"25 января 2008 года Высоцкому, спорить о котором не прекращают и по сей день, исполнилось бы 70 лет. Это издание – первое собрание, сделанное не "фанатами", но квалифицированными литературоведами (составители – Владимир и Ольга Новиковы): все тексты являются выверенными и снабжены комментариями. "Собрания сочинений бывают у многих авторов, но не всегда количество переходит в качество. Только в счастливых случаях произведения одного автора образуют своего рода библию ("библии" по-греч. – "книги"). В случае с Высоцким это получилось. Мы еще не раз откроем его четырехтомник, чтобы искать ответы на вопросы третьего тысячелетия".
Вл. Новиков
Содержание:
СТИХОТВОРЕНИЯ 1
ПЕСНИ ДЛЯ ТЕАТРА И КИНО 22
СТИХИ И ПЕСНИ НА СЛУЧАЙ 39
Комментарии 42
В. Высоцкий
Собрание сочинений в четырех томах. Том 3.
СТИХОТВОРЕНИЯ
Все началось случайно. Люди
оказались один на один с
бушующим океаном…
Волна на волну находила,
И вал за валом набегал.
Зиганшин стоял у кормила
И глаз ни на миг не смыкал.
Стихия реветь продолжала
И Тихий шумел океан.
Асхана сменил у штурвала
Спокойный Федотов Иван.
Суров же ты, климат охотский, -
Уже третий день ураган.
Встает у руля сам Крючковский,
На отдых уходит Иван.
Но вот ослабели пассаты,
И стала спокойней волна,
Вздохнули глубоко солдаты,
А с ними вздохнул старшина.
Горючее кончилось раньше,
Так мало – что есть и что пить, -
И юный, но мудрый Зиганшин
Запасы решил разделить.
Дальше следуют много дней
умеренного, затем скудного
и наконец совсем скудного
питания. Но люди бодры,
добры и друг на друга не
обижаются…
Доедена банка консервов
И суп из картошки одной, -
Все меньше здоровья и нервов,
Все больше желанье домой.
Страшнее, ужасней лишенья,
Ни лодки не видно, ни зги, -
И принято было решенье -
И начали есть сапоги.
Последнюю съели картошку,
Взглянули друг другу в глаза…
Когда ел Поплавский гармошку,
Крутая скатилась слеза.
…Голод становится невыносимым.
Культмассовая работа не ведется по причине
отсутствия муз. инструментов. Люди ослабли,
но смотрят прямо и друг друга не едят.
Сердца продолжали работу,
Но реже становится стук.
Спокойный и слабый Федотов
Глодал предпоследний каблук.
Вот снова муссон разыгрался,
Вот снова ревет океан.
К штурвалу едва подобрался
Все тот же Зиганшин Асхан.
На суше он воин заправский,
И штурман заправский он тут.
Зиганшин, Федотов, Поплавский
Под палубой песни поют.
Лежали все четверо в лежку,
Ни лодки, ни крошки вокруг.
Зиганшин скрутил козью ножку
Слабевшими пальцами рук.
Есть нечего, пить нечего, курить нечего,
но люди снова бодры. У них второе
дыхание, потом третье, потом
четвертое… Мысли о еде приходят все
чаще, мысли не о еде – все реже. Но все
время – мысль о доме, о родном
подразделении, о хлебе.
Зиганшин крепился, держался,
Бодрил, сам был бледный, как тень,
И то, что сказать собирался,
Сказал лишь на следующий день.
"Друзья!.." Через час: "Дорогие!.."
"Ребята! – еще через час. -
Ведь нас не сломила стихия,
Так голод ли сломит ли нас!
Забудем про пищу – чего там! -
А вспомним про суперфосфат…"
"Узнать бы, – стал бредить Федотов, -
А что у нас в части едят?"
И вдруг: не мираж ли, не миф ли -
Какое-то судно идет.
К биноклю все сразу приникли,
А с судна летел вертолет.
Далее все известно из газет: люди здоровы,
едят, пьют, отдыхают
и фотографируются вместе.
Окончены все переплеты -
Вновь служат, – что, взял океан? -
Поплавский, Крючковский, Федотов,
А с ними Зиганшин Асхан!
Все отступления в прозе можно рифмовать
по принципам:
океан – Асхан – Иван;
картошку – гармошку – крошку – ножку;
чаще употреблять фамилии героев;
герои должны петь и помнить о доме;
Зиганшин – старший, – его употреблять чаще.
