Сентиментальное путешествие по Франции и Италии 3 стр.

Я храню эту табакерку наравне с предметами культа моей религии, чтобы она способствовала возвышению моих помыслов; по правде сказать, без нее я редко отправляюсь куда-нибудь; много раз вызывал я с ее помощью образ ее прежнего владельца, чтобы внести мир в свою душу среди мирской суеты; как я узнал впоследствии, он был весь в ее власти лет до сорока пяти, когда, не получив должного вознаграждения за какие-то военные заслуги и испытав в то же время разочарование в нежнейшей из страстей, он бросил сразу и меч и прекрасный пол и нашел убежище не столько в монастыре своем, сколько в себе самом.

Грустно у меня на душе, ибо приходится добавить, что, когда я спросил о патере Лоренцо на обратном пути через Кале, мне ответили, что он умер месяца три тому назад и похоронен, по его желанию, не в монастыре, а на принадлежащем монастырю маленьком кладбище, в двух лье отсюда. Мне очень захотелось взглянуть, где его похоронили, - и вот, когда я вынул маленькую роговую табакерку, сидя на его могиле, и сорвал в головах у него два или три кустика крапивы, которым там было не место, это так сильно подействовало на мои чувства, что я залился горючими слезами, - но я слаб, как женщина, и прошу моих читателей не улыбаться, а пожалеть меня.

ДВЕРИ САРАЯ
КАЛЕ

Все это время я ни на секунду не выпускал руки моей дамы; я держал ее так долго, что было бы неприлично выпустить ее, не прижав сперва к губам. Когда я это сделал, кровь и оживление, сбежавшие с ее лица, потоком хлынули к нему снова.

Случилось, что в эту критическую минуту проходили мимо два путешественника, заговорившие со мной в каретном дворе; увидев наше обращение друг с другом, они, естественно, забрали себе в голову, что мы, - по крайней мере, муж и жена; вот почему, когда они остановились, подойдя к дверям сарая, один из них, а именно пытливый путешественник, спросил нас, не отправляемся ли мы завтра утром в Париж. - Я сказал, что могу ответить утвердительно только за себя, а дама прибавила, что она едет в Амьен. - Мы вчера там обедали, - сказал простодушный путешественник. - Ваша дорога в Париж проходит прямо через этот город, - прибавил его спутник. Я собирался было рассыпаться в благодарностях за сообщение, что Амьен лежит на дороге в Париж, но, вытащив роговую табакерку бедного монаха с целью взять из нее щепотку табаку, - я спокойно поклонился им и пожелал благополучно доехать до Дувра. - и они нас покинули.

- А что будет плохого, - сказал я себе, - если я попрошу эту удрученную горем даму занять половину моей кареты? - Какие великие беды могут от этого произойти?

Все грязные страсти и гадкие наклонности естества моего всполошились, когда я высказал это предположение. - Тебе придется тогда взять третью лошадь, - сказала Скупость, - и за это карман твой поплатится на двадцать ливров. - Ты не знаешь, кто она, - сказала Осмотрительность, - и в какие передряги может вовлечь тебя твоя затея, - шепнула Трусость.

- Можешь быть уверен, Йорик, - сказало Благоразумие, - что пойдет слух, будто ты отправился в поездку с любовницей и с этой целью сговорился встретиться с ней в Кале.

- После этого, - громко закричало Лицемерие, - тебе невозможно будет показаться в свете, - или сделать церковную карьеру, - прибавила Низость, - и быть чем-нибудь побольше паршивого пребендария.

- Но ведь этого требует вежливость, - сказал я, - и так как в поступках своих я обыкновенно руковожусь первым побуждением и редко прислушиваюсь к подобным наговорам, которые, насколько мне известно, способны только обратить сердце в камень, - то я мигом повернулся к даме -

- Но пока шла эта тяжба, она незаметно ускользнула и к тому времени, когда я принял решение, успела сделать по улице десять или двенадцать шагов; я поспешно бросился вдогонку, чтобы как-нибудь поискуснее сделать ей свое предложение; однако, заметив, что она идет, опершись щекой на ладонь и потупив в землю глаза - медленными, размеренными шагами человека, погруженного в раздумье, - я вдруг подумал, что и она обсуждает тот же вопрос. - Помоги ей, боже! - сказал я, - верно, у нее, как и у меня, есть какая-нибудь ханжа-тетка, свекровь или другая вздорная старуха, с которыми ей надо мысленно посоветоваться об этом деле. - Вот почему, не желая ей мешать и решив, что галантнее будет взять ее скромностью, а не натиском, я повернул назад и раза два прошелся перед дверями сарая, пока она продолжала свой путь, погруженная в размышления.

