В книге севастопольских авторов воспроизводятся героические страницы истории отечественного флота. В повести "Всплытие" освещены малоизвестные события 1907-1909 гг., связанные с зарождением подводного флота на Черном море. Герои - подводники-добровольцы, рисковавшие жизнью для освоения принципиально новых морских судов.
Содержание:
От автора 1
Пролог 1
Утром 2
Первый визит к Нептуну 3
Беспокойная зима 4
Страсти отца Артемия 4
У каждого свои заботы 6
Вестовой Бордюгов 7
В городе 8
Сиреневая женщина 9
Задачи предстоящие 10
Первая виктория 10
Гранд-вертеп 11
Письмо отца 12
Навьи чары 12
Неприкаянный инженер-поручик 14
Исцеление 16
Перфильев 17
Ламзин 20
Фея 21
Любовь 22
"Лекция" о Толстом 24
В госпитале 26
У главного командира 28
Каждому свое 29
Последние ниточки рвутся 32
Шипы и розы 33
Гибель "Камбалы" 34
Что есть истина? 37
Высочайший смотр 38
И царям порой не спится 39
Мене. Текел. Перес 41
Потерянный рай 42
Отец Липы 44
На перепутье 45
Примечания 46
Петров Владимир Федорович
Аннотация издательства: В книге севастопольских авторов воспроизводятся героические страницы истории отечественного флота. В повести "Всплытие" освещены малоизвестные события 1907-1909 гг., связанные с зарождением подводного флота на Черном море. Герои - подводники-добровольцы, рисковавшие жизнью для освоения принципиально новых морских судов.
Петров В. Ф. Всплытие
Тем, кто первыми бесстрашно шел на хрупких стальных скорлупках под таинственный свод моря - первым русским подводникам посвящается эта повесть
От автора
О первых русских подводниках в художественной литературе написано мало. А ведь они, эти мужественные люди, были лучшими из лучших на царском флоте. Ценою больших усилий и тяжких жертв, осваивая новый вид морского оружия, они много сделали для создания отечественного, русского, подводного флота и практически заложили основы того мастерства, которое помогло потом советским подводникам успешно топить хваленых гитлеровских морских асов. И на гребне Октябрьского разлома большинство офицеров, не говоря уже о матросах, оказалось на стороне трудового народа.
Интересные это были люди.
Повесть охватывает события на Черноморском флоте и в Севастополе с 1907 по 1909 год, построена на историческом материале. Все, что происходит на ее страницах, даже отдельные эпизоды, имело место в действительности. Не вымышлены и фамилии персонажей, изменена лишь фамилия главного героя.
В центре повествования - молодой инженер Алексей Несвитаев - думающий, честный офицер, прототипом для которого послужил один из ведущих конструкторов первых советских подводных лодок.
Для работы использован большой исторический материал.
Пролог
Осенним утром 1907 года катился по Тавриде необычный железнодорожный состав: за паровозом - наглухо запечатанный товарный вагон, следом - открытая платформа, на которой громоздилось нечто внушительное, длинное, укрытое брезентом; и замыкал короткий состав желтый спальный вагон. На крупных станциях эшелон не останавливался да на малых тоже подолгу не задерживался и весь путь от Балтийского до Черного моря одолел за какие-то сорок с небольшим часов. Видно, были обстоятельства, которые заставляли маленький похожий на черного жука паровоз торопко крутить колесами.
Наш эшелон бодро катил по сложным и, увы, неславным страницам истории России. Болью поражения в Японской войне, разочарованием в недавней революции, повальным отречением от опасных, как показала жизнь, идеалов свободы веяло с этих страниц. Но даже когда умирают идеалы, остаются законы механики, по которым крутятся паровозные колеса. Они-то и влекли сейчас за собой платформу с запеленутой в брезент подводной лодкой "Лосось".
Куда? Зачем?
После Цусимы россияне с горечью постигли: флота больше нет. "От флота остались одни адмиралы", - грустно обронил изрядный русский корабел и острослов Кази. Флот нужно было создавать заново.
Но какой? И нужно ли вообще? Мнения троились.
"Россия страна сухопутная, ей нужна крепкая армия, флот вообще не нужен", - гудел горластый дядька царя, великий князь Николай Николаевич. Царь от него отмахивался: нужен флот, нужен.