Таким же образом могут быть написаны поэмы
о покорителях Арктики, об экспедиции
в Антарктиде, о жилищном строительстве
и о борьбе против колониализма. Надо только
знать фамилии и иногда читать газеты.
‹1960›
День на редкость – тепло и не тает, -
Видно, есть у природы ресурс, -
Ну… и, как это часто бывает,
Я ложусь на лирический курс.Сердце бьется, как будто мертвецки
Пьян я, будто по горло налит:
Просто выпил я шесть по-турецки
Черных кофе, – оно и стучит!Пить таких не советуют доз, но -
Не советуют даже любить! -
Есть знакомый один – виртуозно
Он докажет, что можно не жить.Нет, жить можно, жить нужно и – много:
Пить, страдать, ревновать и любить, -
Не тащиться по жизни убого -
А дышать ею, петь ее, пить!А не то и моргнуть не успеешь -
И пора уже в ящик играть.
Загрустишь, захандришь, пожалеешь -
Но… пора уж на ладан дышать!Надо так, чтоб когда подытожил
Все, что пройдено, – чтобы сказал:
"Ну а все же неплохо я пожил, -
Пил, любил, ревновал и страдал!"Нет, а все же природа богаче!
День какой! Что – поэзия? – бред!
… Впрочем, я написал-то иначе
Чем хотел. Что ж, ведь я – не поэт.‹Конец 1950-х – начало 1960-х›
Если б я был физически слабым -
Я б морально устойчивым был, -
Ни за что не ходил бы по бабам,
Алкоголю б ни грамма не пил!Если б был я физически сильным -
Я б тогда – даже думать боюсь! -
Пил бы влагу потоком обильным,
Но… по бабам – ни шагу, клянусь!Ну а если я средних масштабов -
Что же делать мне, как же мне быть? -
Не могу игнорировать бабов,
Не могу и спиртного не пить!‹Конец 1950-х – начало 1960-х›
Про меня говорят: он, конечно, не гений, -
Да, согласен – не мною гордится наш век, -
Интегральных, и даже других, исчислений
Не понять мне – не тот у меня интеллект.Я однажды сказал: "Океан – как бассейн", -
И меня в этом друг мой не раз упрекал -
Но ведь даже известнейший физик Эйнштейн,
Как и я, относительно все понимал.И пишу я стихи про одежду на вате, -
И такие!.. Без лести я б вот что сказал:
Как-то раз мой покойный сосед по палате
Встал, подполз ко мне ночью и вслух зарыдал.Я пишу обо всем: о животных, предметах,
И о людях хотел, втайне женщин любя, -
Но в редакциях так посмотрели на это,
Что – прости меня, Муза, – я бросил тебя!Говорят, что я скучен, – да, не был я в Ницце, -
Да, в стихах я про воду и пар говорил…
Эх, погиб, жаль, дружище в запое в больнице -
Он бы вспомнил, как я его раз впечатлил!И теперь я проснулся от длительной спячки,
От кошмарных ночей – ‹и› вот снова дышу, -
Я очнулся от белой-пребелой горячки -
В ожидании следующей снова пишу!‹Конец 1950-х – начало 1960-х›
Если нравиться – мало?
Если влюбился – много?
Если б узнать сначала,
Если б узнать надолго!Где ж ты, фантазия скудная,
Где ж ты, словарный запас!
Милая, нежная, чудная!..
Эх, не влюбиться бы в вас!
‹1961›
* * *
Из-за гор – я не знаю, где горы те, -
Он приехал на белом верблюде,
Он ходил в задыхавшемся городе -
И его там заметили люди.И людскую толпу бесталанную
С ее жизнью беспечной ‹и› зыбкой
Поразил он спокойною, странною
И такой непонятной улыбкой.Будто знает он что-то заветное,
Будто слышал он самое вечное,
Будто видел он самое светлое,
Будто чувствовал все бесконечное.И взбесило толпу ресторанную
С ее жизнью и прочной и зыбкой
То, что он улыбается странною
И такой непонятной улыбкой.И герои все были развенчаны,
Оказались их мысли преступными,
Оказались красивые женщины
И холодными, и неприступными.И взмолилась толпа бесталанная -
Эта серая масса бездушная, -
Чтоб сказал он им самое главное,
И открыл он им самое нужное.И, забыв все отчаянья прежние,
На свое место все стало снова:
Он сказал им три са‹мые› нежные
И давно позабытые ‹слóва›.‹1961›
* * *
Люди говорили морю: "До свиданья",
Чтоб приехать вновь они могли -
В воду медь бросали, загадав желанья, -
Я ж бросал тяжелые рубли.Может, это глупо, может быть – не нужно, -
Мне не жаль их – я ведь не Гобсек.
