Собрание сочинений в четырех томах. Том 3. Песни. Стихотворения 2 стр.

Майор чуть-чуть не плакал, что снова уезжает,
Что снова под Берлином еще на целый год:
Ему без этих немцев своих забот хватает, -
Хотя бы воевали, а то – наоборот…

Майор сентиментален – не выдержали нервы:
Жена ведь провожала, – я с нею говорил.
Майор сказал мне после: "Сейчас не сорок первый,
А я – поверишь, парень! – как снова пережил".

1966

* * *

Я – летчик, я – истребитель,
Вылетов шесть на дню.
Хотите, о "мессершмитте",
О двух "фокке-вульфах" – хотите?…
Ладно, повременю.

Сейчас эскадрилья тяжелых – девятка
Уходит в ночной полет.
Ну а теперь я начну по порядку,
Зачем забегать вперед?

Я ложь отличаю от были -
Положено мне различать.
Мы Брест сегодня отбили.
Вчера же мы Брест бомбили,
А в Бресте – дом мой и мать.

Мы сопровождали тяжелых девятку -
Свои свой же город бомбят!
Но… видите, я не могу по порядку,
Опять забегаю назад.

Теряю я голову редко:
Я – ас, но внизу же Брест!
Один так и содит в отметку!..
Я чуть не нажал на гашетку,
Случайно поймав его в крест.

Но вот отбомбилась тяжелых девятка,
Внизу все, как надо, идет.
Все было, как надо, и скоро посадка,
А я забегаю вперед.

Я – летчик, я – истребитель,
Со мною случилась беда,
Я ночью летал в прикрытье,
Хотите, еще пошлите,
Но – чтобы не знать, куда.

‹1967›

* * *

А меня тут узнают -
Ходят мимо и поют,
За мое здоровье пьют
андоксин.
Я же славы не люблю -
Целый день лежу и сплю,
Спросят: "Что с тобой?" – леплю:
так, мол, сплин.

А ко мне тут пристают:
Почему, мол, ты-то тут,-
Ты ведь был для нас статут
и пример!
Что же им ответить мне? -
Мол, ударился во сне,
Мол, влияние извне,
лик химер…

‹1967›

* * *

Что сегодня мне суды и заседанья -
Мчусь галопом, закусивши удила:
У меня приехал друг из Магадана -
Так какие же тут могут быть дела!

Он привез мне про колымскую столицу
небылицы, -
Ох, чего-то порасскажет он под водку
мне в охотку! -
Может, даже прослезится
долгожданная девица -
Комом в горле ей рассказы про Чукотку.

Не начну сегодня нового романа,
Плюнь в лицо от злости – только вытрусь я:
У меня не каждый день из Магадана
Приезжают мои лучшие друзья.

Спросит он меня, конечно, как ребятки, -
всё в порядке! -
И предложит рюмку водки без опаски -
я в завязке.
А потом споем на пару -
ну конечно, дай гитару!
"Две гитары", или нет – две новых сказки.

Не уйду – пускай решит, что прогадала, -
Ну и что же, что она его ждала:
У меня приехал друг из Магадана -
Попрошу не намекать, – что за дела!

Он приехал не на день – он все успеет, -
он умеет! -
У него на двадцать дней командировка -
правда,
ловко?
Он посмотрит все хоккеи,
поболеет, похудеет, -
У него к большому старту подготовка.

Он стихов привез небось – два чемодана, -
Хорошо, что есть кому его встречать!
У меня приехал друг из Магадана, -
Хорошо, что есть откуда приезжать!

1966

* * *

День-деньской я с тобой, за тобой -
Будто только одна забота,
Будто выследил главное что-то -
То, что снимет тоску как рукой.

Это глупо – ведь кто я такой?!
Ждать меня – никакого резона.
Тебе нужен другой и – покой,
А со мной – неспокойно, бессонно.

Сколько лет ходу нет – в чем секрет?
Может, я невезучий – не знаю!
Как бродяга гуляю по маю,
И прохода мне нет от примет.