НА УЛИЦЕ
КАЛЕ

При первом же взгляде на даму решив в своем воображении, "что она существо высшего порядка", - и выставив затем вторую аксиому, столь же неоспоримую, как и первая, а именно, что она - вдова, удрученная горем, - я дальше не пошел: - я и так достаточно твердо занимал положение, которое мне нравилось - так что, пробудь она бок о бок со мной до полуночи, я остался бы верен своим догадкам и продолжал рассматривать ее единственно под углом этого общего представления.

Но не отошла она еще от меня и двадцати шагов, как что-то во мне стало требовать более подробных сведений - навело на мысль о предстоящей разлуке - может быть, никогда больше не придется ее увидеть - сердцу хочется сберечь, что можно; мне нужен был след, по которому желания мои могли бы найти путь к ней в случае, если бы мне не довелось больше с ней встретиться; словом, я желал узнать ее имя - ее фамилию - ее общественное положение; так как мне известно было, куда она едет, то захотелось узнать, откуда она приехала; но не было никакого способа подступиться к ней за всеми этими сведениями: деликатность воздвигала на пути сотню маленьких препятствий. Я строил множество различных планов. - Нечего было и думать о том, чтобы спросить ее прямо, - это было невозможно.

Бойкий французский офицерик, проходивший по улице приплясывая, показал мне, что это самое легкое дело на свете; действительно, проскользнув между нами как раз в ту минуту, когда дама возвращалась к дверям сарая, он сам мне представился и, не успев еще как следует отрекомендоваться, попросил меня сделать ему честь и представить его даме. - Я сам не был представлен, - тогда, повернувшись к ней, он сделал это самостоятельно, спросив ее, не из Парижа ли она приехала? - Нет; она едет по направлению к Парижу, - сказала дама. - Vous n'etes pas de Londres? - Нет, не из Лондона, - отвечала она. - В таком случае мадам прибыла через Фландрию. Apparemment vous etes Flamande? - спросил французский офицер. - Дама ответила утвердительно. - Peut-etre de Lisle? - продолжал он. - Она сказала, что не из Лилля. - Так, может быть, из Арраса? - или из Камбре? - или из Гента? - или из Брюсселя? - Дама ответила, что она из Брюсселя.

Он имел честь, - сказал офицер, - находиться при бомбардировке этого города в последнюю войну. Брюссель прекрасно расположен pour cela и полон знати, когда имперцы вытеснены из него французами (дама сделала легкий реверанс); рассказав ей об этом деле и о своем участии в нем, - он попросил о чести узнать ее имя - и откланялся.

- Et Madame a son mari? - спросил он, оглянувшись, когда уже сделал два шага - и, не дожидаясь ответа, - понесся дальше своей танцующей походкой.

Даже если бы я семь лет обучался хорошим манерам, все равно я бы не способен был это проделать.

САРАЙ
КАЛЕ

Когда французский офицерик ушел, явился мосье Дессен с ключом от сарая в руке и тотчас впустил нас в свой склад повозок.

Первым предметом, бросившимся мне в глаза, когда мосье Дессен отворил двери, был другой старый ободранный дезоближан; но хотя он был точной копией того, что лишь час назад пришелся мне так по вкусу на каретном дворе, - теперь один его вид вызвал во мне неприятное ощущение; и я подумал, каким же скаредом был тот, кому впервые пришла в голову мысль соорудить такую штуку; не больше снисхождения оказал я человеку, у которого могла явиться мысль этой штукой воспользоваться.

Я заметил, что дама была столь же мало прельщена дезоближаном, как и я; поэтому мосье Дессен подвел нас к двум стоявшим рядом каретам и, рекомендуя их нашему вниманию, сказал, что они куплены были лордами А. и Б. для grand tour , но дальше Парижа не побывали и, следовательно, во всех отношениях так же хороши, как и новые. - Они были слишком хороши, - почему я перешел к третьей карете, стоявшей позади, и сейчас же начал сговариваться о цене. - Но в ней едва ли поместятся двое, - сказал я, отворив дверцу и войдя в карету. - Будьте добры, мадам, - сказал мосье Дессен, предлагая руку, - войдите и вы. - Дама поколебалась с полсекунды и вошла; в это время слуга кивком подозвал мосье Дессена, и тот захлопнул за нами дверцу кареты и покинул нас.