Другой великий князь, шеф флота Алексей Александрович, мужчина корпулентный, ориентируясь, надо полагать, в основном на свой семипудовый вес, ярился и стоял на строительстве флота мощного, броненосного. Николай II слушал тоскливо: где взять денег? Поди, на эти самые броненосцы Морское ведомство запросит пару сотен миллионов. А после Японской войны казна пуста, как голова этого Алексея Александровича.
Кази - царь к его мнению прислушивался - настаивал на флоте минном, малотоннажном, зато многочисленном. Алексей Александрович - "семь пудов августейшего мяса", как однажды прилепил ему кличку тот же Кази, - сопел и стоял на своем.
- Ваше высочество, - выпалил в сердцах корабел, исчерпав все логические аргументы, - вообразите, что вместо рекрутского набора вы раскормили Голиафа ростом с гору, одели в панцирь - ничто его не берет, - и вдруг накануне сражения он, подлец, обожрался и у него понос - что вы будете делать?
Августейший шеф флота задумался и, честно припомнив, что сам порой оказывался в пикантном положении объевшегося Голиафа, сдался.
Царь облегченно вздохнул и волеизъявил: быть флоту минному и подводному!
Интерес к боевому подводному флоту возник во многих странах как-то сразу, в начале 20 века, века гонки вооружения. Восемь пудов пироксилина, которые одной только самодвижущейся миной Уайтхеда (так тогда назывались торпеды) можно скрытно вмазать в борт противника, - не шутка. А если этих мин несколько? Не все державы делали одинаковую ставку на подводное оружие. Немцы и британцы пока ориентировались на крупные линейные силы. Зато во Франции и Италии фантазия конструкторов Лабефа и Лауренти была неистощима, там вовсю клепались подводные лодки - ныряющие, полупогружные и других оригинальных проектов. "Подводные лодки годятся только для защиты гаваней, - недальновидно заявил тогда обычно дальновидный немецкий адмирал Тирпиц, - пусть иностранцы рискуют людьми и деньгами для этих опытов".
Россия решила рискнуть. И не было в этом ничего странного: так же естественно, как текут со Среднерусской возвышенности к разным морям могучие русские реки, так и нация, разрастаясь по их течению и мужая, исторически закономерно должна была в конце концов к этим морям выйти. Но, овладев морскими берегами, их надо было защищать. И не только с суши, не только с морской поверхности, но и из-под воды. И потому, едва успев выйти в начале 18 века к Балтийским водам, русский человек сразу же стал думать, как овладеть морскими глубинами. В 1724 году крестьянский сын Ефим Никонов исхитряет "потаенное судно", сиречь первую русскую подводную лодку, на палубе которой устанавливает связку медных труб, начиненных селитрой! (Нераскрытая тайна: уж не первая ли это в мире ракетная подводная лодка?). В 1866 году по проекту И. Ф. Александровского строится подлодка с механическим двигателем, работающим на сжатом воздухе, вслед за ним, в 1884 году, С. К. Джевецкий создает лодку с электрическим двигателем, питающимся от аккумуляторной батареи. И все это - в нищей России, в других странах пока ничего подобного нет! Наконец, Иван Григорьевич Бубнов совместно с инженером Беклемишевым конструируют и в 1903 году спускают на воду первоклассную по тем временам боевую подводную лодку "Дельфин", по своим качествам ничуть не уступающую заморским образцам. Русские рвутся под воду. Но Россия была бы не Россией, если бы делала ставку лишь на своих умельцев. Одновременно с выдачей серийного заказа Бубнову были заключены контракты на строительство трех лодок в Германии, у Круппа, а также на дюжину американских субмарин солидной фирмы "Голланд" и не ахти какой солидной лесосплавной (!) конторы Симона Лэка. Странно, не правда ли? Россия покупает оружие за границей. Во все времена ни одна страна мира не желала усиления России. Какого же качества оружие могла ожидать она в подарок от Запада?
Сверхдорогие германские унтервассерботы оказались с сюрпризом: мина Уайтхеда нового образца, 1903 года, не засовывалась в минные аппараты. Аппараты оказались ровно на три вершка короче мин! "О, майн гот, - разводили руками аккуратные немецкие инженеры, - ми сделал, как ви хотел". Действительно, на проектных чертежах стояли согласующие подписи русских специалистов из Морского ведомства. Специалистов, командированных за границу, увы, не по признакам компетентности - по родственным связям. Зато немцы, не имевшие до того опыта подводного судостроения, понаторев на щедром славянском заказе, вовсю пошли строить уже для себя лодки знамени той серии "U".