Может быть, наложили запрет?
Я на каждом шагу спотыкаюсь:
Видно, сколько шагов – столько бед, -
Вот узнаю в чем дело – покаюсь.

3uмa 1966/67

* * *

Подымайте руки,
в урны суйте
Бюллетени, даже не читав, -
Помереть от скуки!
Голосуйте,
Только, чур, меня не приплюсуйте:
Я не разделяю ваш устав!

‹1967›

ЗАБЫЛИ

Икона висит у них в левом углу -
Наверно, они молокане, -
Лежит мешковина у них на полу,
Затоптанная каблуками.

Кровати да стол – вот и весь их уют, -
И две – в прошлом винные – бочки, -
Я словно попал в инвалидный приют -
Прохожий в крахмальной сорочке.

Мне дали вино – и откуда оно! -
На рубль – два здоровых кувшина, -
А дед – инвалид без зубов и без ног -
Глядел мне просительно в спину.

"Желаю удачи!" – сказал я ему.
"Какая там на хрен удача!"
Мы выпили с ним, посидели в дыму, -
И начал он сразу, и начал!..

"А что, – говорит, – мне дала эта власть
За зубы мои и за ноги!
А дел – до черта, – напиваешься всласть -
И роешь культями дороги.

Эх, были бы ноги – я б больше успел,
Обил бы я больше порогов!
Да толку, я думаю, – дед просипел, -
Да толку б и было немного".

"Что надобно, дед?" – я спросил старика.
"А надобно самую малость:
Чтоб – бог с ним, с ЦК, – но хотя бы ЧК
Судьбою интересовалась…"

‹1967›

* * *

Машины идут, вот еще пронеслась -
Все к цели конечной и четкой,
Быть может, из песни Анчарова – МАЗ,
Груженный каспийской селедкой.

Хожу по дорогам, как нищий с сумой,
С умом экономлю копейку
И силы расходую тоже с умом,
И кутаю крик в телогрейку.

Куда я, зачем? – можно жить, если знать.
И можно – без всякой натуги
Проснуться и встать, если мог бы я спать,
И петь, если б не было вьюги.

‹1966›

* * *

Вы учтите, я раньше был стоиком,
Физзарядкой я – систематически…
А теперь ведь я стал параноиком
И морально слабей, и физически.

Стал подвержен я всяким шатаниям -
И в физическом смысле, и в нравственном,
Расшатал свои нервы и знания,
Приходить стали чаще друзья с вином…

До сих пор я на жизнь не сетовал:
Как приказ на работе – так премия.
Но… связался с гражданкою с этой вот,
Обманувшей меня без зазрения.

… Я женился с завидной поспешностью,
Как когда-то на бабушке – дедушка.
Оказалось со всей достоверностью,
Что она была вовсе не девушка.

Я был жалок, как нищий на паперти, -
Ведь она похвалялась невинностью!
В загсе я увидал в ее паспорте
Два замужества вместе с судимостью.

Я мужей ей простил – ох, наивный я,
А она меня – чарами-путами:
Мол, судимости все за невинные
Операции с овоще-фруктами.

И откуда набрался терпенья я,
Когда мать ее – подлая женщина -
Поселилась к нам без приглашения
И сказала: "Так было обещано!"

Они с мамой отдельно обедают,
Им, наверное, очень удобно тут,
И теперь эти женщины требуют
Разделить мою мебель и комнату.

… И надеюсь я на справедливое
И скорейшее ваше решение.
Я не вспыльчивый, и не трусливый я -
И созревший я для преступления!

‹1967›

* * *

Бывало, Пушкина читал всю ночь до зорь я -
Про дуб зеленый и про цепь златую там.
И вот сейчас я нахожусь у Лукоморья,
Командированный по пушкинским местам.

Мед и пиво предпочел зелью приворотному,
Хоть у Пушкина прочел: "Не попало в рот ему…"

Правда, пиво, как назло,
Горьковато стало,
Все ж не можно, чтоб текло
Прям куда попало!