САРАЙ
КАЛЕ

- C'est bien comique, это очень забавно, - сказала дама, улыбаясь при мысли, что уже второй раз мы остались наедине благодаря нелепому стечению случайностей. - C'est bien comique, - сказала она.

- Чтобы получилось совсем забавно, - сказал я, - не хватает только комичного употребления, которое сделала бы из этого французская галантность; сначала объясниться в любви, а затем предложить свою особу.

- В этом их сила, - возразила дама.

- Так, по крайней мере, принято думать, - а почему это случилось, - продолжал я, - не знаю, но, несомненно, французы стяжали славу людей, наиболее, понимающих в любви и наилучших волокит на свете; однако что касается меня, то я считаю их жалкими пачкунами и, право же, самыми дрянными стрелками, какие когда-либо испытывали терпение Купидона.

Надо же такое выдумать: объясняться в любви при помощи sentiments!

- С таким же успехом я бы выдумал сшить изящный костюм из лоскутков. - Объясниться - хлоп - с первого же взгляда признанием - значит подвергнуть свое предложение и самих себя вместе с ним, со всеми pours и contres , суду холодного разума.

Дама внимательно слушала, словно ожидая, что я скажу еще.

- Возьмите, далее, во внимание, мадам, - продолжал я, - кладя свою ладонь на ее руку -

Что серьезные люди ненавидят Любовь из-за самого ее имени -

Что люди себялюбивые ненавидят ее из уважения к самим себе -

Лицемеры - ради неба -

И что, поскольку все мы, и старые и молодые, в десять раз больше напуганы, чем задеты, самым звуком этого слова -

Какую неосведомленность в этой области человеческих отношений обнаруживает тот, кто дает слову сорваться со своих губ, когда не прошло еще, по крайней мере, часа или двух с тех пор, как его молчание об этом предмете стало мучительным. Ряд маленьких немых знаков внимания, не настолько подчеркнутых, чтобы вызвать тревогу, - но и не настолько неопределенных, чтобы быть неверно понятыми, - да время от времени нежный взгляд, брошенный без слов или почти без слов, - оставляет Природе права хозяйки, и она все обделает по своему вкусу. -

- В таком случае, - сказала, зардевшись, дама, - я вам торжественно объявляю, что все это время вы объяснялись мне в любви.

САРАЙ
КАЛЕ

Мосье Дессен, вернувшись, чтобы выпустить нас из кареты, сообщил даме о прибытии в гостиницу графа Л., ее брата. Несмотря на все свое расположение к спутнице, не могу сказать, чтобы в глубине сердца я этому событию обрадовался - я не выдержал и признался ей в этом: ведь это гибельно, мадам, - сказал я, - для предложения, которое я собирался вам сделать. -

- Можете мне не говорить, что это было за предложение, - прервала она меня, кладя свою руку на обе мои. - Когда мужчина, милостивый государь мой, готовится сделать женщине любезное предложение, она обыкновенно заранее об этом догадывается. -

- Оружие это, - сказал я, - природа дала ей для самосохранения. - Но я думаю, - продолжала она, глядя мне в лицо, - мне нечего было опасаться - и, говоря откровенно, я решила принять ваше предложение. - Если бы я это сделала - (она минуточку помолчала), - то, думаю, ваши добрые чувства выманили бы у меня рассказ, после которого единственной опасной вещью в нашей поездке была бы жалость.

Говоря это, она позволила мне дважды поцеловать свою руку, после чего вышла из кареты с растроганным и опечаленным взором - и попрощалась со мной.

НА УЛИЦЕ
КАЛЕ

Никогда в жизни не случалось мне так быстро заключать сделку на двадцать гиней. Когда я лишился дамы, время потянулось для меня томительно-медленно; вот почему, зная, что теперь каждая минута будет равняться двум, пока я сам не приду в движение, - я немедленно заказал почтовых лошадей и направился в гостиницу.

- Господи! - сказал я, услышав, как городские часы пробили четыре, и вспомнив, что нахожусь в Кале всего лишь час с небольшим -

- Какой толстый том приключений может выйти из этого ничтожного клочка жизни у того, в чьем сердце на все находится отклик и кто, приглядываясь к каждой мелочи, которую помещают на пути его время и случай, не упускает ничего, чем он может со спокойной совестью завладеть -

- Из одного ничего не выйдет, выйдет - из другого - все равно - я сделаю пробу человеческой природы. - Вознаграждением мне служит самый мой труд - с меня довольно. - Удовольствие, доставляемое мне этим экспериментом, держало в состоянии бодрого напряжения мои чувства и лучшую часть моих жизненных сил, усыпляя в то же время их более низменную часть.