Американцы же, - о, Веспасианово "деньги не пахнут" янки могли бы смело начертать на своем звездно-полосатом флаге, - урвав за свои субмарины хороший куш из русского несытого морского бюджета, бессовестно выторговали у японцев взятку в три миллиона долларов за обязательство затянуть постройку лодок до окончания русско-японской войны. Обязательство это они "честно" выполнили, а под занавес сняли топографический план Либавского военного порта, где Лэк достраивал свои субмарины, и выгодно загнали этот план германской военной разведке - заодно с секретными чертежами своих субмарин.
Вот так, увы, заканчиваются мезальянсы сопящей кондовой тупости с утонченной подлостью.
Тем временем Бубнов успел спустить на воду пятнадцать своих подводных лодок.
В итоге Россия, уступая лишь Франции, вышла на второе место в мире по численности подводного флота: к концу 1906 года она имела 29 подводных лодок, дюжину из которых, впрочем, через несколько лет пришлось списать в металлолом.
Подводные лодки базировались в Либаве и Владивостоке. Вообще говоря, в те годы их столько раз перебрасывали по чугунке с Запада на Восток и обратно, что у подводников количество наезженных железнодорожных верст во много раз превышало протяженность миль наплаванных. Зато японская и германская разведки приходили в отчаяние от безуспешных попыток постичь смысл этих перебросок. Загадка славянской души, - разводили они руками.
Ах, как были хрупки и ненадежны эти первые ныряющие стальные скорлупки водоизмещением всего-то в 100- 200 тонн. Но на них плавали особенные люди. Прежде всего потому, что они добровольно избрали себе рисковый подводный жребий. И матросы и офицеры. Под таинственный свод моря шли энтузиасты, романтики. Поначалу романтиков были сотни. После гибели экипажа "Дельфина", в 1904 году, половина из них покинула подводный флот. Тоже добровольно. Зато остались романтики мужественные, высшей пробы. Но даже не это, пожалуй, было сутью подводников. Демократизм. Демократизм во взаимоотношениях офицеров и матросов. Немыслимый в условиях флота надводного. Ничто так не сближало людей, как подводная лодка. Одна общая судьба, впрессованная в тесную стальную оболочку, один в скромном кипарисовом окладе образ Николы Морского над глубиномером, один общий! камбуз, один (да извинят меня дамы) красной медью сияющий подводный унитаз и тридцать кубометров отравленного воздуха - поровну, честно, на всех членов экипажа. Фанаберия надводного золотопогонства была бы тут просто смешна и неуместна. Все были на виду друг у друга, все друг друга прекрасно знали и не то чтобы уважали в современном смысле слова, но были крепко привязаны один к другому, ибо "член экипажа подводной лодки, не пользующийся признанием и авторитетом среди офицеров и нижних чинов, - как говорилось в "Положении о прохождении службы в Подводном плавании" от 1906 года, - подлежит списанию с нее". За 13 лет существования царского подводного флота никогда никто из офицеров-подводников не опозорил себя рукоприкладством.
Но покуда я испытывал терпение читателя экскурсом в прошлое, наш эшелон проскочил первый туннель перед Севастополем. Подводники приникли к окнам. В глаза плеснулась изумрудная зелень Севастопольской бухты.
Утром
Алексей Несвитаев, инженер-подпоручик, помощник командира "Лосося", проснулся от привычного корабельного шума; даже не проснулся, только начал всплывать из глубин предутреннего крепкого молодого сна. Над головой, по верхней палубе плавучей базы "Днестр", где жили подводники, ломовыми битюгами громыхали матросы в безразмерных башмачищах, "гадах". Сипло гудели боцманские дудки. Бр-р, отвратительный звук, а, поди, открой Морской устав: исхитрил же некий вдохновенный композитор из этих неэстетичных звуков целую серию командных рулад...
Несвитаев открыл глаза. Боже, ну что они так гремят! У нашего подпоручика побаливает голова. После банкета. Почти непьющий, вчера выпил - по поводу спуска на воду "Лосося". Он снова прикрыл веки. Сегодня воскресенье, можно не торопиться с подъемом.
Ну и спуск был давеча - и смех и грех. Пухлые губы молодого офицера скривились в усмешке: при всем своем добродушии он не лишен язвительности...
Так как операцию по спуску "Лосося" предполагалось провести в режиме строжайшей секретности, то, естественно, к концу недели ажитация вокруг подготовки к спуску, подогреваемая разнотолками вредного, настырного городского обывателя, достигла такого накала, что в конечном итоге о точном времени и месте спуска знал хоть и не весь город, но три четверти его населения; лишь глухие, младенцы и старые маразматики не ведали об этом. Неудивительно, что к началу потаенной операции к запретному месту потянулись не только мастеровые Лазаревского адмиралтейства, - противоположный берег бухты Южной был усеян любопытствующими горожанами.