Работал я на ГЭСах, ТЭЦах и каналах,
Я видел всякое, но тут я онемел:
Зеленый дуб, как есть, был весь в инициалах,
А Коля Волков здесь особо преуспел.

И в поэтических горячих моих жилах,
Разгоряченных после чайной донельзя,
Я начал бешено копаться в старожилах,
Но, видно, выпала мне горькая стезя.

Лежали банки на невидимой дорожке,
А изб на ножках – здесь не видели таких.
Попались две худые мартовские кошки,
Просил попеть, но результатов никаких.

‹1967›

* * *

Запретили все цари всем царевичам
Строго-настрого ходить по Гуревичам,
К Рабиновичам не сметь, то же – к Шифманам, -
Правда, Шифманы нужны лишь для рифмы нам.

В основном же речь идет за Гуревичей -
Царский род ну так и прет к ихней девичьей:
Там три дочки, три сестры, три красавицы -
За царевичей цари опасаются.

И Гуревичи всю жизнь озабочены -
Хоть живьем в гроба ложись из-за доченек!
Не устали бы про них песню петь бы мы,
Но назвали всех троих дочек ведьмами.

И сожгли всех трех – цари – их умеючи, -
И рыдали до зари все царевичи,
Не успел растаять дым от костров еще,
А царевичи пошли к Рабиновичам.

Там три дочки, три сестры, три красавицы -
И опять, опять цари опасаются.
Ну а Шифманы смекнули – и Жмеринку
Вмиг покинули, – махнули в Америку.

‹1967 или 1968›

ЛЕКЦИЯ: СОСТОЯНИЕ СОВРЕМЕННОЙ НАУКИ

Не отдавайте в физики детей,
Из них уже не вырастут Эйнштейны,
Сейчас сплошные кризисы идей -
Все физики на редкость безыдейны.

У математиков еще какой-то сдвиг,
Но он у вас не вызовет улыбок,
Ведь сдвиг намечен по теорье игр,
А также и по линии ошибок.

‹Математики все голову ломают, как замять
грехи,
Кибернетики машины заставляют сочинять
стихи,
А биологи искусственно мечтают про живой
белок,
А филологи все время выясняют, кто такой
был Блок.›

Мы, граждане, привыкли с давних пор,
Что каждая идея – есть идея,
А кто-то там с фамилией Нильс Бор
Сказал, что чем безумней – тем вернее…

Нет, Бор, ты от ответа не уйдешь!
Не стыдно ли ученым называться?
Куда же ты толкаешь молодежь
При помощи таких ассоциаций?!

‹Математики все голову ломают, как замять
грехи,
Кибернетики машины заставляют сочинять
стихи,
А биологи искусственно мечтают про живой
белок,
А филологи все время выясняют, кто такой
был Блок.›

Мы все в себе наследственность несем,
Но ведь обидно, до каких же пор так?
Так много наших ген и хромосом
‹Испорчено в пробирках и ретортах!›

Биологи – у них переполох,
Их итальянцы малость обскакали:
Пока ‹они› у нас растят белок -
Уж те зародыш пестуют в стакане.

‹Математики все голову ломают, как замять
грехи,
Кибернетики машины заставляют сочинять
стихи,
А биологи искусственно мечтают про живой
белок,
А филологи все время выясняют, кто такой
был Блок.›

‹1967›

* * *

Реже, меньше ноют раны:
Четверть века – срок большой, -
Но в виски, как в барабаны,
Бьется память, рвется в бой…

Москвичи писали письма,
Что Москвы врагу не взять.
Наконец разобрались мы,
Что назад уже нельзя.

Нашу почту почтальоны
Доставляли через час, -
Слишком быстро – лучше б годы
Эти письма шли от нас!

Мы как женщин боя ждали,
Врывшись в землю и снега, -
И виновных не искали,
Кроме общего врага.

И не находили места -
Ну скорее, хоть в штыки! -
Отступавшие от Бреста
И сибирские полки.

