбун, не урод, что может подтвердить не одна девушка на Миссисипи. Елена может быть горда, она столь же горда, как королева Анна, а между тем у меня есть средство смирить ее. Мой план так же хорошо задуман, как и план моего царственного соименника. Пусть небо и ад пошлют мне подобный успех.
Произнеся это богохульство, он встал и посмотрел на часы.
- Десять с половиною, - пробормотал он. - Я не успею сходить домой и потом в лес Армстронга. У меня едва хватит времени, чтоб дойти до дерева, которое не далее как в двух милях отсюда. Я не пойду домой переодеваться; в этом нет надобности. Она не заметит дырочки на моем платье, а если б и заметила, не заподозрит, что это сделано пулей. Надо идти: было бы нехорошо заставить ждать эту милую особу. Счастье ее, если она встретит меня приветливо, но горе ее, если примет нехорошо. То, что случилось со мною, приготовило меня ко всему. Во всяком случае я буду удовлетворен за выказанное мне ею пренебрежение. О, она обязана удовлетворить меня.
Вдруг он спохватился, что не помнит точно условного времени свидания под магнолией и может прийти раньше или опоздать. Он опустил руку в карман, в который положил письмо с фотографией, после того как показывал ее умирающему. Карман был пуст. Он безуспешно перерыл все остальные карманы. Обшарив сумку и патронташ и выворотив еще раз карманы, он пришел к заключению, что потерял и письмо, и карточку. Он решил, что, вероятно, выронил их во время бегства.
Но как быть теперь? Надо ли идти назад и искать потерю? Что же было в этом письме? Ничего, что могло бы скомпрометировать его. В таком случае какая же надобность отыскивать его?
"К черту его вместе с портретом! - решил Ричард. - Пусть оно сгниет там, где упало, в грязи, если не ошибаюсь, где-нибудь под кипарисом. Нужды нет. Для меня важнее быть вовремя под магнолией".
Остановившись на этом решении, он застегнул пальто, небрежно вскинул ружье на плечо и быстрыми шагами пошел на свидание, которое Елена Армстронг назначила Кленси.
Глава IX. ПОД МАГНОЛИЕЙ
Может быть, первый раз в жизни Елена Армстронг шла украдкой. Дочь крупного плантатора-рабовладельца, она привыкла действовать прямо, как подобает аристократке. Но теперь она совершала поступок, требовавший особенной осторожности; она боялась встречи даже с самым смиренным из отцовских невольников.
Закутавшись в манто и опустив капюшон на голову, она шла молча, наклоняясь вперед. Даже самому проницательному негру трудно было бы узнать в ней дочь своего господина полковника Армстронга.
Надо ли говорить, какое намерение влекло молодую девицу через лес в такую позднюю пору? Конечно, это была любовь, любовь скрытая и неодобряемая человеком, имевшим над нею власть. В эту минуту полковник Армстронг был занят делом со своими домашними: белыми и черными.
Ефраим Дарк подал ко взысканию, и полковник получил исполнительный лист. Из негров у него осталось только четыре невольника для обработки полей и полдюжины слуг, привязанность которых к господину делала их почти членами его семейства. Вот и все, чем располагал теперь разоренный плантатор.
Он думал увезти их в Техас, куда сам намеревался переселиться. На другой день был назначен отъезд. Поэтому с вечера он занимался окончательным устройством дел, необходимыми дорожными приготовлениями. Будучи занят, он не имел времени думать о дочерях, которые, впрочем, по его мнению, также должны были готовиться в дорогу. Если б в эту минуту гордому плантатору сказали, что его старшая дочь бродит по лесам, он крайне удивился бы, а если б он узнал, что она пошла на любовное свидание, он, быть может, бросив сборы, воспылал бы яростью, схватил бы пистолет и бросился бы в погоню за дочерью, которая составляла гордость его дома и его сердца, и, может быть, сделался бы виновником трагедии вроде той, которую мы описали выше.