Новый, за русские хлеб и сало приобретенный недавно у Британии плавучий кран фирмы "Сван-Хунтер и Ричардсон", натужно заскрипев стальной мускулатурой, выдохнул клуб дыма с паром и тяжело оторвал от платформы стотонную лодку. Несвитаев с тремя матросами сидел уже в ялике, готовый, как только "Лосось" приводнится, забраться внутрь, проверить, нет ли где течи. Опутанный сетью тросов, "Лосось" казался снизу жалким, беспомощным. Все шло отлично, но вдруг невесть откуда подкатил сиявший медной трубой флагманский катер "Ростислав" с Главным Командиром флота Виреном, которого никто не ждал. Начальство, руководившее спуском, при появлении ядовитого адмирала пришло было поначалу в легкое замешательство, но тут же, шалея от рвения выказаться перед "Главным черномором", явило великую распорядительность. Десятки ртов одновременно стали выкрикивать совершенно противоположные команды, в воздухе заплескались рукава кожаных и каучуковых форменных пальто, и минуту до того четкая организация превратилась в балаган. Длинный хобот плавкрана дергался то влево, то в право, "Лосось" начал угрожающе раскачиваться. Неизвестно, чем бы это кончилось, если б вдруг не заглохла машина, дававшая крану жизнь. Из окошка крановой будки показалась свекольная от гнева физиономия английского мастера, и сверху посыпались замысловатые ругательства, свидетельствующие об успешном освоении англичанином богатств народного языка россиян.
Свирепый Вирен одобрительно кивнул заморскому спецу и резюмировал его английские годдемы и русский мат парой своих сочных оскорблений в адрес оплошавших распорядителей. После этого все руководство спуском было поручено старому заводскому такелажнику Филиппычу. Тот за шесть с половиной минут завершил операцию, а через час, приняв от Несвитаева в презент варварски полную кружку спирта, который подводники почему-то называли шилом, пренахально хвастал, что, мол, кабы не ихние высокородия, он-де эту муру закруглил бы в пять минут...
Тихонько постучавшись, в каюту бочком вошел крупный Павел Бордюгов, вестовой Несвитаева, моторист с "Лосося". Покосился на своего начальника, лежащего с полузакрытыми глазами, понял, не спит, наблюдает; аккуратно повесил на спинку кресла выутюженный сюртук с узкими серебряными погонами инженера, смахнул ветошкой невидимую пыль со стола. Переминаясь, вежливо кашлянул: какие, мол, указания на сегодня?
- Что, Павел, как вчера гульнулось? - улыбнулся Несвитаев.
- Дома у мамаши был, - хмуро ответил тот.
- Ах да...- офицер чуть смутился, забыл, его вестовой - единственный среди экипажа местный, севастопольский. - Ну, а мамаша как поживает?
- Поживает как поживает, - неохотно ответил матрос, но тут же махнул рукой и сказал: - Да что уж там, все равно вы узнаете. Плохо мамаша поживает. Горе у нас. Братуху моего старшого, Степана, повесили намедни.
- Ка-ак повесили?
- А вот так вот, за шею! В общем, ваше благородие, эсер был брат. Два месяца тому участвовал в покушении на какого-то военного прокурора, и вот. - В голубых глазах Павла тоска и растерянность, - вы бы, ваше благородие, лучше себе какого другого вестового подыскали.
- Вот что, Павел, - Несвитаев сел в постели, - да сядь ты, сядь, не топчись. Глупости насчет другого вестового оставь. А сейчас иди к боцману, скажи, я отпустил тебя до затрашнего утра. Побудь с матерью. Постой. Отдай вот это матушке.
Он вытащил из мундира, вложил в нагрудный карман робы вестового несколько синеньких пятирублевок.
- Да бери, бери, Паша, не на выпивку даю - для матери твоей. Ведь мы с тобой побратимы в некотором роде, так ведь?
- За заботу да ласку спасибо, Алексей Николаевич, а это - пустое это.
Павел упрямо мотнул головой и, выложив на столешницу деньги, вышел.
Они действительно были побратимы: три года назад Бордюгов спас Несвитаеву жизнь - во время катастрофы "Дельфина" вытащил захлебнувшегося подпоручика на поверхность.