Ждали часа, ждали мига
Наступленья столько дней! -
Чтоб потом писали в книгах:
"Беспримерно, по своей…"

По своей громадной вере,
По желанью отомстить,
По таким своим потерям,
Что ни вспомнить, ни забыть.

Кто остался с похоронной -
Прочитал: "Ваш муж, наш друг…"
Долго будут по вагонам -
Кто без ног, а кто без рук.

Чем и как, с каких позиций
Оправдаешь тот поход -
Почему мы от границы
Шли назад, а не вперед?

Может быть, считать маневром
(Был в истории такой), -
Только лучше б в сорок первом
Нам не драться под Москвой!

… Помогите, хоть немного,
Оторвите от жены!
Дай вам бог поверить в бога -
Если это бог войны!

‹До 1968›

* * *

Хоть нас в наш век ничем не удивить,
Но к этому мы были не готовы, -
Дельфины научились говорить!
И первой фразой было: "Люди, что вы!"

Ученые схватились за главы,
Воскликнули: "А ну-ка, повторите!"
И снова то же: "Люди, что же вы!"
И дальше: "Люди, что же вы творите!

Вам скоро не пожать своих плодов.
Ну, мы найдем какое избавленье… -
Но ведь у вас есть зуб на муравьев,
И комары у вас на подозренье…"

Сам Лилли в воду спрятал все концы,
Но в прессе – крик про мрачные карти‹ны›,
Что есть среди дельфинов мудрецы,
А есть среди дельфинов хунвейбины.

Вчера я выпил небольшой графин
И, видит бог, на миг свой пост покинул.
И вот один отъявленный дельфин
Вскричал: "Долой общение!" – и сгинул.

Когда ж другой дельфин догнал того
И убеждал отречься от крамолы -
Он ренегатом обозвал его
И в довершение крикнул: "Бык комолый!"

‹1968›

* * *

На острове необитаемом
Тропинки все оттаяли,
Идешь – кругом проталины,
И нету дикарей.
Пришел корвет трехпалубный,
Потрепанный и жалобный.
Команда закричала б: "Мы
Остались поскорей!"

Тут началась истерика:
"Да что вам здесь – Америка?"
Корвет вблизи от берега
На рифы налетел.
И попугая спящего,
Ужасно говорящего,
Усталого, ледащего
Тряхнуло между дел.

Сказали – не поверил бы:
Погибли кости с черепом,
А попугай под берегом
Нашел чудной вигвам.
Но он там, тем не менее,
Собрал все население
И начал обучение
Ужаснейшим словам.

Писать учились углями,
Всегда – словами грубыми,
И вскорости над джунглями
Раздался жуткий вой.
Слова все были зычные,
Сугубо неприличные,
А попугай обычно им:
"А ну-ка, все за мной!"

‹1968›

* * *

Все было не так, как хотелось вначале,
Хоть было все как у людей,
Но вот почему-то подолгу молчали,
И песни для них по-другому звучали,
Но, может, не надо, им так тяжелей…
И нужно чуть-чуть веселей.
Ну пожалуйста!

Нам так хорошо, но куда интересней,
Когда все не так хорошо,
И люди придумали грустные песни,
Со мной ей не скучно, не скучно и мне с ней,
И любят, и хвалят их – песни с душой:
"Пожалуйста, спойте еще!
Ну пожалуйста!"

Со Средневековья подобных идиллий
Не видел никто из людей:
Они друг без друга в кино не ходили,
Они друг у друга часы подводили -
Хитрили, чтоб встретиться им поскорей.
He верите? Что? Для детей?
Ну пожалуйста!

‹1968›

* * *

Где-то там на озере
На новеньком бульдозере
Весь в комбинезоне и в пыли -
Вкалывал он до зари,
Считал, что черви – козыри,
Из грунта выколачивал рубли.

Родственники, братья ли -
Артельщики, старатели, -
Общие задачи, харч и цель.
Кстати ли, некстати ли -
Но план и показатели
Не каждому идут, а на артель.