К счастью, он ничего не знал и до такой степени погрузился в свои приготовления, что даже и не замечал отсутствия старшей дочери, тем более, что младшая, бывшая в сговоре с сестрою, находилась тут же и старалась не дать заметить ее отсутствия.
Елена Армстронг продолжала ночную экскурсию, наклоняясь вперед и останавливаясь временами, чтобы бросить беглый взгляд во все стороны.
Около полумили от усадьбы, на границе маисового поля и девственного леса стояла большая магнолия, пощаженная топором дровосека. Под этим деревом Елена назначила свидание, и в дупло этого же дерева ее наперсница Юлия положила письмо с фотографической карточкой.
Остановившись под его большими ветвями, она раскрыла манто и откинула капюшон.
Она не боялась больше ничего, негры не ходили сюда ночью, разве что иногда забредали, охотясь за двуутробкою или енотом.
Она перевела дух и успокоила сильное биение сердца. Затем она поднялась на цыпочки и опустила руку в дупло. Но ничего в нем не нашла.
- Нашел! Взял! - сказала она.
Вскоре при том же тусклом свете можно было разглядеть на лице ее легкое выражение досады, и она прошептала:
- Почему же нет ответа?
И она снова запустила руку в отверстие, и снова не нашла ничего.
- Он мог бы написать мне в нескольких словах, что придет. Он должен бы явиться сюда прежде меня; я уверена, что уже пора.
Это было не более как предположение, она могла ошибиться и обвинять напрасно. Вынув часы, она вышла на лунный свет и поднесла циферблат к глазам. Лицо ее приняло выражение огорчения и досады. Стрелка показывала десять минут сверх срока, назначенного ею в письме.
- Прошло десять минут, а его еще нет здесь, и нет ответа на мое письмо. А между тем он должен уже получить его. Юлия уверяла, что опустила его в известное отверстие. Кто же другой мог взять его? Некому. О, как он жесток. И, если он не приходит, я уйду назад.
И, закутавшись в манто, она набросила на лицо капюшон. Однако она еще колебалась и прислушивалась.
Никакие звуки, никакие шаги не прерывали ночного молчания, исключая треск сверчков и крики птиц.
Она снова посмотрела на часы; прошло еще несколько минут после назначенного для свидания срока. Елена решительно прицепила часы к поясу, досада сменилась гневом. Глаза ее сверкали. Она вышла из-под дерева, но не успела покинуть тени, как остановилась. Послышались твердые, тяжелые шаги по сухим листьям - шаги, очевидно, мужские.
- Наконец-то! - прошептала она весело.
Отчаяние, досада, грусть отлетели в одну минуту, когда она увидела его.
Но она решилась не прощать тотчас, и начала с упреков.
- А, вот и вы! Хорошо. Я удивляюсь, что вы пришли. Пословица говорит: "Лучше поздно, чем никогда". Может быть, это очень хорошо для вас, но я уже довольно пробыла здесь одна, мне уже пора, я должна пожелать вам покойной ночи.
И, проговорив эти слова, она стала оправлять капюшон вокруг головы, решившись покинуть обожаемого, который обошелся с нею так невнимательно.
Он бросился, чтобы удержать ее, и, несмотря на темноту, она увидела, как он протягивает к ней руки, как бы умоляя ее.
В этом движении выказывались раскаяние и сожаление - одним словом, все, что могло смягчить ее.
И она смягчилась, она готова была броситься ему на грудь, но все-таки еще сказала:
- С вашей стороны очень жестоко подвергать меня такому испытанию! Чарльз, Чарльз!
- Елена Армстронг! Я - не Чарльз, я - Ричард. Меня зовут Ричард Дарк.
Глава X. ЧЕЛОВЕК, КОТОРОГО НЕ ОЖИДАЛИ
Ричард Дарк вместо Чарльза Кленси!