Ну а вдруг найдет их совершенно чуждый
По мировоззренью человек!Он нырнет, отыщет, радоваться будет,
Удивляться первых пять минут, -
После злиться будет: "Вот ведь, – скажет, – люди!
Видно, денег куры не клюют".Будет долго мыслить головою бычьей:
"Пятаки – понятно – это медь.
Ишь – рубли кидают, – завели обычай!
Вот бы гаду в рожу посмотреть!"Что ж, гляди, товарищ! На, гляди, любуйся!
Только не дождешься, чтоб сказал -
Что я здесь оставил, как хочу вернуться,
И тем боле – что я загадал!‹1962 или 1963›
* * *
Я не пил, не воровал
Ни штанов, ни денег,
Ни по старой я не знал,
Ни по новой фене.Запишите мне по глазу,
Если я соврал, -
Падла буду, я ни разу
Грош не своровал!Мне сказали – торгаши
Как-то там иначе, -
На какие-то гроши
Строют себе дачи.Ну и я решил податься
К торгашам, клянусь,
Честный я – чего бояться!
Я и не боюсь.Начал мной ОБХС
Интересоваться, -
А в меня вселился бес -
Очень страшный, братцы:Раз однажды я малину
Оптом запродал, -
Бес – проклятая скотина -
Половину взял!Бес недолго всё вершил -
Всё раскрыли скоро, -
Суд – приятное решил
Сделать прокурору.И послали по Указу -
Где всегда аврал.
Запишите мне по глазу,
Если я соврал!Я забыл про отчий дом
И про нежность к маме,
И мой срок, как снежный ком,
Обрастал годами.Я прошу Верховный суд -
Чтоб освободиться, -
Ведь жена и дети ждут
Своего кормильца!..‹1962 или 1963›
* * *
Давно я понял: жить мы не смогли бы,
И что ушла – все правильно, клянусь, -
А за поклоны к праздникам – спасибо,
И за приветы тоже не сержусь.А зря заботишься, хотя и пишешь – муж, но,
Как видно, он тебя не балует грошом, -
Так что, скажу за яблоки – не нужно,
А вот за курево и водку – хорошо.Ты не пиши мне про березы, вербы -
Прошу Христом, не то я враз усну, -
Ведь здесь растут такие, Маша, кедры,
Что вовсе не скучаю за сосну!Ты пишешь мне про кинофильм "Дорога"
И что народу – тыщами у касс, -
Но ты учти – людей здесь тоже много
И что кино бывает и у нас.Ну в общем ладно – надзиратель злится,
И я кончаю, – ну всего, бывай!
Твой бывший муж, твой бывший кровопийца.
… А знаешь, Маша, знаешь, – приезжай!1964
* * *
Я теперь на девок крепкий,
И теперь одною меткой
Я всех баб равняю как одну:
Пусть у ней во лбу семь пядей,
Пусть при полном при параде, -
Встречу бабу – в сторону сверну.Был я раньше тоже хлипкий -
Провожал я их улыбкой,
Даже, помню, год с одною жил, -
А теперь пройду не глядя -
Мне плевать, что ейный дядя
Раньше где-то в органах служил.Баб держу я в черном теле,
А чтоб лечь в одну постелю -
Этим меня можно насмешить, -
Даже если умоляет,
Даже в экстренном случае -
Очень меня трудно уложить!Почему с таким напором
Я воюю с женским полом:
Изучил я их как свой портрет, -
Ведь полвека я – не меньше -
Изучаю этих женщин,
И сейчас мне – восемьдесят лет.1964
* * *
Там были генеральши, были жены офицеров
И старшины-сверхсрочника жена.
Там хлопало шампанское, там булькала мадера,
Вину от водки тесно было, водке – от вина.Прошла пора, чтоб вешаться, прошла пора стреляться,
Пришла пора спокойная – как паиньки сидим.