Говорили старожилы,
Что кругом такие жилы! -
Нападешь на крупный куст
Хватит и на зубы, и на бюст.

Как-то перед зорькою,
Когда все пили горькую,
В головы ударили пары, -
Ведомый пьяной мордою,
Бульдозер ткнулся в твердую
Глыбу весом в тонны полторы.

Как увидел яму-то -
Так и ахнул прямо там, -
Втихаря хотел – да не с руки:
Вот уж вспомнил маму-то!..
Кликнул всех – вот сраму-то! -
Сразу замелькали кулаки.

Как вступили в спор чины -
Все дела испорчены:
"Ты, юнец, – Фернандо де Кортец!"
Через час все скорчены,
Челюсти попорчены,
Бюсты переломаны вконец.

1968

* * *

У Доски, где почетные граждане,
Я стоял больше часа однажды и
Вещи слышал там – очень важные.

"… В самом ихнем тылу,
Под какой-то дырой,
Мы лежали в пылу
Да над самой горой, -

На природе, как в песне – на лоне,
И они у нас как на ладони, -
Я и друг – тот, с которым зимой
Из Сибири сошлись под Москвой.

Раньше оба мы были охотники -
А теперь на нас ватные потники
Да протертые подлокотники!

Я в Сибири всего
Только соболя бил, -
Ну а друг – он того -
На медведя ходил.

Он колпашевский – тоже берлога! -
Ну а я из Выезжего Лога.
И еще (если друг не хитрит):
Белку – в глаз, да в любой, говорит…

Разговор у нас с немцем двухствольчатый:
Кто шевелится – тот и кончатый, -
Будь он лапчатый, перепончатый!

Только спорить любил
Мой сибирский дружок -
Он во всем находил
Свой, невидимый прок, -

Оторвался на миг от прицела
И сказал: "Это мертвое тело -
Бьюсь на пачку махорки с тобой!"
Я взглянул – говорю: "Нет – живой!

Ты его лучше пулей попотчевай.
Я опричь того ставлю хошь чего -
Он усидчивый да улёжчивый!"

Друг от счастья завыл -
Он уверен в себе:
На медведя ходил
Где-то в ихней тайге, -

Он аж вскрикнул (негромко, конечно,
Потому что – светло, не кромешно),
Поглядел еще раз на овраг -
И сказал, что я лапоть и враг.

И еще заявил, что икра у них!
И вообще, мол, любого добра у них!..
И – позарился на мой браунинг.

Я тот браунинг взял
После ходки одной:
Фрица, значит, подмял,
А потом – за спиной…

И за этот мой подвиг геройский
Подарил сам майор Коханойский
Этот браунинг – тот, что со мной,
Он уж очень мне был дорогой!

Но он только на это позарился.
Я и парился, и мытарился…
Если б знал он, как я отоварился!

Я сначала: "Не дам,
Не поддамся тебе!"
А потом: "По рукам!" -
И аж плюнул в злобе.

Ведь не вещи ‹же› – ценные в споре!
Мы сошлись на таком договоре:
Значит, я прикрываю, а тот -
Во весь рост на секунду встает…

Мы еще пять минут погутарили -
По рукам, как положено, вдарили, -
Вроде нá поле – на базаре ли!

Шепчет он: "Коль меня
И в натуре убьют -
Значит, здесь схоронят,
И – чего еще тут…"

Поглядел еще раз вдоль дороги -
И шагнул, как медведь из берлоги, -
И хотя уже стало светло -
Видел я, как сверкнуло стекло.

Я нажал – выстрел был первосортненький,
Хотя "соболь" попался мне вёртненький.
А у ног моих – уже мёртвенький…

Что теперь и наган мне -
Не им воевать.
Но свалился к ногам мне -
Забыл, как и звать, -

На природе, как в песне – на лоне.
И они у нас как на ладони.
… Я потом разговор вспоминал:
Может, правда – он белок стрелял?…

Назад Дальше