Трудно выразить словами душевное состояние Елены Армстронг, когда она убедилась в своей ошибке. Ею в одинаковой степени овладели раздражение и стыд, потому что она оказалась в очень неловком положении.
Она не упала в обморок, не испустила крика, который мог бы обличить ее смятение или удивление. Нет, она была не из таких женщин. Она просто сказала:
- Ну, что ж, сударь, хоть вы и Ричард Дарк, но это еще не дает вам права мне надоедать.
Этот холодный и твердый тон обескуражил его. Он надеялся, что стыд быть захваченной врасплох должен смягчить ее, а, может быть, и довести до покорности.
Напротив, он вскоре увидел, что только усилил ее досаду; руки его невольно опустились, и он хотел дать ей дорогу, но попытался оправдаться.
- Мне грустно, если я вам надоедаю, мисс Армстронг, - сказал он, - это произошло совершенно случайно. Узнав, что вы оставляете наши места и уезжаете завтра, я шел попрощаться. Мне очень жаль, что я пошел этой дорогой и случайно встретился с вами; я жалею об этом тем более, что вижу, вы ожидали кого-то другого.
- В таком случае зачем же вы загораживаете мне дорогу? Зачем стоите здесь?
- О, если вам угодно, я избавлю вас от своего присутствия, - сказал Дарк, отступая в сторону. - Я шел к вашему отцу попрощаться, - продолжал он, - а теперь могу поручить вам передать мое почтение вашему семейству.
Это было сказано, очевидно, в насмешку, но Елена не обратила на это внимания; она думала только, как бы отделаться от этого человека, который явился так некстати.
Чарльза Кленси, полагала она, могла задержать какая-нибудь неизвестная причина, и поэтому он опаздывает. Надеясь, что он еще придет, она внимательно и быстро оглядела лес. Несмотря на темноту, взор этот не ускользнул от Дарка.
Не дожидаясь ответа, последний продолжал:
- Полагаю, что вы приняли меня за Чарльза Кленси. Если вы дожидаетесь его, я могу избавить вас от необходимости оставаться долее под влиянием ночной сырости, потому что он не придет.
- Что вы хотите сказать, мистер Дарк? Зачем вы это говорите?
Гордая девушка забыла осторожность; слова Дарка произвели ожидаемое впечатление. Она говорила необдуманно.
Ответ Дарка был обдуманнее.
- Потому что я встретил Чарльза Кленси сегодня утром; он сказал мне, что отправляется в дорогу. Кажется, тут сердечные дела, у него есть хорошенькая креолка, живущая близ Натчеза. Кстати, он показывал ваш портрет, который, по его словам, он получил от вас. Сходство поразительное. Извините, мисс Армстронг, если я вам скажу, что мы с Кленси почти поссорились по поводу этого портрета. У него была еще фотография его возлюбленной креолки, и он утверждал, что она красивее вас. Правда, мисс Армстронг, вы не уполномочивали меня быть вашим защитником, однако я не мог выдержать и категорически заявил Кленси, что он ошибается, и что я готов повторить это ему и всем, кто не признает, что Елена Армстронг - красивейшая особа во всем штате Миссисипи.
Сердце Елены готово было разорваться. Она любила Кленси, она писала ему об этом в письме. А он насмеялся над нею, пренебрег ею для какой-то креолки. И это была правда, иначе каким же образом мог узнать все Дарк? Но еще хуже было то, что Кленси хвастал ее стыдом, показывал ее фотографию, тщеславился торжеством над нею.
- О Боже!
Это восклицание вырвалось из уст Елены Армстронг, когда эти горькие мысли мелькнули в ее голове. Она повернулась к дому.
Дарк считал случай благоприятным и еще раз бросился к ней.