Сегодня пусть начальницы вовсю повеселятся,
А завтра мы начальников вовсю повеселим.‹1964›
* * *
Есть у всех: у дураков
И у просто жителей
Средь небес и облаков
Ангелы-хранители.То же имя, что и вам,
Ангелам присвоено:
Если, скажем, я – Иван,
Значит, он – Святой Иван.У меня есть друг, мозгуем:
Мы с Николкой всё вдвоем -
Мы на пару с ним воруем
И на пару водку пьем.Я дрожал, а он ходил,
Не дрожа нисколечко, -
Видно, очень Бог любил
Николай Угодничка.После дня тяжелого,
Ох, завидовал я как:
Твой Святой Никола – во!
Ну а мой Иван – дурак!Я придумал ход такой,
Чтоб заране причитать:
Мне ж до Бога – далеко,
А ему – рукой подать.А недавно снилось мне,
И теперь мне кажется:
Николай Угодник – не,
А Иван мой – пьяница.Но вчера патруль накрыл
И меня, и Коленьку -
Видно, мой-то соблазнил
Николай Угодника.Вот сиди и ожидай -
Вдруг вы протрезвеете.
Хоть пошли бы к Богу в рай -
Это ж вы умеете.Нет! Надежды нет на вас,
Сами уж отвертимся,
На похмелку пейте квас, -
Мы на вас не сердимся.‹1965›
* * *
Смех, веселье, радость -
У него все было,
Но, как говорится, жадность
Фраера сгубила…У него – и то, и се,
А ему – все мало!
Ну, так и накрылось все,
Ничего не стало.‹1965›
* * *
Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог -
Кто считал, кто считал!..
Сообщается в сводках Информбюро
Лишь про то, сколько враг потерял.Но не думай, что мы обошлись без потерь -
Просто так, просто так…
Видишь – в поле застыл как подстреленный зверь,
Весь в огне, искалеченный танк!Где ты, Валя Петров? – что за глупый вопрос?
Ты закрыл своим танком брешь.
Ну а в сводках прочтем: враг потери понес,
Ну а мы – на исходный рубеж.1965
* * *
Вот и кончился процесс,
Не слыхать овацию -
Без оваций всё и без
Права на кассацию.Изругали в пух и прах, -
И статья удобная:
С поражением в правах
И тому подобное.Посмотреть продукцию:
Что в ней там за трещина,
Контр– ли революция,
Анти– ли советчина?Но сказали твердо: "Нет!
Чтоб ни грамма гласности!"
Сам все знает Комитет
Нашей Безопасности.Кто кричит: "Ну то-то же!
Поделом, нахлебники!
Так-то, перевертыши!
Эдак-то, наследники!""Жили, – скажут, – татями!
Сколько злобы в бестиях!" -
Прочитав с цитатами
Две статьи в "Известиях".А кто кинет втихаря
Клич про конституцию,
"Что ж, – друзьям шепнет, – зазря
Мёрли в революцию?!." -По парадным, по углам
Чуть повольнодумствуют:
"Снова – к старым временам…" -
И опять пойдут в уют.А Гуревич говорит:
"Непонятно, кто хитрей?
Как же он – антисемит,
Если друг его – еврей?Может быть, он даже был
Мужества немалого!
Шверубович-то сменил
Имя на Качалова…"Если это, так сказать,
"Злобные пародии", -
Почему бы не издать
Их у нас на Родине?И на том поставьте крест!
Ишь, умы колышутся!
В лагерях свободных мест
Поискать – отыщутся.Есть Совет – они сидят, -
Чтоб "сидели" с пользою,
На счету у них лежат
Суммы грандиозные,Пусть они получат враз -
Крупный куш обломится,
И валютный наш запас
Оченно пополнится.‹1966›
* * *
Экспресс Москва-Варшава, тринадцатое место, -
В приметы я не верю – приметы ни при чем:
Ведь я всего до Минска, майор – всего до Бреста,
Толкуем мы с майором, и каждый – о своем.Я ему про свои неполадки,
Но ему незнакома печаль:
Материально – он в полном порядке,
А морально… Плевать на мораль!Майор неразговорчив – кончал войну солдатом, -
Но я ему от сердца – и потеплел майор.
Но через час мы оба пошли ругаться матом,
И получился очень конкретный разговор.