Жаль мне человека, который способен пройти от Дана до Вирсавии, восклицая: "Как все бесплодно кругом!" - ведь так оно и есть; таков весь свет для того, кто не хочет возделывать приносимых им плодов. Ручаюсь, - сказал я, весело хлопая в ладоши, - что, окажись я в пустыне, я непременно отыскал бы там что-нибудь способное пробудить во мне приязненные чувства. - Если бы не нашлось ничего лучшего, я бы сосредоточил их на душистом мирте или отыскал меланхоличный кипарис. чтобы привязаться к нему - я бы вымаливал у них тень и дружески их благодарил за кров и защиту - я бы вырезал на них мое имя и поклялся, что они прекраснейшие деревья во всей пустыне; при увядании их листьев я научился бы горевать, и при их оживлении ликовал бы вместе с ними.

Ученый Смельфунгус совершил путешествие из Булони в Париж - из Парижа в Рим - и так далее, - но он отправился в дорогу, страдая сплином и разлитием желчи, отчего каждый предмет, попадавшийся ему на пути, обесцвечивался или искажался. - Он написал отчет о своей поездке, но то был лишь отчет о его дрянном самочувствии.

Я встретил Смельфунгуса в большом портике Пантеона - он только что там побывал. - Да ведь это только огромная площадка для петушиных боев , - сказал он, - Хорошо, если вы не сказали чего-нибудь похуже о Венере Медицейской, - ответил я, так как, проезжая через Флоренцию, слышал, что он непристойно обругал богиню и обошелся с ней хуже, чем с уличной девкой, без малейшего к тому повода.

Я снова столкнулся со Смельфунгусом в Турине, когда он уже возвращался домой; он мог рассказать лишь печальную повесть о злоключениях, в которой "говорил о бедствиях на суше и на морях, о каннибалах, что едят друг друга: антропофагах", - на каждой станции, где он останавливался, с него живого сдирали кожу, его терзали и мучили хуже, чем святого Варфоломея. -

- Я расскажу об этом, - кричал Смельфунгус, - всему свету! - Лучше бы вы рассказали, - сказал я, - вашему врачу.

Мундунгус, обладатель огромного состояния, совершил длинное круговое путешествие: он проехал из Рима в Неаполь - из Неаполя в Венецию - из Венеции в Вену - в Дрезден, в Берлин, не будучи в состоянии рассказать ни об одном великодушном поступке, ни об одном приятном приключении; он ехал прямо вперед, не глядя ни направо, ни налево, чтобы ни Любовь, ни Жалость не совратили его с пути.

Мир им! - если они могут его найти; но само небо, хотя бы туда открыт был доступ людям такого душевного склада, не имело бы возможности его дать, - пусть даже все блаженные духи прилетели бы на крыльях любви приветствовать их прибытие, - и ничего не услышали бы души Смельфунгуса и Мундунгуса, кроме новых гимнов радости, новых восторгов любви и новых поздравлений с общим для всех их блаженством. - Мне их сердечно жаль: они не выработали никакой восприимчивости к нему; и хотя бы даже Смельфунгусу и Мундунгусу отведено было счастливейшее жилище на небесах, они чувствовали бы себя настолько далекими от счастья, что души Смельфунгуса и Мундунгуса веки вечные предавались бы там сокрушению.

МОНТРЕЙ

В дороге я потерял с задка кареты чемодан и дважды выходил под дождем, один раз увязнув по колена в грязи, чтобы помочь кучеру вновь привязать его, но все не мог понять, чего мне недостает. - Только но приезде в Монтрей, когда хозяин гостиницы спросил, не нужен ли мне слуга, я вдруг сообразил, что мне недостает именно слуги.

- Слуга! До зарезу нужен, - сказал я. - Дело в том, мосье, - продолжал хозяин, - что здесь есть смышленый парень, который почел бы за большую честь служить у англичанина. - Но почему у англичанина предпочтительнее, чем у кого-нибудь другого? - Англичане так щедры, - сказал хозяин. - Голову отдам на отсечение, - сказал я про себя, - если мне не придется поплатиться за это лишним ливром сегодня же вечером. - Но они могут себе это позволить, - прибавил он. - За это выкладывай еще один ливр, - подумал я. - Не далее, как прошедшую ночь, - продолжал хозяин, - un Mylord Anglais presentait un ecu a la fille de chambre. - - Tant pis pour Mademoiselle Jeanneton , - сказал я.

Назад Дальше