- Елена! - воскликнул он в пылу страсти, если не совсем чистой, то, по крайней мере, сильной и прочувствованной. - Зачем вы любите человека, который насмехается над вами? Я люблю вас истинно, безумно, больше жизни; вам еще не поздно взять назад отказ на мое предложение. Сделайте это, и вам не будет больше надобности ехать в Техас. Имение вашего отца будет принадлежать вашему отцу и вам. Скажите, что вы согласны быть моею женою, и все ему будет возвращено, все пойдет по-прежнему.
Она дождалась окончания его речи, и, хотя и не могла отдавать себе отчета, искренность его тона удержала ее на минуту: это было одно только мгновение нерешительности. Но мгновение это скоро прошло, горечь вступила в свои права, слова Ричарда Дарка не только не были бальзамом, но, казалось, только подлили яду в отраву. Она ответила ему одним только словом, повторенным три раза:
- Никогда, никогда, никогда!
Потом она удалилась с видом гордым, высокомерным, но не презрительным, а только холодным, ясно показывавшим, что она не желает дальнейшей беседы.
Ричард Дарк остолбенел и не смел пойти за нею; он остался над магнолией, которая как бы повторяла:
- Никогда, никогда, никогда!
Глава XI. ОТЧЕГО ОН НЕ ПРИХОДИТ?
В этот вечер Елена Армстронг думала о Чарльзе Кленси с горечью. Ведь теперь она знала, что есть другая женщина, которая бодрствует, ожидая его и думая о нем с грустью.
В двух милях от плантации полковника Армстронга, у дороги, проходившей мимо этой плантации, стоял дом, весьма скромный в сравнении с домом плантатора. Это был опрятный домик с черепичной кровлей. Такие дома встречаются в южных штатах, хотя гораздо реже, чем в северных, и в них живут люди беднее плантаторов. Они тоже считаются плантаторами, но только менее состоятельными, имея несколько невольников и обладая землею от двадцати до пятидесяти десятин.
Жилище, о котором мы сказали, лежавшее в двух милях от усадьбы полковника Армстронга, принадлежало Чарльзу Кленси; он жил в нем с матерью. Она была вдова и не имела других родственников.
Муж ее был разорившийся ирландский дворянин, прибывший в Нэшвиль, столицу Теннесси, куда в прежнее время переселилось много хороших ирландских семейств. Там он и женился на ней. Она родилась в Теннесси, но происходила от старинных пионеров Каролины, переселившихся в Америку в конце XVIII века с Робертсонами, Гинесами, Гардингами и Брэдфордами, оставившими своим потомкам нечто дворянское, или, по крайней мере, имя, достойное уважения и обыкновенно заслуживавшее его. В Америке, как и везде, ирландцы не обогащаются, в особенности дворяне, привыкшие к мотовству и потому всегда находящиеся в стесненном положении.
Так случилось и с капитаном Джеком Кленси, получившим за женою состояние, которое он поспешил растратить на пирушки с друзьями, так что принужден был переселиться на Миссисипи, где земля была тогда дешевле.
Купленное им здесь имение было неудовлетворительно, и он собирался уехать в Техас, привлекавший тогда колонистов. Он послал туда сына. Молодой человек провел там год в поисках удобного помещения, и возвратился с благоприятными вестями. Но к моменту его возвращения капитан Кленси был уже в могиле.
Это случилось за несколько недель до начала нашего рассказа. Чарльз старался утешить мать, которая, казалось, не в состоянии была перенести обрушившегося на нее горя.
И вот сегодня ее вновь одолевало предчувствие несчастья. На закате солнца она уселась на крыльце, жадно прислушиваясь к малейшему шуму.
Чарльз ушел на охоту с утра. Она знала, что он любил это занятие с детства и особенно пристрастился к нему после возвращения из Техаса. Мать извиняла его, если он возвращался даже и поздно.
Но сегодня он запаздывал больше обыкновенного: животные удалялись уже на ночлег в свои убежища, а он никогда не охотился при свете факелов.
Что же могло удержать его после захода солнца?
Одно только могло объяснить его отлучку - это любовь. С некоторых пор мать, следившая за сыном заботливым взором, заметила его рассеянность, слышала вздохи, выходившие из глубины его сердца, а служанка сказала ей по секрету, в кого он был влюблен.
Она была довольна. Ни одной девушки во всем соседстве она не желала в невестки так горячо, как Елену Армстронг, не за ее красоту, не за высокое общественное положение, а за благородный характер.
И, припомнив собственную молодость и свои свидания с отцом Чарльза, она извиняла сына.
И только когда часы пробили полночь, она начала серьезно думать о нем, потом ею овладело беспокойство и, наконец, страх. Почему он не возвращается после полуночи? Миссис Кленси догадывалась, что любовь велась в секрете, и это не слишком ей нравилось. Она думала, что ее сына презирали за бедность. А между тем Елена Армстронг не должна, не смела быть вне дома. Ей давно уже следовало быть в постели. Стало быть, не она удерживала ее сына.
Наконец взошла луна, смолкли ночные звуки леса. Пробило час после полуночи, а сын не возвращался.
- Где же может быть Чарльз? Где это он так задержался? - задавала себе бедная женщина вопросы, те же самые, что несколько часов назад вырывались из уст Елены. То были слова, внушенные страстью, одинаково сильною и, конечно, чистою.
Обе тревожились, но как различны были их переживания! Девушка считала себя униженной, покинутой, а мать - мучилась предчувствием, что у нее нет более сына.
Спустя некоторое время это предчувствие подтвердилось - она увидела приближающуюся собаку своего сына, покрытую грязью и кровью. Ужаснувшись от горя и тревоги, миссис Кленси лишилась чувств, и была перенесена в дом верным невольником, единственным, который у нее остался.
Глава XII. ПОСЛЕДНИЙ ВЗГЛЯД НА ЛЮБИМЫЕ МЕСТА
В тот же день, задолго до рассвета, тяжело нагруженный фургон выехал из ворот имения полковника Армстронга. Теперь это имение стало собственностью Ефраима Дарка.
За фургоном выехала старая семейная карета, в которой сидел полковник Армстронг и его дочери.
Путь кареты был недалек, только до Натчеза, откуда пароход должен был увезти пассажиров по Красной реке. Дорога в Натчез была так дурна, что полковник решил выехать заранее, чтобы прибыть вовремя.
Кроме того, столь ранний выезд был обусловлен тем, что Армстронгу не хотелось, чтобы соседи видели его унижение.
Оба экипажа до рассвета прибыли в старинный красивый город Натчез, расположенный на одной из немногих высот, которые встречаются вдоль Миссисипи и называются Чиказ-Бльюст.
Всходило солнце, когда путешественники были уже на пароходе, и прозвонил третий звонок.
Вскоре полковник и его дочери смотрели в последний раз на город Натчез, в лучшем обществе которого Елена несколько лет слыла красавицей. Но не мысль отказаться от скипетра королевы красоты или променять роскошную жизнь на бедную вызвала слезы на глазах Елены. Бедняжка охотно перенесла бы все это и даже больше, если бы Чарльз Кленси остался ей верен.
Но все ли было кончено? Нет, по крайней мере, относительно ее самой. Что же касается его, то в обществе молодой креолки, о которой сказывал Дик Дарк, он, без сомнения, скоро должен был забыть и клятвы и нежные слова, которые говорил ей под магнолией.
Но сможет ли она забыть его? Нет, если только в Техасе не протекает мифологическая Лета.
Если б она знала все, что произошло в лесу между Кленси и Дарком! И она узнала бы всю правду, если бы семейство Армстронг не оставило свой дом задолго до рассвета и подождало несколько часов. Да, все изменилось бы, по крайней мере, относительно предмета ее рассуждений; она узнала бы новость, которая объяла бы всех троих ужасом. И, может быть, для нее легче было бы узнать, что Кленси мертв, нежели неверен ей.
Но пароход уносил их все дальше и дальше от трагической новости.